В этот раз все вышло иначе. Аконтисты Балакра, забросав приближающегося врага дротиками, раздались в стороны и вперёд двинулись щитоносцы. Копье Этевокрея безвредно скользнуло по окованному бронзой гоплону. Одну из колесниц на повороте занесло, и она перевернулась, сразу же устроив свалку. Поскольку аргосцы подъехали вплотную к фаланге уже на небольшой скорости, им не удалось быстро убраться.
— Вперёд! — воскликнул Никанор.
Гипасписты немедленно сломали фалангу и бросились на врага в рассыпном строю, на ходу заскакивая на почти остановившиеся колесницы, поражая копьями голых возниц и стаскивая неуклюжих доспешных воинов. Достаточно удара краем щита в высокий воротник, достающий до самого носа, и враг падает, превращаясь в беспомощного жука, которого перевернули на спину. Шансов самостоятельно встать почти никаких. Их даже не убивали, лишь оглушали ударами щитов.
На холме пеласги опрокинули штурмующих ахейцев. Дольше всех продержались фиванцы, но и они быстро обратились в бегство.
— Пора, — сказал Филота.
Гетайры и эллинские всадники Койрана сорвались с места и по широкой дуге, разгоняясь, понеслись на врага, выскочив из-за спин щитоносцев, где до поры укрывались. Они пронеслись мимо колесничей свалки, где уже почти одержал победу Никанор, и наполовину обойдя холм, ударили в бок пеласгам, которые, преследуя ахейцев, спускались вниз.
— Икоатоноро! — в ужасе заорали аргосцы, увидев летящую на них конницу, — смилуйся, Атана Потния Иквея[35]!
[35] Атана Потния Иквея — Афина Владычица Коней (эпитет Афины в микенской Греции).
— Это "железные люди"!
Они, уже торжествовавшие победу, в панике бросали оружие. Воспряли и ахейцы. Вскоре все было кончено. Пленных вязали, с убитых снимали доспехи.
Филота увидел Ринкея, тот тащил за длинные волосы какого-то аргосца, одетого в смутно знакомую чешуйчатую броню. Аргосец не мог сопротивляться, поскольку ему завернули руки за спину двое ахейцев.
— На колени его, — приказал Ринкей.
Ахейцы пинками подломили колени пленника.
— Филота, останови его! — услышал стратег крик Никанора. Непонимающе повернулся к брату.
Никанор был бледен.
— Филота, он не должен умереть!
Торжествующий Ринкей поднял над головой пленного критскую обоюдоострую секиру-лабрис.
— Почему? — спросил Филота.
Никанор застонал в отчаянии, словно на его глазах убивали не какого-то неизвестного пеласга, а родного отца, перехватил своё гоплитское копье для метания, размахнулся.
— Увидишь своих дядьёв, — прорычал Ринкей, — скажи им, что все они скоро будут отомщены!
— Х-ха! — выдохнул Никанор.
Тяжёлое копье просвистело мимо Филоты и ударило Ринкея между лопаток, на четыре пальца пробив бронзовый панцирь. Ахеец закачался и упал. Никанор подскочил к пленному, которого все ещё держали за руки.
— А ну, отпустить его!
— Что ты творишь, Никанор?! — загремел Филота, — что ты себе позволяешь?!
Брат резко повернулся к нему.
— Ты что, не понял, кто это?
— Кто?
— Это Абант, внук Даная, вот кто!
— Ну и что?
— Как что?! Он предок Персея и Геракла. Предок Аргеадов! Если его убить, то не родится Александр!
— К-как не родится? — оторопело пробормотал Филота, — он ведь уже родился...
— Родился, потому что Абант оставил потомство! А если умрёт прежде?
— И что тогда будет? — спросил подошедший Балакр.
— Не знаю, — покачал головой Никанор, — может просто возьмёт и исчезнет.
— Исче-е-знет... — протянул Филота и, задумавшись, почесал подбородок.
— А может, в таком случае мы вернёмся домой? Будто и не уходили ни в какую Азию? — вдруг сказал Балакр, медленно потянув из ножен меч.
— С чего ты решил? — спросил Никанор.
— Да всякое болтают... — пробормотал Балакр, — вроде того, что боги прокляли Александра, а не нас...
— Ты бы помалкивал об этом, — посоветовал Никанор.
— Если убить Абанта, то не будет не только Александра, — сказал Филота, — много чего не будет. И вряд ли мы вернёмся домой. Но, с другой стороны...
— Ты — царь Абант? — обратился к пленнику Никанор.
Тот медленно кивнул.
— Есть ли у тебя сын?
Снова утвердительный ответ.
— Вот видишь, — сказал Филота, посмотрев на мёртвого Ринкея, — его смерть не повредила бы нам. Но пусть уж теперь живёт. Найдите Кокала.
Нашли. Но узнали не сразу. Кокаро Черноногий лежал в десяти шагах от своей головы. Вернее, её верхней части, снесённой секирой аккурат под срез бронзового воротника. Тело Черноногого успело ещё немного проехать вперёд, прежде чем рухнуло с колесницы.
— Всё-таки не умер в собственной постели, — прошептал пленённый Этевокрей.
— Междоусобица окончена, — констатировал Филота, — теперь пора познакомиться с нашим патриархом.
Остров Тера
Знакомство с патриархом прошло буднично и скучно: дед, всеобщий прародитель, по причине глубокой старости совершенно впал в маразм и не понимал, что происходит, кто эти люди и чего они хотят. Филота махнул на него рукой. Всё равно Аргосом правит Абант, разве что ванактом пока не называется. Да уж теперь и не назовётся — сей титул сын Пармениона по праву победителя собрался преподнести Александру. Конечно, без особой радости, но куда деваться... Себя Филота провозгласил наместником, а побеждённого царя — своим соправителем. В точности так, как поступили несколько лет назад египтяне, захватив Тир.
Впрочем, свежеиспечённый наместник пока оставаться тут не собирался. Он должен вернуться к Александру. Уходя, Филота не стал оставлять в ахейских городах гарнизоны, ибо это ослабило бы его войско. Кроме того, местные могли бы взбунтоваться и перебить их. Конечно, за это придёт расплата, но ведь людей уже не вернёшь. Если же ахейцы позабудут о своих обязательствах данников... Что ж, он рассчитывал вернуться будущей весной уже надолго. И тогда всякий, кто придумает восстать, понесёт суровую кару.
Соправитель Абант ещё не вполне осознал произошедшее и вёл себя тихо. Филота увозил с собой три десятка заложников, детей знатных семейств. Кроме них в качестве посла к Александру поехал Этевокрей, которого македоняне, не желая ломать себе язык, переименовали в Этеокла, что в обоих случаях, собственно, означало одно и то же — "Истинно славный".
И вот, спустя месяц после сражения у Тиринфа (а по меркам ахейцев битва была грандиозная, достойная увековечения в песнях), Этеокл-Этевокрей оказался в Атане, где впервые увидел корабли эллинов, отчего на некоторое время совершенно лишился дара речи.
Рядом с ахейскими и критскими скорлупками весьма солидно смотрелись кургузые финикийские корабли, частые гости в этих водах. Но, в сравнении с ними, даже триеры заморского ванаки казались жеребцами среди ослов, а уж о более крупных и говорить нечего. Настоящие морские чудовища, порождённые грозным пенобородым Потейдаоном.
Когда же, по команде келевста, четыреста двадцать гребцов выдохнули разом, и сто восемьдесят весел вспенили воду вокруг огромной гептеры... Чудовище Потейдаона, несмотря на свои размеры, набирало скорость нисколько не медленнее ахейских пентеконтер. От этого зрелища у Этеокла захватило дух.
Морской болезнью он не страдал, по морю походить за сорок лет жизни не раз доводилось, хотя, конечно, не на таких гигантах. Путешествие обещало быть не слишком неудобным.
Неарх получил от Александра приказ зайти в Милет, который ахейцы называли Милватом, а хетты и египтяне Милавандой. Критянин напомнил об этом Филоте, но тот отмахнулся.
— Возьмёшь половину кораблей, сходишь один. Встретимся на Родосе.
— А ты куда? — удивился критянин.
— Дела у меня ещё есть, — неопределённо ответил Филота.
Такие дела, в проворачивании которых неплохо поменьше иметь посторонних глаз. Особенно, если обладателей их царь числит в своих друзьях.
— Да как же мы можем разделиться? — попытался возразить Неарх.
— Молча, — заявил Филота, — кто нам противостоять сможет? Критяне? Ты их корыта видел?
— Полез медведь за мёдом, а пчелы тут, как тут, — проворчал Неарх, — навалились всем роем...
— Разве что доставят неудобства, — отрезал Филота, — а хороший медведь до меда всё равно доберётся.
— А египтяне?
— У нас с ними мир. Да и разве они в этих водах бывают?
— Осень уже на пороге, шторма скоро начнутся. Пора возвращаться, — продолжал уговоры Неарх.
— Ещё месяц навигации, — возразил Филота, — надо посетить побольше островов. Как я сказал, так и будет.
Критянин повиновался с нехорошим предчувствием. Выйдя из Саронического залива, Неарх взял курс на восток, мимо Делоса, на котором сделал трёхдневную стоянку. Филота, назначив главным кормчим своего отряда Пнитагора, увёл с собой тридцать два боевых корабля из пятидесяти, оставив критянину одни триеры и все транспорты с конницей, и направился к югу, огибая Киклады.
Он держал курс на остров Тера, о котором были получены сведения, что там находится большая и богатая колония критян. С детства наслышанный о могуществе царя Миноса, сын Пармениона надеялся увидеть города не столь бедные и варварские, какими ему представились ахейские, несмотря на циклопические стены Тиринфа и аргосские богатства.
В первый день метагейтниона[36], "месяца новоселий", обогнув западную оконечность острова Сикинос, эллины увидели на юго-восточном горизонте выраставший из моря конус громадной горы.
[36] 15 августа.
— Что это за остров? — поинтересовался Филота у Пнитагора.
Стратег не был силен в географии, но наварх-киприот за свою жизнь побывал на многих островах моря, которое теперь называли Эгейским только пришельцы, и озадаченно почесал затылок.
— Понятия не имею. Должна была быть Тера, но это Терой быть не может.
— Это ещё почему? — удивился Этеокл, — это именно Тера.
— Нет! Там нет такой здоровой горы! Там кольцо из трёх островов — Тера, Тирасия и Аспро[37]. Внутри кольца как-то болис[38] бросали на триста локтей. Дна не достиг.
[37] Сейчас островов пять — при извержении в 46 г. н.э. образовался остров Палеа-Камени, а в 1570 году — Неа-Камени. [38] Болис (греч.) — лот, верёвка с отметинами (например, узелками) и грузом, предназначенная для измерения глубин.
— Ты уверен, Пнитагор? — нахмурившись, спросил Филота.
— Да будет тебе известно, что я могу от Нила до Халкидики без перипла дойти, — гордо заявил наварх, — все мели помню наизусть и очертания берегов. И на Сицилию ходил три раза. Кстати, раз уж помянул Сицилию — обрати-ка внимание, стратег, на вершину этой горы.
— А что с ней?
— Верхушка срезана.
— И что?
— Как будто её сорвало, словно крышку у котла. Ты слышал про Этну?
— Это гора какая-то? — Филота попытался выковырять из памяти все, что знал о Сицилии.
— Гора, — усмехнулся Пнитагор, — лет шестьдесят назад эта гора остановила нашествие карфагенян на Сиракузы. Им преградила путь огненная река.
— Да, припоминаю, Аристотель рассказывал об этом, — встрял Никанор.
Филота покосился на него и недовольно поморщился. Брат не учился у Аристотеля и не мог такого слышать из первых уст. Разве что от Неарха, с которым дружил. А вот он, Филота, должен был рассказ об Этне запомнить. Злорадная память немедленно подсунула подслушанный разговор философа с отцом.
"Твой сын, Парменион, слишком много думает о не относящихся к учению вещах, о развлечениях".
— Я знавал людей, которые своими глазами видели это, — продолжил Пнитагор, — одни рассказывали, будто в горе сидит огнедышащий дракон Тифон, другие, что там томится гигант Энкелад, третьи — что там устроена кузница Гефеста.
— Все это выдумки досужих людей, — с видом знатока заявил Никанор, — Аристотель утверждает, что земля содержит в своих недрах источники жизненной силы и огня, скрытые от глаз человеческих. Они имеют несколько выходов на свет — на Лемносе, Сицилии и на Эоловых островах[39], где с помощью пара и огня извергают воспламенённые железистые земляные глыбы и кипящий расплавленный камень.
[39] Липарские острова в Тирренском море к северу от Сицилии.
— Ну и к чему я выслушал всю эту софистику о природе вещей? — раздражённо спросил Филота.
— Пнитагор, — не слушая брата, поинтересовался Никанор, — но ведь остров у нас за спиной — Сикинос?
— Да, — буркнул наварх, — с ним все в порядке, как и должно быть. Да и других островов с такими горами тут всё равно нет, и не было никогда.
— Вот насчёт "не было никогда", ты, мне кажется, не прав. Сам же сказал — верхушку сорвало, как крышку котла. А если на воздух взлетел весь котёл?
Пнитагор почесал бороду, подумал и мрачно поправил Никанора:
— Тогда уж не "взлетел", а "взлетит". Это ж какую силищу надо...
— Меня вот больше интересует вопрос — когда это случилось? — задумчиво сказал Никанор.
— Да уж не завтра, — Филоте надоел этот разговор, — Тера, не Тера, какая разница. Если этот остров не призрак, то мы на него зайдём. Хватит болтать.
Возле острова маячило несколько парусов.
— Критяне, — сказал Этеокл, — их тут особенно много. На Тере большой город критян. Наверное, самый большой их город за пределами Крита. В этих водах ещё можно встретить корабли ахеев, но южнее уже нет. Там властвуют критяне.
— Значит, ахеи не ходят на Крит? — спросил Филота.
— Не ходят. Говорят, критяне пускают к себе торговать только черноногих.
Македоняне уже поняли, что черноногими ахейцы зовут египтян. За то, что те месят ногами чёрный ил во время разливов Нила.
— Хотя я слышал, что и с теми у них не все гладко, — продолжил Этеокл, — ещё рассказывают, что берега Крита защищает медный трижды гигант Таро, которого выковал самолично хромой кузнец Афастио. Он кидает в корабли чужаков огромные камни и топит их.
Филота усмехнулся и похлопал ладонью по станине большого палинтона, стоявшего на носу гептеры.
— Врут. Этот ваш медный трижды гигант до Крита ещё не добрался. Но рано или поздно доберётся. И тогда посмотрим, кто в кого будет камни кидать.
Пнитагор тоже заулыбался: по иронии судьбы, самый большой из кораблей флота назывался именно "Талосом" в честь необоримого медного воина Гефеста.
— "Пурпурные" чего-то ускорились! — крикнул кормчий.
Филота прошёл на корму. "Талос" значительно оторвался от остальных кораблей, но теперь его быстро нагонял "Гнев Мелькарта", которым командовал Адар-Мелек. Когда библосская пентера приблизилась на расстоянии пятидесяти локтей, с неё прокричали:
— Филота! Архинаварх!
— Чего тебе, Мелек? — сложил ладони рупором Филота.
— Я себе очень думаю, драка будет, уважаемый!
— С чего ты взял? На других островах не было никакой драки.
— Ты гнал критян из Афин?
— Ну, гнал, — ответил Филота.
— Так я тебя умоляю, куда им ещё было бежать? На Теру! Самая большая колония, просто так не отдадут.
