Знакомство плотнее некуда

Еще чуть-чуть, еще шаг.

Наконец-то!

Выскакивая из мрачного угнетающего сумрака, я не смог удержаться и остановившись, прикрыл лицо локтем левой руки. Свет. Обычный приятный согревающий свет жег мои глаза, словно раскаленной ложкой. Я знал о таком эффекте, но я не думал, что глаза так отвыкнут от света за столь короткий срок.

Замерев на выходе из пещеры, я жадно и с наслаждением втягивал в себя приятный лесной букет. Никогда не думал, что обычный дух леса может быть настолько приятным. Никаких тебе запахов слежавшейся перепрелой листвы. Никаких ароматов фекалий прячущихся в темных углах животных. Никакого смрада давно разлагающихся тел. Только легкий запах свежей влаги в воздухе и, то ли шум, то ли плеск, разбивающихся о камни волн, несущий к нам приятную влагу.

Красота!

Простояв какое-то время, я начал осторожно опускать руку вниз, чтобы увидеть местность, в которую я попал, но, к удивлению, наткнулся на что-то твердое. Не спеша открывать глаза, я попытался ощупать рукой неожиданное препятствие. Дерево. Явно дерево. А если точнее, то деревянная палка, по какой-то причине твердо упершаяся мне в грудь. Я попытался отодвинуть ее, но не тут-то было — палка, словно живая, выскочила из моей ладони и снова уперлась мне в грудь, в кожаную куртку доспеха. Мало того — тут же я почувствовал, как еще несколько таких палок стали нагло тыкаться в мое уставшее тело с навязчивостью роя диких ос. Предчувствуя неладное, я резко отвел руку в сторону и распахнул глаза. Мир встретил меня хаосом света и размытых форм. Все плыло, как картина, размытая дождем. Но постепенно реальность начала проступать. Пятна света складывались в знакомые очертания, тени обретали глубину, и вот уже передо мной снова был четкий и узнаваемый мир.

Первое, что я увидел, это бескрайнее синее небо, пронзенное лучами солнца. Облака, похожие на клочки ваты, лениво плыли по нему, словно неспешно путешествуя по небесному океану. Затем мой взгляд упал на лес, густой и зеленый, словно изумрудный ковер, раскинувшийся до самого горизонта. Деревья, высокие и величественные, шелестели листвой, словно приветствуя нас, вернувшихся из тьмы. Затем мой взгляд выцепил кромку озера. Оно было таким небольшим и почти идеально круглым, а следом за ним располагалось еще одно озерцо. И еще. И еще. И так — до бесконечности, словно бусины с одного ожерелья, они уходили прямо за горизонт. Волны, с белыми гребнями, разбивались о скалистый берег, издавая успокаивающий шум, который ласкал слух после оглушительной тишины подземелья.

Однако стоило мне опустить глаза пониже, как мое безмятежное настроение тут же улетучилось, потому как мой непринужденный взгляд мгновенно наткнулся на сотни, а может даже на тысячу немигающих взглядов, глядевших на меня с неприкрытой враждебностью. Прямо передо мной стояла большая толпа относительно невысоких рыбообразных существ, которая была явно не рада моему появлению. И чтобы это недовольство стало для меня ещё более очевидным, каждый держал в своих маленьких ручках по длинной острозаточенной палке, направленной в мою сторону.

В мою? Нет, не только. Рядом со мной стояли мои товарищи, такие же оглушенные таким поворотом, как и я. В их глазах я видел то же самое, что чувствовал сам — озадаченность и непонимание.

Вот так-так! Мы выжили. Мы выбрались. Мы снова увидели свет. Но этот свет нашему появлению был совсем не рад.

Понять кто перед нами, не составляло труда. Я не мог ошибиться. Встретившие нас существа были недавно увиденными мною с нашего поста рыболюдами-сиглами. Сейчас, с такой опасной близи, они чем-то походили на странных маленьких рыбок, выброшенных на сушу. Но вместо беспомощности в их глазах плескалась ярость. Их тела были чрезвычайно напряжены, а чешуя переливалась всеми цветами радуги, создавая пугающий гипнотический эффект. И эти копья. Почему-то я был уверен, что они с лёгкостью пустят их в дело.

Какое-то время между нами стояла напряженное молчание. Но вот, ярость сиглов прорвалась наружу, и тишина, до этого наполнявшая широкую поляну, сменилась шипящим ропотом, который постепенно нарастал, уверенно превращаясь в угрожающий гул.

— Людики! Людики! Людики! — послышалось зло из толпы.

— Прийти. Не звать. Не желать! — услышал я с другой стороны

— Обратно не отпускать! Убить! Убить! Убить! — неуверенно донеслось из толпы.

А затем вся толпа загудела, как один рыболюд.

— Не звать. Не желать! Не приглашать! Убить! Убить! Убить!

"Убить? Убить нас? Так просто — взять и убить?" — понеслось в голове.

Но времени отвечать на такие вопросы, у меня, увы, не имелось. В первое мгновение я ощутил приступ паники, глядя, как колыхается море острых пик. Я даже почувствовал, как предательски подогнулись мои колени, и мне пришлось приложить усилие, чтобы не рухнуть вниз. Дикое ощущение. Страшное ощущение. Передо мной стояли сотни этих существ. Сотни существ! Да это же просто настоящая армия! Армия, против которой мы стояли всего вчетвером. Почему они тут собрались, и почему готовые к бою? А, ну конечно — то существо так орало, продираясь сквозь колья, что его вопли могли переполошить половину леса. Что, в общем-то, оказалось недалеко от истины. Поэтому сиглы, похватав оружие, мигом выстроились у входа в пещеру, чтобы встретить тварь. Только тварь не вышла — вместо нее вышли мы: уставшие, слегка ошалевшие от дневного света и совсем не готовые к бою. Потому и попались, как мышь под кошачьи когти.

Что делать? Что делать? Только не нужно бояться. Бояться нельзя. Хочется, но нельзя. Ведь страх это глупые действия, а это сразу смерть. Надо что-то делать. Надо как-то выкручиваться. Надо спасать себя и моих ребят.

Надо. Вот только как?

Как ни крути, а выходов у нас было только три. Можно попытаться схватиться за оружие и попытаться прорваться. Можно попытаться? Но пробиться — куда? Вокруг, насколько хватало глаз, были только сиглы. Да и что это даст? Эти рыболюди хоть и малы ростом, своим числом они сведут на нет любую попытку сражения. Наша боевая четвёрка, пусть ослабленная и ошарашенная, может сразить две дюжины этих созданий. Хорошо, пусть три. Но их тут гораздо больше. Гораздо, гораздо больше. И они все, как один, вооружены. Тут даже моя магия нисколько не поможет — чтобы справиться с такой огромной ордой, нужен маг второго, нет, даже третьего ранга. И не взятый врасплох, а во всеоружии и готовый к бою. Так что, если бой, то только лишь под конец, когда у нас не будет никакого выхода.

Есть еще вариант — убежать обратно в пещеру. Так сказать — протрубить отход. Но этот отход тоже не умный ход. После путешествия по подземелью мы порядком устали, и быстро бежать не сможем. А это чревато — стоит нам обратить к врагу свои беззащитные спины, как в них полетят сотни острых копий. Так что бегство... Нет — бегство тоже отпадает.

То есть — ни вперед, ни назад. Что остается еще? А если поговорить? Поговорить, как с наркарами? Получилось же у меня подружиться с одним людоящером? Может у меня получится подружится и с сиглом.

Что же делать? Как мне поступить?

Мучаясь в обуреваемых меня сомненьях, я случайно взглянул на своих боевых товарищей. Трезор явно нервничал при виде настолько враждебной толпы, но очень старался никому этого не показывать. Случайно поймав мой взгляд, он очень медленно потянулся к рукоятке висевшего на поясе меча. Предлагает драться и дорого продать свою жизнь? Смело, очень смело. Отвага в нем так и плещет. Но пока не нужно. Я осторожно повертел головой, показывая, что с этим спешить не стоит, ведь бой с таким полчищем — путь в один конец.

Тур же откровенно переводил взгляд с десятника на меня и обратно. В его глазах явно читалось отчаяние, но было видно, что он готов на любые действия, кто бы и чтобы ему не приказал. В бой? Значит в бой. Бегство? Пусть будет бегство. Вот что значит настоящая дисциплина.

А вот в Игнаце я был не так уверен. Он стоял и глядел на толпу сиглов словно завороженный. Ни одной мысли в глазах, ни одного движения в мышцах. Видимо он уже был готов принять неминуемую смерть. Но я его не винил — уж слишком опасной была эта ситуация.

Время утекало сквозь пальцы, словно песок. Я чувствовал, как приближается момент, когда мне придется сделать выбор. Выбор, который определит не только мою судьбу, но и судьбу тех людей, за которых я отвечаю.

Что ж, хорошо — выбор сделан.

Первым делом я поднял левую руку в знак безоружности, пытаясь успокоить этих маленьких воинов. Правую же руку, с так ни кстати оказавшемся в ней копьем, я увел подальше, за спину.

— Просите, простите, пожалуйста, — произнес я первое, что пришло мне на ум. — Я не хотел никого из вас побеспокоить, — продолжил я, чувствуя, как он невыносимого волнения пересыхает во рту. — Я просто заблудился. Мы — заблудились, — сделал поправку я.

Я говорил, и в который раз мысленно проклинал себя за то, что, перед походом, не удосужился выучить их язык. Тот людоящер говорил на людском. Неплохо так говорил. И даже сиглы кое-как на нем разговаривают. А теперь я вынужден обращаться к ним в надежде на то, что они смогут понять мою речь. Что ж, если у нас все сладиться, обещаю, что как-то исправлю это упущение.

Услышав меня, рыболюды на мгновенье притихли. Я решил, что это хороший знак и рискнул продолжать.

— Я и мои товарищи, — продолжил сбивчиво я, — тут оказались случайно. Мы заблудились, и так попали к вам.

Опять тишина. Хорошо — я рискну продолжить.

— Я понимаю, что такие, как мы, не должны приходить как снег на голову. Особенно — изнутри этой пещеры. — Я указал на чёрный провал в холме. — Вы поставили там колья. Очень острые колья. Много острых кольев. Это говорит о том, что вы оттуда никого не ждали. Но так уж вышло, что мы к вам оттуда пришли.

Опять тишина. Они меня слушают, но продолжают молчать. Не понимают? Или не хотят понимать? Тогда еще попытка.

— Мы пришли. Но мы снова хотим уйти, — искренне заверил их я. — Но не через пещеру, а по верху холма. Давайте договоримся так — мы уйдем, и вы забудете о нас, словно нас никогда не было. Небо, солнце, песок и вода — все ваше и все вашим остается, — невольно перешел я на простые слова. — А мы просто уйдём, словно нас тут и не было.

Не знаю, где именно я ошибся, и было ли это вообще моей ошибкой, но сиглы вдруг оживились и стали громко кричать:

— Не звать. Не желать! Не приглашать! Убить! Убить! Убить! — вновь заревела толпа.

— Почему убить? За что убить? Мы же вам ничего не сделали? — не выдержав напряжения, возмутился я.

Однако мои слова, казалось, лишь усилили их гнев. Ропот перерос в оглушительный визг, и несколько копий дрогнули, словно готовые к атаке. Я замер, боясь пошевелиться, понимая, что любое неосторожное движение может спровоцировать нападение.

— Людики! Смерть! Людики! Убить! — ревела толпа все громче, потрясая оружием.

— Нельзя нас убивать — мы ничего не сделали, — продолжал упорствовать я уже без какой-либо мягкости.

— Людики! Убить!

— Нельзя людей просто так убивать! — снова настаивал я.

— Людики! Убить!

— Убивать надо врагов. А мы для вас не враги! — заявил я последнее, что пришло мне на ум.

Но сиглы меня не слушали.

— Убить! Убить! Убить!

Только эти слова. Видимо, но своей наивности, я или переоценил их знание нашего языка, или переоценил их умственные способности. Я понял, что дальше говорить бесполезно — кроме этих слов я ничего не услышу. Я смотрел в их маленькие, злобные лупоглазые лица, пытаясь найти хоть искру понимания, хоть намек на милосердие. Но видел лишь ненависть и страх. Страх, который, как ни странно, отражался и в моем собственном сердце.

Внезапно из толпы выступила фигура, немного выше остальных. Ее чешуя была светлая, с приятным желтым отливом, а в глазах горел холодный, расчетливый огонь. Нет, злость там тоже была, но гораздо в меньших количествах, чем в ее собратьях. Она подняла руку, и рокот стих, сменившись напряженным молчанием.

Сигл со светлой чешуей стала что-то шипеть на непонятном для нас языке. Он начал общаться, но не ко всей толпе, а к отдельным сиглам. О чем он шипел, гадать не понадобилось — он говорил о нас. Как я это понял? Да очень просто — после каждого предложения он почему-то тыкал пальцем в меня. Не в нас, а именно в меня!

Его собеседники с ним явно не соглашались. Вот один из сиглов, стоящий в двадцати шагах от меня, с сине-красной чешуей, зашипел что-то неодобрительное в ответ. Его поддержал третий сигл, с очень темной чешуей, отстоящий он нас в полусотне шагов. Светлочешуйчатый ответил ему куда яростным шипение, разинув свою пасть от одного крохотного уха к другому и выпятив и без того вытаращенные глаза. Второй и третий сигл дружно зашипели в ответ, и к ним присоединилась еще одна пара сиглов. Но первый не успокаивался, а, уперев руки в боки, так широко раззявил свою пасть и так громко забулькал, что казалось, его внутренние органы вот-вот выплеснуться наружу.

Как ни странно, это почему-то подействовало. Его соперники моментально смолкли, а светлочешуйчатый рыболюд повернулся ко мне.

Я закрыл глаза, готовясь к неизбежному.

— Людики. Вы поступить плохо, — холодно сказал он. — Нельзя приходить, когда вас не ждать. Нельзя приходить, когда вас не просят. Тут не ваша земля. За такое всем — смерть.

Я сразу почувствовал, как по спине пробежал холодок. Это что, приговор?

— Но мы видеть, что вы служить Длинные хвосты. Вы — их питомцы. А мы не хотим портить договор с соседями. Поэтому — уходить. И больше к нам ни ногой.

Мы? Служим Длинным хвостам? То есть мы служим наркарам? Но с чего он взял? Проследив взглядом за его худым пальцем, я вдруг уперся в копье за своей спиной. Но это было не то копье нежити, что я взял в первый раз. Нет, на вершине этого развивались три, сильно замызганных, но вполне узнаваемых пера — одно, большое, синее, и два желтых, поменьше.

Получается, я впопыхах вынул из бока медвемыша нужное мне копье, и оно, чудесным образом, спасает нам наши жизни?

— Ну, так, мы, это, пойдем? — переспросил я, не веря своим ушам.

— Идти. Уходить. — Светлый сигл кивнул. — Еще раз увидеть и — смерть! — пообещал он нам.

Еще никогда наши ноги так быстро не взбирались наверх крутого холма.

*

Добраться до места встречи с наркаром по дороге, ведущей поверх холма, оказалось сущим пустяком по сравнению с путешествием через сквозной подземный тоннель. Правда, нам пришлось сделать небольшой крюк, чтобы не приближаться к заселенной нежитью крепости. Но что такое лишняя сотня шагов по яркому солнцу да среди зеленых деревьев, по сравнению с походом по пропитанному темнотой и ужасом коридору?

Гута нас уже ждал в условленном месте. Увидев в моих руках столь желанный трофей, он даже слегка подпрыгнул от охватившего его восхищения, но тут же вновь напустил на себя равнодушный вид.

— Это оно? Это твое, то самое, копье? — спросил я у наркара больше для проформы, чем по необходимости, ибо уже понял, что мы принесли то, что надо.

— Оно. Оно, — закивал он, и снова его волнение стало всем заметно.