Снег

— Ты зачем меня разбудил?! — Спросила она, игнорируя мое предложение.

— Хотел услышать твой ангельский голос!.. Дура что ли?! Пойдём курить, говорю.

— Как старший брат, — она улеглась на спину и натянула одеяло до

самого носа, — ты должен беспокоиться о моём здоровье, а не предлагать

сигареты.

— Как твой старший брат, я могу предлагать тебе, что хочу. Пойдем курить! Запарила уже!

— Зануда! — Рявкнула она, наконец-то свешивая ноги на пол, и где-то через минуту нагло спросила: — Угощаешь?

— Ага, — ответил я, — только не скрипи.

— Сам заткнись, — шикнула она. — От твоей болтовни уже голова болит.

Через минуту мы сиделе на кухне, любовались январским рассветом и по-семейному курили. Светка забралась на табуретку с ногами и, смешно обхватив их рукой, раскачивалась из стороны в сторону.

— Слушай, ты, наверное, права была, — произнес я, выдыхая дым тонкой струйкой.

— В чём?

— Ну, когда спросила...

— О чём?

— О том.

— Говори яснее. Я не соображаю.

— Ну... — Я совершенно банально стеснялся произнести эти слова. — Люблю ли я... Его.

Светка перестала качаться, словно в безотказных часах с кукушкой наконец что-то сломалось, и маятник, отмерявший секунды, остановился.

— Никогда не думал, что будет так же, как с Вадимом. — Продолжил я, видя, что сестра внимательно слушает. — Но, кажется, все повторяется. Он у меня из головы не идет.

— Понятно. — Сказала она, разглядывая дымящуюся сигарету. Ты мне, кстати, до сих пор не сказал, как его зовут.

— Лёха.

Она усмехнулась:

— Красивый, мускулистый и с бритым затылком?

— Угадала.

— Можно подумать, я не разбираюсь в твоих вкусах. Из-за другого бы так не рассюсюкался.

— Да иди ты!

Сделав вид, что обиделся, я уставился в потолок. Белая краска кое-где облупилась, обнажая желтоватую древесину.

— Поругались с ним что ли? — спросила Светка, хищно потягиваясь.

— С чего ты взяла?

— Ну, если б не поругались, ты бы сейчас дрых до полудня от счастья.

Теперь понятно, кто в нашей семейке в бабулю пошел!

— Мы договорились созвониться...

— И он не звонит?

— Браво, Ватсон!

— А сам чего? Денег жалко? К тарифу "Еврейский" подключился? — От осознания собственной остроумности Светка еще сильнее прижала колени к подбородку. — Как трахаться где попало, так он не стесняется...

— Спасибо за психологическую поддержку, — выдавил я, всем своим видом показывая, что крайне не доволен ее поведением.

Она посмотрела на меня, как на душевно больного, грациозно поднялась с табуретки и, проплывая мимо, неожиданно ущипнула за бок, снабдив болевой прием детской дразнилкой: "Серый влюбился! Серый влюбился!".

Перешагивая порог кухни, она все-таки сделала серьезное лицо:

— Позвони ему и не мучайся.

Потом исчезла за дверным косяком, но через секунда появилась снова:

— И больше не вздумай будить меня из-за такой ерунды! Яйца откручу!

Через час проснулась мама. Я слышал, как она пыталась прошмыгнуть на кухню, думая, что я сплю. Потом увидела включенный телевизор (громкость я поставил на минимум), выпрямилась и, запахнув халат, прощебетала:

— Проснулся?

— Ага.

— Что есть будешь?

— Не знаю.

Она кивнула, видимо удовлетворенная моим исчерпывающим ответом, и исчезла на кухне. Я прибавил громкость. Из динамиков полилась музыка, но смысла песни я не понимал.

Я вертел в руках телефон и никак не мог решиться...

Размышляя, почему он не звонит, я перебрал чертову уйму вариантов. Но не один из них не казался мне убедительным. От назойливых мыслей разболелась голова.

— Серёж, Свету разбуди, — мама заглянула в комнату, пропуская внутрь запах яичницы.

— Сама встанет! — отрезал я и пошел чистить зубы.

— Сереж?

— А?

— Двор почистишь? Снега навалило.

— Ладно.

Я быстро поел, как всегда оставив кофе недопитым. На выходе из кухни, столкнулся с сестрой. Она хитро улыбнулась и попыталась снова ущипнуть меня за бок. Я схватил её за руку и нервно прошипел: "Отс-с-ста-а-ань!".

На улицу я выскочил, словно наэлектризованный. Помню, как махал лопатой, разбрасывая снег, словно медведь, почуявший в глубине запах мороженых ягод. Через двадцать минут приятно заныли мышцы, голова прояснилась и решение пришло само собой.

Я воткнул лопату в сугроб и побежал в дом, потирая замерзшие руки. Взял телефон. Дышать стало трудно, сердце тревожно забилось. Горячая кровь будто стала густой, как мёд.

Несколько секунд я слышал только длинные гудки. Потом его голос произнес:

— Привет.

Мне показалось, что я отвлек его от какого-то важного дела, будто он находился на совещании и теперь при всех отвечал на мой звонок, одной рукой прикрывая телефон.

— Привет. Чего делаешь? — спросил я, не зная как начать разговор.

— Завтракаю. А ты?

— Только что расчищал двор от снега... — Господи! Что я несу?! — Сегодня вечером что делаешь?

— А что?

— Может, встретимся?

Я почувствовал, как густая кровь вдруг превратилась в легчайший эфир и наполнила тело до краев.

Некоторое время он молчал, потом всё тем же спокойным голосом ответил:

— Сегодня не могу. Давай я тебе завтра позвоню?

— Да, конечно. Давай, — замельтешил я. — Завтра.

— Пока.

— Пока.

В трубке раздались короткие гудки. Несколько секунд я сжимал и пялился в окно. Снег снова повалил крупными хлопьями, сводя на нет все мои старания.

Наконец-то разжав ладонь, я повалился на спину и закрыл глаза. Захотелось сжаться в комок, прижать голову к коленям и лежать так несколько часов. Чтобы никто не трогал.

А еще хотелось услышать, как звонит телефон. Как он говорит: "Знаешь, я хочу встретиться с тобой сегодня".

— Серёж, что с тобой?

В комнату зашла мать. Её лицо тут же приняло обеспокоенный вид.

— Ничего. — Положив телефон на стол, я поднялся и голосом зомби произнес: — Я лопату забыл в сарай убрать.

Весь день я чувствовал себя наркоманом, проходящем курс реабилитации. Ходил, как тень, шарахался от веселой сестры (Мишка названивал ей каждые десять минут; она убегала в другую комнату, а потом возвращалась румяная и счастливая), молчал и даже назойливая бабушка не могла меня разговорить.

Мы вернулись в город около полуночи. Я быстро вымылся в душе, и уселся перед телевизором. Телефон, обычно греющий ладонь, казался холодным и каким-то чужим.

Баланс был проверен уже раз двадцать. Старые смс-сообщения выучены наизусть и яростно удалены.

Я выключил мобильный только во втором часу ночи, когда все уже легли спать. Завтра уже наступило. А значит, он позвонит. С этой мыслью я и провалился в сон. Тревожный и выматывающий.

9.

6 января, пятница

Он не позвонил. Ни на следующий день, ни через день. Каждый вечер я

порывался сделать это сам, но каждый раз одергивал себя. Злился и бессильно

сжимал кулаки.

Я обещал себе успокоиться и послать всё подальше. Но каждую ночь метался в кровати, мучимый откровенно порнографическими снами, главным героем которых был он — живой и доступный.

Дни проплывали мимо, словно бесплотные призраки. Всё более бесплотной становилась и моя надежда. Она таяла, словно утренний туман в начале жаркого летнего дня.

Я даже не могу вспомнить, чем занимался всё это время. Кажется, пару раз сестре удалось вытащить меня на улицу и провести по магазинам. Думаю, в этот момент я мало чем отличался от собаки, которую прогуливает заботливый хозяин.

Час назад заезжал Славка. Мы выпили. Он рассказывал что-то о работе. О прибыли. О премиальных. О том, что Ленка очень хочет меня увидеть, но всё никак не получается. Кажется, он даже звал меня в гости на выходные. Я кивал и что-то отвечал, при этом оставаясь совершенно безучастным. Наконец, он не выдержал и спросил:

— Серый, что с тобой? Я словно с деревом разговариваю.

— Слав... — Охватившая меня апатия, видимо, высосала последние силы. Я не знал, что ответить лучшему другу. — Всё... Всё нормально.

На кухню зашла мать.

— Теть Галь, чего с Серегой-то? — спросил её Славка.

— А что с ним? — Она уставилась сначала на него, потом — на меня. — Сереж, что с тобой?

Ну вот! Еще один любопытствующий!

— Да нормально всё! — не выдержал я. — Чего привязались-то?!

Я выбежал из квартиры, хлопая дверью. Минут тридцать просто шатался по городу, не замечая знакомых улиц и площадок, на которых еще ребенком так любил играть.

Начинало темнеть.

Колючий январский воздух отрезвил меня. Я позвонил Славке, чтобы извиниться. Он назвал меня мудаком и пообещал лично набить морду. Сначала за себя, потом за родителей. Я пообещал ему это удовольствие и со словами "Извини" положил трубку.

Возвращения блудного сына, кажется, никто не ждал. Дома было тихо. Родители уже спали. И только Светка смотрела телевизор, развалившись на диване с огромным яблоком в руках. Думаю, работающий телевизор был всего лишь декорацией. На самом деле сестра просто дожидалась меня, чтобы узнать о случившемся из первых уст.

— Привет, — сказала она, переворачиваясь на спину и подпирая голову рукой. — Где шлялся?

Не дождавшись ответа на второстепенный вопрос, сестра перешла к делу.

— Говорят, ты тут истерику устроил... — Она откусила от яблока огромный кусок. На секунду я даже удивился способностям ее внешне небольшого рта. Прожевав, Светка со смакованием добавила: — Славка тебя убьет.

Я не отреагировал. Молча разделся, сходил в ванную, где механически умылся и почистил зубы. Потом — в трусах и футболке — уселся на диван

рядом с сестрой:

— Подвинься, — наконец огрызнулся я.

— На кресло садись! — Парировала она, явно возмущенная моей бесцеремонностью.

Я уселся на пол, прислонившись к дивану спиной.

"А ведь он сидел так передо мной всего несколько дней назад".

— Серег, — окликнула сестра, — нас приглашают на день рождения. Нас с Мишкой и тебя. Пойдешь?

— У кого праздник? — буркнул я, тупо пялясь в телевизор.

— У Людки. Давай сходим. Тебе полезно будет.

— Почему?

— Может, перестанешь на людей орать...

Я молчал, продолжая таращиться в телевизор. Потом спросил:

— Что за херню ты смотришь?

Пока она глотала воздух, пораженная моей наглостью, я схватил пульт и переключил канал.

— Ты-ы-ы! Козёл! Оставь кино-о-о!

— Тише, больная! Родителей разбудишь.

Она полезла ко мне с кулаками, издавая зловещее шипение. Цепкие пальцы пытались выхватить пульт. Не выдержав атаки, я повалился на пол, увлекая за собой шипящую, словно кошка, сестру.

— Точно больная! — рявкнул я, задыхаясь.

Потом был ощутимый пинок под ребра и довольный возглас "Ага!". Светке все-таки удалось вернуть себе утерянный пульт. Она вздернула его над головой, как победное знамя, и раскрасневшаяся то ли от борьбы, то ли от гордости за себя вновь залезла на диван. Ее победной фразой стало емкое:

— Придурок!

Снизу ее лицо казалось особенно смешным. Сведенные в гневе брови и плотно сжатые губы пошли бы Жанне Д"Арк, но не моей сестре, стоящей на диване в ночнушке и стрингах.

— Во сколько начало? — спросил я.

— Чего? — не поняла она, поглощенная переживанием только что одержанной победы.

— Дня Рождения.

Она смотрела на меня, хлопая глазами, полными детского недоумения. Потом убрала за ухо выбившуюся каштановую прядь и с достоинством ответила:

— В восемь.

— Ладно, — ответил я, поудобнее располагаясь на полу.

Светка медленно опустила руку с пультом, который все это время держала над головой. Потом несколько секунд изучала меня хитрым взглядом.

— Так и будешь на полу валяться? — спросила она и, совершив неуловимое движение, запустила в меня огрызком, угодив точно в лоб.

Захлебываясь от злости, я вскочил и бросился на неё:

— Ах, ты, сикуха малолетняя!

Она завизжала, но я зажал ее рот подушкой, потом забросил брыкающееся тело на плечо и потащил в соседнюю комнату. Светка била меня по спине, хваталась за углы и ругалась. Естественно, шепотом:

— Пос-ставь меня, полуд-дурок! Деб-бил!

— Цыц! — Я встряхнул ее, заставив охнуть. Открыл дверь ногой и бросил на

кровать. В поспешно закрываемую мною дверь посыпались отборные ругательства. Произносимые шепотом, они казались очень смешными.

Впрочем, утром сестра отыгралась за пережитое унижение. Она пробралась в зал и со всей дури запрыгнула на меня, крича и визжа, словно сумасшедшая. Не знаю, как я не обделался прямо в кровати.

Торжествуя, Светка стянула с меня одеяло и выбежала, словно ураган. Спросонья я не сразу понял, что случилось. Несколько минут лежал и хлопал глазами. Потом встал со словами: "Убью!", — и пошел умываться.

10.

7 января, суббота

Стандартная трехкомнатная квартира была забита людьми. В зале стоял стол, накрытый всевозможной снедью. В его центре, словно королева, окруженная подданными, возвышалась миска с традиционным оливье.

Водка, вынутая из холодильника минут десять назад, успела запотеть. Бутылки с вином сгрудились в углу комнаты.

С кухни тянуло стойким запахом табака. У зашедшего туда человека начинало резать глаза. Бедная Люда бегала в сигаретном тумане, словно ежик из мультфильма. Она то и дело хлопала холодильником, извлекая из его недр все новые и новые продукты. Нарезала их ломтиками, протирала на терке, кромсала огромным кухонным ножем. В общем, совершала все те священные ритуалы, выполнять которые обязана любая хозяйка торжества.

Она старалась выглядеть своей — веселой, слегка пьяной и раскованной. Со стороны это казалось смешным, потому что Люда совсем не походила на собравшихся. Её парень — вечно угрюмый Олег — ходил за возлюбленной по пятам. Пару раз она даже попытался помочь, но получил вежливый отказ. Смирившись с ролью созерцателя, он решил всячески оберегать ее, всем своим видом показывая, что не даст Люду в обиду. Никто в этом, впрочем, не сомневался.

Мы подарили имениннице плюшевого медведя размером с перекормленную овчарку, бутылку белого вина и какую-то безумно дорогую туалетную воду. Подарки выбирали Светка с Мишкой. Я лишь вложил свою часть денег. Кто такая эта Людмила, сколько лет ей исполнилось, и почему мы приглашены на ее день рождения, оставалось для меня загадкой. Честно говоря, даже без этого знания жизнь моя протекала довольно спокойно. Цель, с которой я согласился пойти на её день рождения, была до маразма банальной — мне хотелось напиться. До потери сознания.

Оказавшись за столом, я решил немедленно приступить к осуществлению задуманного.

После четырех стопок водки Люда раскраснелась и стала сама собой. Простой и застенчивой девушкой с маленькой родинкой на правой щеке, кудрявыми волосами и длинной лебединой шеей. Она жалась к своему Олегу, словно искала у него защиты. Он по-хозяйски обнимал её одной рукой, а другой — чокался со своими друзьями, в список которых к середине пьянки попал и я.

Пару раз ко мне подсаживались миловидные девушки. Они застенчиво улыбались, клали унизанную кольцами ладошку на моё мускулистое бедро, потом начинали дрожать, словно хворостинки на сильном ветру. Всё это сопровождалось совершенно милым щебетанием про замечательный праздник. Потом мне в очень не навязчивой форме предлагали записать телефон и просили дать свой.