— Да, есть кормщик опытный. Зовут его Эвдором. Исходил море вдоль и поперек. Сейчас он без работы. Купец, его обычный наниматель, вконец разорился.
— Эвдор? — переспросил Филипп, — я слышал это имя. Два дня назад ко мне в порту набивался некий Эвдор. Не тот ли?
— А как он выглядел?
— Ну... Здоровый такой парень, голова бритая, одет был опрятно. Лицо еще такое... располагающее, добродушное.
— Похоже, мы говорим об одном человеке, — кивнул Посидей.
— Но я отказал ему. Не рискнул связываться с незнакомцем, да и не было в том нужды. Тогда... — горестно вздохнул Филипп.
— Напрасно отказал, почтеннейший. Это очень опытный и надежный моряк.
— В таком случае, не мог бы ты устроить мне встречу с ним, достойный Посидей?
— Всенепременно, — пообещал хозяин.
Человек в темно-красном хитоне похлопал Филиппа по плечу:
— Почтеннейший, я бы советовал тебе набрать людей побольше. Кругом пираты, будь они прокляты.
— Спасибо, друг. Пожалуй, много разумного в твоих словах, но я поиздержался, торговля шла неважно...
— Но все же, жизнь дороже денег, — усмехнулся Аристид.
4
— И что, вас снабдили деньгами за красивые глаза? — спросил Лидон.
— Может и так, — без тени улыбки ответил Аристид, — но, думаю, скорее всего, Эвдор тряхнул своих старых должников.
— Скорее всего?
— Он не делился подробностями дела.
— Это какие же у него были должники, что вот так запросто денег хватило на судно?
— Не сразу и не запросто. Эвдор встретил старого знакомца, с которым прежде вел совместное дело.
— Такого же разбойного?
— Ну что ты заладил, почтеннейший? — поморщился Аристид, — торговца вином. Некоего Филиппа из Истрии. У того дела шли неважно, он попал в большие убытки, часть команды разбежалась, он даже не мог покинуть остров.
— И тут ему несказанно повезло, — усмехнулся Лидон.
— Именно так, — серьезно кивнул Аристид, сделав вид, что сарказм не заметил, — повезло. И команда пополнилась. За нами еще несколько человек увязались из безработных моряков.
— Стало быть, вы нанялись к этому Филиппу? — уточнил Лидон.
— Примерно так, — уклончиво ответил Аристид.
— А недавно ты сказал, будто корабль вы купили.
— Ловишь на слове, уважаемый? — улыбнулся Пьяница.
— Ну что ты, конечно же нет, — протянул Тиберий с ехидной ухмылкой, — но сию непонятность все же разъясни. Дабы я проникся к тебе еще большим доверием.
— Это несложно, — ответил Аристид, — Эвдор выкупил долю в навклерии. Равную часть. То есть, мы как бы и корабль купили, но не совсем. Вроде как составили эту... как там, по-вашему? Коллегию. Да, торговую коллегию.
— На деньги, выбитые из должников?
— Филипп и сам был ему должен.
— Что-то я смотрю, вашему Эвдору кто только не должен, — проворчал Тиберий, — не потому ли его постарались убрать туда, откуда не возвращаются?
Аристид молча развел руками.
— Ладно, складно звонишь. Надеюсь, твои слова подтвердят другие.
— А как же, — после недолгой паузы ответил Аристид.
Ждать пришлось долго. Гундосый весь извелся и Аристиду даже пришлось рявкнуть на него (подобное Пьянице было несвойственно), чтобы перестал ныть.
Они второй час качались на волнах в паре стадий от берега на своей протекающей посудине и изрядно нервничали. Было с чего — совсем недавно неподалеку прошла триера.
— Родосцы, — сказал Аристид, — красная роза на парусе.
Патрульные на их суденышко внимания не обратили, еще не хватало отвлекаться на рыбаков. Ну не пираты же там, в самом деле? Так близко от города, на такой утлой лоханке, среди бела дня, когда в море не протолкнуться от кораблей морской стражи...
Триера удалилась на запад, а еще через некоторое время Гундосый увидел приближающееся с востока судно.
— Вроде идет.
— "Меланиппа?" — уточнил Аристид.
Гундосый отчаянно щурился.
— Да, она самая.
— Все под рогожу. Пошевеливайтесь. Гундосый, ты куда полез? Забыл? Мы с тобой тонем.
Одноухий Акаст, спрятавшись под рогожу, шевелил рулевым веслом, словно рыбьим хвостом и судно худо-бедно сопротивлялось волнам. Эвбеец Телесфор невозмутимо пробовал пальцем острие меча, а сириец Датамихр что-то беззвучно бормотал. Не иначе — молитву. Остальные молчали.
К ним действительно приближалась "Меланиппа". На борту ее, как позже узнал Аристид, в это время происходило следующее:
— Тонут, что-ли? — высказал предположение один из матросов Филиппа, глядя на двух рыбаков, отчаянно машущих руками. Их небольшое беспалубное суденышко сидело в воде так низко, что уже и борта было непросто разглядеть.
— Поможем? — спросил Эвдор.
Костяшки его пальцев, сжимающие рукояти рулевых весел, побелели от напряжения.
— Нет, — отрезал купец, — некогда.
— Потонут ведь.
— Сами виноваты, пусть рыбу за борт выкидывают. Вон сколько наловили, по самые борта.
— Где рыба-то? — спросил один из матросов.
— Да вон, видишь, рогожами укрыта.
— Потонут, — уверенно сказал проревс-впередсмотрящий.
— До берега недалеко, доплывут.
— Лоханку жалко. И улов пропадет. По миру люди пойдут.
— Я что, — огрызнулся купец, — всех страждущих обязан одарить своей добротой? Потонут — сами дураки. Еще от Родоса не отошли, а то один остановит, то другой...
Полчаса назад их догнала патрульная триера. Ничего подозрительного родосцы не нашли и проследовали прежним курсом, но бесцеремонный досмотр совершенно вывел купца из душевного равновесия.
Утром Филипп восхищенно цокал языком, глядя, как Эвдор лихо вел акат по запруженной большими и малыми судами Торговой гавани. Тогда он радовался ценному приобретению, ныне же внезапная сердобольность нового кормчего купца раздражала.
К Филиппу нанялись четверо. Одного из них, именем Дракил, кормчий отрекомендовал, как опытного проревса. Двое поступили в команду гребцами. Сейчас они отдыхали — "Меланиппа" шла под парусами с попутным ветром. Мрачный сириец Фраат сел играть в кости с дугими гребцами. Четвертый из новичков, Койон, сидел на палубе рядом с Дракилом и от нечего делать наматывал вокруг левой руки канат.
Суда между тем, повинуясь воле Эвдора совершенно сблизились.
— Помогите! — закричал один из "рыбаков", — тонем!
Филипп, наконец, обратил внимание на то, что кормчий правит к рыбакам по собственной инициативе.
— В сторону! В сторону отваливай! Чего ты к ним прицепился? Левее уходи!
Второй "рыбак" бросил на "Меланиппу" конец каната, а Койон машинально его поймал. Один из матросов двинулся к Койону по банкам для гребцов, соединявшим борта аката вместо палубы, настеленной лишь на носу и корме.
— Бросай его, чего схватил?
Койон проигнорировал его слова, подтягивая рыбаков к акату.
— Ты, как там тебя, придурок? Бросай канат! Хозяин не велел помогать им!
Проходя мимо Фраата, матрос неожиданно споткнулся и упал, разразившись бранью. Филипп бросился к Эвдору.
— Кормчий, ты что, оглох?! В сторону давай!
Эвдор рванул рукояти, заваливая судно вправо, по направлению к "рыбакам". Последовал глухой удар, от которого многие на акате потеряли равновесие. "Рыбаки", напротив, несмотря на то, что их лоханка, казалось, вот-вот пойдет ко дну, словно ждали столкновения.
Аристид, как кошка, взлетел на борт "Меланиппы", вцепившись в хитон одного из матросов. Рывок, и тот полетел в воду. Мгновением позже на борту оказался и второй "рыбак", которому помог забраться Койон.
Сириец приложил сразу двоих гребцов об скамьи, одним прыжком оказался возле мачты, у подножия которой на специальной стойке висели несколько перевязей с мечами. Фраат выхватил из ножен клинок и полоснул им еще одного гребца по животу. Тот жутко заорал, вцепившись в края раны, и упал на колени. Филипп попытался отпихнуть Эвдора, но как-то безвольно обмяк и сполз на кормовую палубу, привалившись к борту.
Еще не все на "Меланиппе" успели сообразить, что происходит, как рогожи, укрывавшие рыбачье судно, полетели прочь и полтора десятка пиратов, прятавшихся под ними, с ревом устремились на борт аката.
Аристид и Гундосый, первыми перебравшиеся на "Меланиппу", уже вовсю рубили матросов мечами. Те, очнувшись от оцепенения, бросились к оружию. На носу Дракил проломил голову одному из них рукоятью якорного ворота, ударил второго, тот увернулся и вцепился критянину в горло. Сириец безнаказанно зарубил двоих, но теперь бился с дюжим гребцом, успевшим вооружиться. Другого гребца Койон, напав сзади, душил толстым канатом, но противник ему попался сильный, ловкий и сумел вывернуться. Они упали, Койон треснулся затылком о край банки и потерял сознание. Эвдор, бросивший рулевые весла, ловко перехватил вооруженную мечом руку помощника Филиппа и вывернул ее так, что хрустнул локтевой сустав. Помощник взвыл. Эвдор подхватил меч, выпавший из разжавшихся пальцев, и рубанул следующего противника.
Изначально матросов "Меланиппы" было больше, чем пиратов, но те, за счет внезапности, в первые мгновения боя успели существенно сократить численность противника и теперь склонили чашу весов в свою пользу. Бой продолжался совсем недолго. Еще остававшиеся в живых матросы и гребцы, быстро осознав, что смерть уже дышит им в затылок, попрыгали за борт. Здоровяка-северянина, теснившего Фраата и легко ранившего его в бедро, убил Аристид ударом в спину.
Вскоре все было кончено. Дракил спихнул с себя неподвижное тело и вытер узкий кинжал об полу хитона убитого. Матрос со вспоротым животом корчился под ногами и выл, пытаясь засунуть внутрь выпадающие кишки. Гундосый прикончил его, после чего наклонился над Койоном, похлопал его по щекам. Тот промычал нечто нечленораздельное, мотнул башкой и разлепил веки. Гундосый помог ему сесть. Сбежавшие матросы плыли в сторону берега, некоторые из пиратов свистели и улюлюкали им в след.
Аристид прошел на корму, направляясь к белому, как мел Филиппу, все еще неподвижно сидящему у борта.
— Нет, — протянул руку раскрытой ладонью вперед Эвдор, — не трогай его.
Пьяница хмыкнул, но отступил в сторону. Подошел Дракил.
— Что ты собираешься делать с ним? — спросил критянин.
Фраат красноречиво провел большим пальцем у горла и цокнул языком.
— Нет, — повторил Эвдор, — пусть живет.
— Сдался он тебе, — хмыкнул Дракил.
Аристид присел рядом с Филиппом на корточки и внимательно посмотрел на него.
— Не жилец. По любому, — вынес вердикт пират, — так плакался о своей тяжкой доле у Посидея, а тут такой удар. Посадим его в нашу лоханку, а Эвдор? Все равно нам не нужна. У нас теперь какая лошадка есть!
Аристид похлопал ладонью по красной от крови кормовой палубе "Меланиппы". Дракил хохотнул.
— Дай ему, Аристид, пару амфор его кислятины, пусть на Делосе толкнет! Вдруг, снова поднимется?
Филипп молчал, сжав зубы.
— Помогите ему, — сказал кормчий.
Двое пиратов из тех, что присоединились к команде на Родосе стараниями Трифены, подняли Филиппа и помогли ему перейти на рыбацкое судно, которое все еще болталось возле аката, сцепленное с ним канатом. Купец не сопротивлялся и не говорил ни слова, но шел еле-еле, ноги не держали. Пираты оттолкнули посудину шестом. Эвдор подошел к борту.
— Ты неплохой человек, Филипп, хоть и собирался бросить несчастных рыбаков на произвол судьбы, — сказал кормчий, — жаль, что тебе так не повезло. Но ты слишком легковерен, для купца. Такое отличное судно, как "Меланиппа", не для растяпы, подобного тебе. Я бы даже отдал тебе твои амфоры, но ведь не продашь...
— Будьте вы прокляты, ублюдки! — прорыдал купец.
— Не беспокойся, — невозмутимо ответил Аристид, — мы уже прокляты. Всеми богами. Утешься тем, что пираты долго не живут. Но перед тем как отдать концы, мы на твоей лошадке немного погуляем.
— Да чтоб вы все упились моим вином и потонули в собственной блевотине, проклятые!
— А вот это вряд-ли, — усмехнулся Эвдор, — лично у меня другие планы.
— Давай, лови своих "дельфинов", пока не разбежались, — крикнул Дракил и, сунув два пальца в рот, засвистел.
"Меланиппа" удалялась, уходя на северо-восток, против ветра на веслах, с убранными парусами.
— Вены вскроет, — предположил Койон, работая веслом.
— Повесится, — возразил Гундосый, сидевший сзади.
— Заклад? — спросил Койон.
— Как пгавегишь?
— Ну да...
Теперь их было восемнадцать. При захвате судна трое погибли и уже отправились на корм рыбам, вместе с покойниками из числа команды Филиппа. Никто особенно не сожалел. Эти люди присоединились на Родосе и еще не были крепко спаяны с командой Эвдора. Обычные бродяги, еле сводившие концы с концами и ухватившиеся за возможность нажиться морским разбоем. Ни боевых навыков, ни хорошего оружия, смерть в первой же драке — так кончали очень многие из тех, кто стремился пополнить ряды алифоров[33]. Но в желающих сделать этот столь опасный промысел своим образом жизни, никогда не было недостатка.
[33] Алифор — в древнегреческом языке синоним слова 'пират'.
Их знали под разными именами: сицилийцы, иллирийцы, киликийцы, но принадлежность к какому-либо народу среди них чисто условна. Эллины, любители все раскладывать по полочкам, позабыв про свою обычную дотошность, не мудрствуя, распространили дурную славу морских разбойников на всех обитателей тех частей мира, где алифоры процветали.
Обширный берег, тянущийся от Ликии на восток на четыре с лишним тысячи стадий[1], до Антиохии-на-Оронте, претендовавшей на звание крупнейшего города мира, после Рима и Александрии Египетской, именовался Пиратским. Страна, которой этот берег принадлежал, именуемая Киликией, считалась пиратским гнездом, а все киликийцы — разбойники. Вот он еще только до чеки тележной дорос, а уже будущий пират, потому что киликиец. Кто-нибудь видел честного киликийца? Правильно, не бывает честных киликийцев. Три худших слова в греческом языке есть на букву "К" — каппадокиец, критянин и киликиец.
Отчасти так и было, но, как и все в этом мире, раскрашенном отнюдь не в одни только черные и белые цвета, лишь отчасти. Нацию Пиратского берега уже столетия составляли не одни лишь родившиеся здесь, но многие пришлые, люди без родины, объединенные общим делом, которое в их глазах было источником пропитания не хуже мирного земледелия или скотоводства, разве что более опасным. Они носили имена сотни разноязыких племен, но объединяющим языком был греческий, давший им, помимо прочего, и общее название — алифоры.
Такая сомнительная честь досталась Киликии, конечно не случайно. Издревле здесь проходил один из главнейших торговых путей, из Египта и Финикии в Элладу. Где овцы, там и волки, а кое-кто из овец при определенной удаче и сам был не прочь показать клыки, ограбив более беззащитного собрата.
Море бурлило жизнью. Дельфины-белобочки, вечные спутники кораблей, легко обгоняя медленно ползущую "Меланиппу", весело выпрыгивали из воды, в прозрачной толще которой виднелись темные спинки тунцов, частых спутников дельфиньих стай. Над волнами носились крикливые чайки, ссорящиеся из-за добычи. Солнце, висящее в ослепительно-голубом небе, отражаясь в миллионах мягких зеркал, слепило глаза любому, кто рисковал бросить взгляд на сверкающую дорожку.
