| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Вот он дошел до гроба. Замер.
— Ну же! Ну! — выдохнул с непонятной издевкой в голосе Арлен, не отводя от Рыцаря злого взгляда.
А тот медленно провел по крышке гроба пальцами... и та начала таять, растекаясь под его ладонью, осыпаясь на землю брызгами капели... И пораженная Тиура поняла, что в ледяной домовине лежит, сложив руки на груди, Зимняя Королева.
На несколько долгих мгновений в промерзшем парке повисла тишина — наверное, даже ветер, снующий меж ветвей, затих — а затем Кормак медленно склонился над неподвижным телом и легонько прикоснулся губами к губам лежащей в ледяном гробу женщины. Замер, словно не веря собственной храбрости...
Великая Холда медленно открыла глаза.
Тиуре казалось: урони сейчас на мраморный камень дорожки иголку — и она отзовется грохотом...
Зимняя правительница Сокрытого народа несколько долгих ударов сердца всматривалась в лицо склонившегося над ней мужчины, словно не узнавая его... А в следующий миг — дала ему хлесткую пощечину.
Кормак выпрямился, отшатнулся, прижав ладонь к щеке, а Холда, резко сев на белоснежных подушках, прошипела:
— Посмеешь еще раз прикоснуться ко мне без моего на то соизволения, адским гончим скормлю!
Зимний Рыцарь медленно отступил на шаг, убрал руку от багровой щеки и, уставившись себе под ноги, процедил:
— Прошу простить мне мою дерзость, моя королева.
Взгляд Великой Холды смягчился, и она оглянулась по сторонам:
— Арлен? — ласково и призывно окликнула королева. — Где ты, Арлен?
Ее паж, выпустив руку Тиуры, шагнул к своей повелительнице:
— Я здесь, моя королева, — в голосе юноши звучала легкая усмешка. — Прошу простить мне мое опоздание. Но твой рыцарь так спешил, что я попросту за ним не поспел.
Кормак вскинул голову, ненавидяще уставившись на пажа. Если бы взглядом можно было убивать, Арлен бы давно уже был мертв.
— Помоги мне встать, — с требовательными и даже чуть капризными нотками обронила королева, протягивая пажу руку.
Тот с легким поклоном подал ей руку, и Великая Холда ступила на землю. В тот же миг черные цепи, державшие гроб на весу, оборвались, и тяжелая домовина, рухнула на землю, обдав собравшихся брызгами ледяных осколков. И это словно послужило сигналом — воздух разрезал отчаянный, ликующий крик:
— Зимняя королева пробудилась!
Его подхватили, разнесли средь деревьев промерзшего парка, и закачались застывшие до этого в неподвижности черные ветви, и зашумел в вышине ветер, и Тиуре почудился в этом гомоне, выкриках, шуме — отклик Дикой Охоты, несущейся холодными зимними ночами по небесам, вой гончих Аннуна, свист и хохот ледяной вьюги.
На точенном, породистом лице Зимней Королевы мелькнула надменная улыбка, но вскоре уже Арлен, подхватив ее под руку, повел к выходу из парка, и вслед за нею, в выкриках и гомоне, покатилась и остальная свита.
Тиура отступила назад, прижалась спиной к дереву и зажмурилась, молясь Луне и Солнцу лишь об одном — чтоб ее не сбили сейчас с ног, не затоптали в этой толпе.
Постепенно голоса стихли. Девушка открыла глаза...
Кормак все так же стоял в центре поляны, уставившись мертвым взглядом вослед ушедшей Зимней королеве и бездумно и нервно то натягивая, то вновь срывая с ладони перчатку.
Тиура не выдержала. Прошла, подняла грязный, втоптанный в землю комок некогда искусно выделанной кожи.
— Кормак... Ты... Обронил...
Все сейчас произошедшее — и насмешка Арлена, и вспышка гнева Великой Холды — казались ей какими-то неправильными, но она понятия не имела, как сказать об этом. Пусть Зимний Рыцарь и был напыщенным самолюбивым идиотом, но порою его было попросту жаль.
Он вздрогнул, словно только сейчас понял, что сейчас не один. Обернулся. Губы чуть шевельнулись — словно хотел ругательство выплюнуть, но в последний миг сдержался.
Уголок рта чуть дернулся:
— Пошла вон, дочь предателя, — хрипло и горько обронил мужчина. — Летним выродкам не место в Зимних Чертогах.
Тиура зло сжала губы и, выпрямившись, швырнула скомканную перчатку ему лицо:
— Подавись ею! — и, развернувшись, направилась к выходу из парка.
Шла, держа спину прямо, изо всех сил борясь с диким желанием обернуться, боясь, что сейчас услышит за спиной дыхание Кормака, что он догонит, ударит...
С деревьев сыпался лежалый снег, да где-то высоко в ветвях завывал ветер.
* * *
Движения змея постепенно становились все медленнее, он словно нехотя погружался в дремоту. Даже капли яда, срывавшиеся с его клыков, уже падали все реже и реже.
Пленник, искоса изучая взглядом лицо своей спасительницы, вдруг заметил, что у нее на лбу пролегла усталая складка. А когда она выливала очередную порцию яда, он увидел, что ее левая ладонь покрыта... нет, не волдырями. Казалось, там даже кожи не было, осталась лишь голая плоть, сочащаяся то ли кровью, то ли сукровицей.
И все же она не оставила его ни на миг.
Лишь в карих глазах появилось какое-то незнакомое упрямство.
- До Имболка осталось не больше месяца, — хрипло обронил пленник.
Девушка вздрогнула, опустила глаза, встретившись с ним взглядом, и чуть равнодушно пожала плечами:
- Что с того, о король?
- Колесо года должно вращаться.
Она чуть хмыкнула — это могло бы походить на смех, если бы в голосе не звучала сдерживаемая боль:
- После того, что свершилось на Осеннем балу, поздно говорить о вращении Колеса года. Эти веревки не разорвать, этого алтаря не сломать... И вряд ли твоя сестра, о король, придет сюда, дабы снять эти путы. Колесо года сломано — навеки. И травница, дочь предателя, не в силах его починить.
Он долго молчал, не отводя от нее напряженного взгляда, и лишь звон тонущих в глубине деревянной чаши капель разгонял тишину пещеры.
Время шло, и чаша была уже почти полна — всего несколько ударов сердца, и яд польется наружу, потечет по смуглой от солнца коже, вновь обожжет руки...
Она чуть сдвинула сосуд в сторону, собираясь вылить его на каменный пол, но пленник вдруг хрипло сказал:
- Стой.
Она замерла, бросила на него короткий, вопросительный взгляд.
- Наклонись ко мне, — резко приказал он.
- Зачем?
- Наклонись!
С трудом балансируя почти полной чашей, она склонилась к его лицу. Замерла. Карие глаза напротив зеленых, волшебных, с радужкой, заливающей весь белок.
- Ниже, — хрипло потребовал он.
Она чуть сместилась, держа чашу над головами, пытаясь не пролить ни капли.
- Еще ниже.
Она уже почти касалась его. Их дыхание перемешалось... И он вдруг, выламывая привязанные руки из суставов, резко подался вперед, и мягко коснулся ее губ своими...
Она и сама не заметила, когда отставила чашу в сторону, когда подвела руку под его голову, отвечая на долгий поцелуй, запустила пальцы в его золотые волосы... Капля яда сорвалась с зубов змея, ударила ей в макушку, потекла к шее, обжигая кожу, скользнула под ворот платья...
Но ей было все равно.
Она не знала, сколько это продолжалось. Не знала, сколько дорожек начертили капли яда по ее коже. Не знала, и не хотела знать.
И лишь оторвавшись от его губ, но так и не сдвинувшись в сторону, не обращая внимания на продолжающий течь яд, она спросила:
- Зачем? Зачем ты подарил мне несбыточную надежду, о король? — в ее голосе звучала горечь. — Лучше бы ты проклял меня.
- Есть надежды, которым суждено сбыться, — хрипло откликнулся он. — Но для этого надеющихся должно быть двое.
На миг в ее глазах вспыхнула радость. Но уже в следующий миг — сменилась глухой тоской:
— Тот, кому не суждено сойти с этого алтаря, не должен разбрасываться такими словами, о король.
- А если суждено? — ощерил зубы в злой усмешке он.
Девушка выпрямилась.
- Твой путь тогда будет слишком далек от дороги травницы, дочери предателя, — покачала головой она и вновь потянулась за чашей.
Около четырех месяцев назад
Гвил Авст — праздник начала жатвы.
Гвил Авст — время, когда земля страдает под тяжестью своих плодов.
И, как выяснилось, на Гвил Авст пробуждается Зимняя Королева.
Колесо года неумолимо мчалось вперед. Пройдет чуть больше полутора месяца и придет осеннее равноденствие, наступит Мабон.
Тиура уже почти полгода была в холмах, и так ничего и не добилась. Так и не смогла упросить никого из правителей Сокрытого Народа позволить отцу вернуться из подлунного мира. За те жалкие три месяца, пока правила Зимняя Королева, она даже на аудиенцию к ней попасть не смогла, и, будем честны, если бы Кормак тогда невесть с чего не затащил ее в покои к Великой Холде, то и на Весенний бал вряд ли бы попала. А сейчас, во время подходящего к завершению правления Летнего Короля, она и вовсе бездарно истратила возможность попросить его о милости. А ведь могла же! Не на Остару, так на Литу! И нет, выбросила все из головы, умчалась, как какая-то деревенская дуреха, прыгать через костер — узнай об этом отец, высмеял бы непременно!
Но ведь приказав Тиуре на Весеннем балу не попадаться ему на глаза, потом, на этих то ли двух, то ли трех случайных встречах — не считать же за таковые эти дурацкие сны про зеркала — Летний Король так и не вспомнил о своем запрете, а значит... Значит еще оставался шанс. Шанс хотя бы случайно увидеть его до Осеннего бала, шанс выпросить помилование для некогда оступившегося первого советника. Ведь холодная и неприступная Зимняя Королева, вступив в свои права, вряд ли помилует Одхана, рожденного у Южных Чертогов Алой Бездны.
И раз уж до Мабона оставалось еще семь седьмиц, стоило потратить их с пользой...
...Впрочем, все благие намерения ими и остались. Следующие десять дней Тиура потеряла впустую, так и не найдя в пышных коридорах дворца ни Летнего Короля, ни Дейрдре, которой она все еще надеялась отдать платок.
В один из дней поиски случайно завели ее к бальной зале — той самой, где ей почти полгода назад был подарен танец Короля-под-Горою. Встретить там она никого не ожидала — до Осеннего бала оставалось еще уйма времени — и заглянула туда лишь затем, чтоб украдкой полюбоваться на пышное убранство. Но каково же было ее удивление, когда она увидела, что огромная комната заполнена народом. Кто-то развешивал по стенам пушистые белоснежные гирлянды, кто-то — украшал мелкими золотистыми снежинками зеленые драпри на стенах, кто-то — расставлял в высоких вазах букеты из алых листьев и ветвей, усыпанных шариками снежноягодника...
Но самым странным было то, что всем этим занимались не молчаливые слуги из подлунного мира, а хульдры и хульдманы из свиты Зимней Королевы. Наряженные в светлые, словно инеистые одежды, они, перекрикиваясь, обмениваясь смешками и шутками, украшали бальную залу, и казалось, всей этой радостной кутерьме, столь не походящей на традиционное молчание Холмов, все не будет конца.
Сама Великая Холда бесстрастно наблюдала за происходящим, замерев неподалеку от изящного, иссиня-прозрачного, словно созданного изо льда трона. И, судя по всему, она нарочно держалась поодаль от второго — резного.
Неподалеку обнаружился и Зимний Рыцарь. Верный спутник королевы, скрестив руки на груди, застыл за спиной своей повелительницы — и был он столь неподвижен, что Тиуре на миг показалось, что он вдруг и сам превратился в ледяную статую — одну из тех, что сейчас, подчиняясь плавным движениям какой-то хульдры, возникали из пустоты, сотворяясь из мириад ослепительно белых снежинок, кружащихся меж ее пальцами.
Арлен тоже оказался неподалеку. Впрочем, в обязанности Пажа, видимо, как и в обязанности Зимнего рыцаря украшение залы не входило: подменыш сидел на полу опершись спиной о прозрачный подлокотник трона, и, положив локоть на согнутое колено, скользил безразличным взглядом по зале.
Тиура прекрасно понимала, что находиться в тронной зале — или пусть даже в ее дверях — без дозволения правителей Сокрытого Народа не стоит, а потому она осторожно отступила назад, собираясь как можно скорее уйти... И в этот миг на нее упал надменный взор Зимней Королевы.
Даже через всю огромную залу Тиура почувствовала, как ее смерили долгим, пренебрежительным взглядом, а в следующий миг Великая Холда, чуть повернув голову, что-то обронила через плечо. Кормак, на миг прижав руку к сердцу, коротко поклонился, и направился к Тиуре. Замер, не дойдя до нее нескольких шагов и хрипло обронил:
— Великая Холда приказывает тебе приблизиться к ней, дочь предателя.
Осенний бал еще не прошел, и дни власти Зимней Королевы не наступили, но спорить сейчас было бы истинным безрассудством, и Тиура покорно пошла по узорчатому паркету вслед за Кормаком.
Исполнив приказ, Зимний Рыцарь верным часовым занял свое место за спиной королевы, а Тиура, не дойдя нескольких шагов до зимней повелительницы Сокрытого народа, присела в почтительном поклоне, держа спину прямо и чуть склонив голову.
— Встань, дитя, — шелестнул холодный голос королевы.
Тиура выпрямилась и подняла голову.
Великая Холда долго молчала, а затем, окинув девушку долгим взглядом, медленно начала:
— Вижу, мой брат дозволил тебе остаться при дворе, — на миг задумалась и продолжила: — Конечно, должность фаворитки Летнего Короля весьма почетна, предыдущая, вон, с моим Пажом обвенчалась, — в голосе проскользнули едкие нотки, и Арлен дернулся, как от пощечины. — Но боюсь, — вновь столь же ровно продолжила она, — у тебя такого роста не предвидится. Не за Кормака же тебя выдавать, в самом деле.
Теперь уже совершенно бесстрастное лицо Зимнего Рыцаря пошло багровыми пятнами, а по залу покатились смешки прислушивающихся к разговору придворных.
— Я не фаворитка Летнего Короля и никогда ею не буду, — отчеканила Тиура.
Губы Зимней Королевы тронула легкая усмешка:
— Ах, да, я и запамятовала, что самое большее, что ждет дочь предателя при Летнем Дворе — это место среди слуг.
— Да лучше быть среди слуг при Летнем Дворе, чем пресмыкаться в свите при Зимнем! — выпалила раскрасневшаяся Тиура.
Выкрикнула — и закусила губу, сообразив, кому она все это только что сказала. Одно дело, говорить злые слова Кормаку, и совсем другое — бросить оскорбление в лицо Зимней Королеве.
На миг в тронном зале повисла гробовая тишина. Смолкли перекликивания придворных, затих легкий смех, порхающий у стен...
Тиура отступила на шаг, ожидая, что сейчас разразится буря, но Великая Холда лишь смерила девушку взглядом и, не оборачиваясь, меланхолично бросила через плечо:
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
