Апофеозом боя стал взрыв снарядного погреба, разворотивший весь северный склон высоты. Японцы потом утверждали, что подрыв произвел некий бесстрашный самурай, кинувшийся в погреб с гранатой, а русские, что погреб вместе с японцами, захватившими батарею, подорвал с собой последний оставшийся в живых артиллерист.

В конце концов, смертельно усталые противники молчаливо разошлись, точно по взаимному уговору, и отступили, русские — к горже форта, на прощание подорвав мост через внутренний ров, японцы — в захваченные внешние укрепления и траншеи, которые их саперы тем временем вырыли на банкете форта. С этих позиций продолжалась стрельба, но дальнейшей попытки с обеих сторон выбить неприятеля не последовало.

Обескровленная и потерявшая 9/10 личного состава и почти всех командиров японская дивизия на это была уже не способна, а остатки защитников тем более.

Высота Белый Волк всё-таки устояла, но её героические защитники не сумели помещать двум японским дивизиями обошедшим узел обороны с флангов и играючи прорвавшими линию укреплений.

Встречный обстрел не остановил японские цепи и они успешно добрались до русских траншей, потеряв 'всего' несколько сотен убитыми и ранеными.

На правом фланге необученные ополченцы, деморализованные видом накатывающей человеческой волны, просто драпанули, причем офицеры возглавили 'тактическое отступление'. Остановились они только на второй линии укреплений, где засели жандармы с автоматами и пулеметами. Дезертирам повезло, что командир 'голубых' оказался человеком достаточно умным или расчетливым, чтобы не исполнять инструкции буквально. Вместо разоружения и ареста беглецов быстренько привели в чувство матами, кулаками и стрельбой поверх голов, а затем загнали в полупустые окопы. Пристыженные ополченцы даже сумели отразить пару пробных атак японцев, что позволило потом их офицерам похваляться своими невероятными заслугами и героизмом при отражении штурма.

На левом фланге некий флотский лейтенант, списанный на берег за буйство и нарушение дисциплины проявил инициативу. Поняв, что стрелки из матросов аховые, а батарея прикрытия уничтожена самурайскими гаубицами, решил атаковать японскую пехоту сам в надежде, что 'азиаты' разбегутся. Определенный резон в этом был, колониальные войны пестрели примерами, когда несколько десятков или сотен белых разгоняли многотысячные отряды дикарей. Но японцы оказались неправильными дикарями и разбегаться не пожелали. Первая шеренга встала на колено, вторая построилась за их спинами и несколько залпов практически в упор уничтожили атакующих. После чего, восхищенные доблестью 'россэкэ', японские офицеры толкнули краткую речь на тему 'учитесь у русских как нужно умирать за своего императора'.

Но задержаться японцам все же пришлось. Преодолев траншеи, авангард японской дивизии вышел на широкую, отлично утрамбованную грунтовую дорогу, тянувшуюся вдоль всей внешней линии укреплений Порт-Артура. И в этот момент раздалось странное тарахтение. По дороге мчалось три странные машины, похожие внешним видом на зубила с башенками. Японские офицеры, поняв, что это такое, завопили команды, но рассредоточится или хотя бы залечь большинство пехотинцев не сумели. Башенки и амбразуры русских броневиков плюнули огнём. Не останавливаясь, один из них врезался прямо в толпу японцев, сшибая и давя их колесами. Пули безвредно защелкали по наклонной броне. Пехотинцы орали и метались, броневики плевались пулями и тоже метались. В довершение всего машины принялись страшно выть, усиливая панику среди солдат противника.

Оказавшаяся рядом японская полевая батарея не успела развернуться и полегла вся с расчетами и лошадьми. Японцы палили из винтовок и метали ручные гранаты, но пули, осколки и близкие взрывы не причиняли вреда бронированному противнику. Безнаказанно расстреляв и рассеяв пару батальонов, броневики газанули и удрали, прежде чем на них успели навести пушки. Несколько снарядов, выпущенных обозленными японцами вслед чуду враждебной техники, только оцарапали броню осколками.

Впрочем, японцам быстро стало не до русских броневиков — дивизию принялись обстреливать русские тяжелые орудия, а впереди была вторая линия укреплений. Самураи ринулись вперед.

Нечто подобное творилось на протяжении всей многокилометровой линии обороны Порт-Артура. Отраженные и остановленные в одних местах, японцы все-таки прорывались в других, выходя в тыл ещё сражающимся подразделениям.

Кто-то из окруженных защитников запирался в фортах и ДОТах, отстреливаясь до последнего патрона и снаряда, кто-то шёл на прорыв, некоторые, совершенно деморализованные и напуганные, уже начали сдаваться. Но последних, к счастью пока было немного и, в основном, офицеры. Попы и военная пресса ели свой хлеб не за даром и даже самый неграмотный новобранец был в подробностях извещен о всяких милых японских традициях и обычаях. Так что вопли японцев 'Россэке, сдавайтесь!' воспринимались не иначе как изощренное издевательство. Самым популярным средством избежать плена быстро стала ручная граната.

Но это была уже агония внешней линии обороны. Армия Куроки, воодушевленная первым успехом, рвалась вперед.

Японские штурмовые колонны обстреливались крепостной и полевой артиллерией, атаковывались броневиками, обстреливались из засад, подрывались фугасами, но эти комариные укусы только злили наступающую армаду. Слишком велик был численный перевес и слишком силён боевой дух армии Страны Восходящего Солнца.

Всего через три часа после начала штурма первые отряды японцев дошли до 2-ой линии обороны Порт-Артура и немедленно принялись пробовать её на зуб. А японская тяжелая артиллерия обрушила огонь на порт и гавань. Наблюдатели на аэростатах, что поднялись над береговыми батареями, сообщали о крупных силах противника, которые накапливались для атаки.

Наместник Алексеев, которого удалось выдернуть буквально из-под носа атакующих японцев, генерал Надеин и комендант Порт-Артура Смирнов, правильно оценив ситуацию и выматерившись, отдали приказ о всеобщей эвакуации.

* * *

Генерал Куроки в изумлении постукивал листом плотной бумаги по ладони. В несвойственное истинному самураю состояние генерала поверг текст.

'Милостивый государь! Принимая в соображение положение дел на театре военных действий вообще, я нахожу дальнейшее сопротивление Порт-Артура бесполезным и, во избежание напрасной гибели людей, я желал бы вступить в переговоры относительно капитуляции. Если вы согласитесь на это, я прошу вас назначить для этой цели делегатов, которые обсудили бы вопрос об условиях и порядке капитуляции, и выбрать место, где мои делегаты с ними встретятся.

Пользуюсь случаем выразить вам чувство моего уважения.

Алексеев'

Кровавый штурм, чудовищные потери, озверелое сопротивление русских и ... вот это?! Куроки чувствовал себя так, будто его обокрали. Генерал воззрился на русского офицера, доставившего письмо. Тот вытянулся в струнку, преданно поедая глазами — все-таки генерал, хоть и азиат, дас-с!

— Радует, — медленно произнес Куроки, — желание благороднейшего Наместника Императора Российского избежать напрасных потерь среди подданых своих государя. Как верный слуга Микадо, я не могу не приветствовать такой разумный и мудрый поступок, достойный преданнейшего слуги своего повелителя. Я готов принять делегатов немедленно.

Русский офицер вздохнул, готовясь что-то спросить.

— Условия капитуляции будут соответствовать обычным условиям, принятым во время войны между цивилизованными державами, — генерал Куроки помолчал.

— Если через 2 часа я не увижу делегатов, армия Божественного Микадо возобновит штурм.

— Я доложу изложенное Наместнику Дальнего Востока!

Посланник щелкнул каблуками, развернулся и помаршировал к своему конвою.

Куроки задумчиво смотрел ему вслед и поинтересовался у своего штаба.

— Что с гаванью Порт-Артура?

— Затянута дымом, зафиксировано несколько мощных взрывов. Трудно разобраться, но корабли там есть, заметно, как они двигаются, — подобострастно заметили из-за спины.

— Было бы странно, если они стояли на месте, — Куроки поколебался и решил, что лучше жалеть о сделанном, чем о несделанном, — запросите Флот.

За спиной воцарилось удивленное молчание.

— Что они наблюдают с моря. Как ведут себя русские.

Куроки развернулся.

На лицах штаба проступало понимание.

— Ускорить выдвижение войск! Подтянуть всю артиллерию какую только возможно! Развернуть в сторону моря русские трофейные орудия. Выполнять!

Через полтора часа почти одновременно пришли сообщения с моря и левого фланга осаждающей армии. Вспомогательный крейсер засёк выходящие из гавани транспорты, а аэростат-корректировщик, перед тем как его продырявили из морского дальнобойного орудия, засёк погрузку людей на корабли.

Генерал Куроки только дернул щекой.

— Начать штурм! Артиллерии — сосредоточить огонь на гавани. Флоту передать сообщение о том, что противник пытается уйти морем. Войскам — не останавливаться!

Взвыли горны и японская пехота двинулась на вторую линию обороны Порт-Артура. Вал и форты непривычно молчали.

* * *

В нескольких десятках метров от 'Новика' встал очередной фонтан взрыва крупнокалиберного снаряда.

Адмирал Макаров сжал зубы. Японцы, как и русский флот, уже не рисковали стрелять по крепости, где атакующие и осажденные перемешались в дикий слоёный пирог, но гавань, где продолжали оставаться несколько боевых и транспортных кораблей Тихоокеанского флота, была 'вкусной' целью. Спасало только то, что стрельба велась почти наугад, никакие аэростаты-корректировщики не помогали.

В центре внутреннего рейда вода просто кипела от снарядов и шрапнели, а ближе к берегу было потише. Хотя нет-нет, но осколки и шрапнельные пули и находили свои жертвы на бортах кораблей.

Над Порт-Артуром висело исполинское облако дыма и пыли почти полностью скрывая берег. 'Голубые', удирая, подпалили не только все склады и здания что только смогли, но и запасы угля. Тысячи тонн доставленного с таким трудом и затратами топлива сейчас бесцельно выгорали и прорыва японцев через эту преисподнюю можно было пока не опасаться.

— Хоть японцам не достанется как в Дальнем, — грустно подумал Макаров.

На берегу не умолкала пулеметная, ружейная и артиллерийская стрельба, гремели взрывы. Время от времени в поле зрения попадали дерущиеся и бегущие группы людей, после чего всё вновь скрывала дымная пелена.

Порт-Артур пал. Меньше дня потребовалось японцам, чтобы проломить — пусть и ценой огромных потерь оборону и выйти к внутренней гавани. И пусть часть укреплений ещё держалась — в бинокль было видно, как над некоторыми фортами развеваются русские флаги, а серые стены полыхают вспышками взрывов и выстрелов, шансов уже не было.

Никто не ожидал от самураев такой прыти. Нет, все трезвомыслящие люди понимали, что при таком перевесе падение Порт-Артура это вопрос времени, но рассчитывали на несколько дней, возможно даже недель.

Не то что транспорты, даже фарватер не был до конца протрален. Всё пришлось делать в дикой спешке, под обстрелом. Так нужные для перевозки людей катера пришлось бросить на траление японского минного поля, а войска вывозить на 'шампуньках' и шлюпках.

Выходка Алексеева с письмом о готовности к капитуляции дала лишних полтора часа, но японцы не стали ждать истечения оговоренного срока и кинулись в атаку.

Из опустевших укреплений 2-ой линии обороны не было сделано ни одного выстрела. Единственное, что удалось сделать впопыхах, так это заложить мины в снарядные погреба. Несколько мощных взрывов ощущались даже в гавани.

А затем озверевшие японцы ударили по отступающим защитникам.

На берегу не умолкала пальба и взрывы, на палубах русских кораблей могли только бессильно сжимать кулаки. Даже стрельба в уже занятую японцами часть крепости была запрещена. Мало того, что можно задеть своих, так и боезапас не резиновый. Когда эскадра выйдет в море её ждет встреча со всем японским флотом.

Броневики, новомодные пулеметные повозки 'тачанки', несколько внутренних укреплений и наскоро сделанные баррикады на улицах жилой части Порт-Артура придержали японцев, но самураи упорно лезли и лезли вперед, прямо на пули и штыки защитников.

На стороне японцев сыграла и неорганизованность эвакуации. Часть офицеров погибла, часть была ранена, часть сбежала под благовидными предлогами, а оставшиеся были слишком заняты, чтобы на залитых кровью улицах искать телефон или радиостанцию и вдумчиво согласовывать со штабом график вывоза личного состава.

Выбитые, отступившие и просто удравшие 'пока флот не сбежал' со своих позиций остатки гарнизона крепости выходили к морю и грузились на плавсредства. Особо отчаявшиеся даже кидались вплавь, несмотря на ледяную воду. Иногда висевшие буквально на плечах отступающих японцы атаковали раньше, чем беглецы успевали погрузиться и тогда на берегу и мелководье вскипали кровавые схватки.

Хаоса добавляли мечущиеся лошади. Немногочисленные казаки и некоторые офицеры пытались протащить своих боевых товарищей на корабли, но флотские и озверевшие пехотинцы стали грудью. Тут раненых бы вывезти не то, что коней. Пусть они и десять раз орловские рысаки и призовые ахалтекинцы. Едва не дошло до стрельбы, но вмешался Наместник и приказал лошадей оставить. Велеть их перебить не хватило сил даже у него. И теперь брошенные скакуны с ржанием носились по пирсам.

Вдоль берега сновали миноносцы, которые подбирали кого только могли и старательно обстреливали каждую замеченную группу прорвавшихся японцев. Самураи яростно палили вслед из винтовок, откатывались, накапливались и снова яростно кидались в рукопашную, опять попадая под губительный огонь с кораблей.

Этих нарушителей приказа, которые тратили перед боем ценный боекомплект, Макаров старательно не замечал, пока на одном из миноносцев не вспух разрыв снаряда, а затем ещё и ещё. Миноносцы порскнули в стороны, полыхая вспышками ответных выстрелов.

Прорвавшиеся японцы то ли притащили свои орудия, то ли догадались использовать трофейные, но теперь лупили по гавани прямой наводкой.

Самоубийцы. 'Новик' хоть и крошечный, но крейсер, а его 120 мм орудия смотрятся малосерьезно только против его старших собратьев.

— Заткните их, — процедил Макаров, обращаясь к капитану крейсера.

Но всех опередил буксир 'Силач' который оставили в гавани специально на случай если кто-то лишится хода.

Ещё до начала войны во время ремонта на корабль установили вооружение — несколько 47 мм орудий, превратив в импровизированную канонерку. Командовал канонерским буксиром успевший печально прославиться лейтенант Балк, который, собственно, и был причиной ремонта. Лихой офицер, смелый и храбрый, прочился командованием на должность командира эскадренного миноносца. Но всё испортил, как водится в России, зелёный змий.

После зимних праздников 'Силач' получил приказ отправиться в Дальний. А для того чтобы отбыть, нужно было сначала освободить судно изо льда в который оно успело вмерзнуть. Похмельная команда, которой было влом махать ломами, под чутким руководством своего развесёлого лейтенанта обложила 'Силач' динамитом. Балк лично поднес спичку к бикфордову шнуру. Полынья получилась совершенно замечательная. Лёд разлетелся чуть ли не по всему внутреннему рейду, поранив несколько человек. Но это были мелочи, ибо клёпанная сталь обшивки буксира тоже не выдержала. Хотя и была специально усилена для ледовых условий.