Бездарь: Охота на Бессмертного

Мда. Разница в поведении была видна невооруженным глазом, поэтому я почесал подбородок и поинтересовался:

— Кстати, а почему вы сочли меня показушником?

Ольга покраснела еще гуще:

— На вас было навешано столько всякой хрени... Прям как на герое какого-нибудь второсортного голливудского боевика...

— Хрени на мне хватает и сейчас... — хмыкнул я.

— Теперь я знаю, что все это на самом деле нужно... — помрачнев, призналась она. — Просветили... Ребята и... Паоло...

— Спасибо за откровенность... — ничуть не кривя душой, сказал я. А потом вдруг понял, что шарахаться по лесу мне совершенно не хочется...

— Вы на меня больше не обижаетесь? — с надеждой и в голосе, и во взгляде спросила она.

— А за что обижаться-то? Девяносто девять человек из ста, оказавшись на вашем месте, подумали бы то же самое... Что настоящий мужчина, оказавшись в такой ситуации, просто обязан уступить шанс на спасение девушке...

— А вы... ну, то есть, сотый?

— 'Я, то есть, сотый' вспомнил бы о том, что портал, который можно вызвать активацией маячка, ведет не на Землю, а на портальный камень гильдии Ан-Мар. И что перемещение туда — это лишь первый шаг домой...

Глава 12. Ольга Фролова.

...Метров со ста пятидесяти-двухсот кораблик выглядел чистеньким, аккуратным и ухоженным. Как самый главный экспонат чьей-нибудь коллекции или любимая игрушка. Поэтому Ольга, на миг забыв о необходимости смотреть по сторонам, залюбовалась внушающей уважение пастью жуткого чудовища, закрепленного на носу суденышка, непривычными обводами его корпуса, частым 'гребнем' весел, опущенных в воду, и замысловатой паутиной разного вида канатов, которые, если ей не изменяла память, называли словом 'такелаж'. Но когда течение поднесло их поближе, и она почувствовала, чем пахнет все это великолепие, очарование красотой чуда местного кораблестроения мгновенно пропало: от 'игрушки' несло дикой смесью застарелых запахов пота, гноя, крови и нечистот. Причем настолько сильно, что ей пришлось вытащить из кармана носовой платок, намочить его в реке и прижать к лицу.

Увы, толку от этого оказалось немного, так как с каждым мгновением смрад становился все насыщеннее и насыщеннее, и в какой-то момент стал настолько сильным, что от него стало мутить.

Звуки, послышавшиеся с палубы парусника секунд через тридцать, тоже, как бы так помягче выразиться, не порадовали — по ощущениям Фроловой, добрая половина его команды либо стонала, либо хрипела, либо надрывно кашляла во сне.

Заглядывать в многочисленные отверстия для весел она, естественно, не стала. Наоборот, отвернулась от кораблика и с удвоенным энтузиазмом вгляделась в 'проплывающие' мимо строения. Решив, что смотреть на череду однообразных причалов, уродских домов и вереницу убитых лодчонок, привязанных к вкопанным в землю столбикам, всяко приятнее, чем на измученные лица и изможденные тела рабов.

Оказалось, что насчет 'приятности' она погорячилась: не успела их лодка проплыть мимо корпуса 'игрушки', как между двумя приземистыми складами, со стороны которых завоняло гнилыми овощами и рыбьей требухой, наметилось какое-то странное шевеление. Приблизив изображение, благо ночной бинокль позволял, девушка рассмотрела подробности. И еле удержала в себе поздний ужин — пара мерзкого вида бомжей энергично ковырялась в куче отбросов. И периодически запихивала в рот самые 'аппетитные' куски своей добычи.

'Столица домена, блин...' — угрюмо подумала Ольга, перевела взгляд на реку и еле слышно выдохнула:

— Макс, лодка! На десять часов!

Вересаев, сидевший на веслах на пару с Толяном, тут же приказал сушить весла, затем уступил свое место Костику и перебрался на нос.

Скорректировав положение лодки относительно течения и, тем самым, выполнив обязанности рулевого, Ольга снова поднесла бинокль к глазам и вгляделась в силуэты людей, решивших переправиться через Тиермар в середине ночи.

Левый, ближний к ней, гребец был одет приблизительно в такую же одежду, как та, которую Вересаев позаимствовал в домике 'рыбаков' — в холщевую безрукавку и холщовые же штаны. Правого видно не было. А вот их рулевой, внимательно вглядывающийся в темноту, выглядел посолиднее: поверх рубашки с отложным рукавом и длинными рукавами он носил короткий жилет, под ним — что-то вроде широкого пояса, а на ногах — сапоги.

'Приказчик...' — решила девушка. — 'Или небогатый купец...'

Минуты через две, когда лодки приблизились одна к другой еще немного, и она смогла разглядеть рожи, достойные внимания Чезаре Ломброзо , Фролова пришла к выводу, что ошиблась. И что рулевой никакой не приказчик, а один из воротил местного теневого бизнеса. Эдакий дон Корлеоне Иллемарского разлива. А еще через полминуты, услышав тихий шелест маскхалата Вересаева, вдруг поняла, что будет дальше. И мысленно согласилась с логикой Максима:

'Ну да, исчезновение этой троицы вряд ли кого-нибудь обеспокоит...'

В это время по ее колену легонечко стукнула чья-то лапища, и девушка, опустив бинокль, торопливо вцепилась в румпель: оказывается, пока она пялилась на иллемарцев, лодку постепенно разворачивало боком к течению.

По колену стукнули еще раз. Ольга непонимающе посмотрела на отчаянно жестикулирующего Костика, то показывающего двумя пальцами на свои глаза, то поворачивающегося по направлению к Вересаеву и тыкающего пальцами в его сторону. Потом разглядела команды Максима и... удивленно направила нос лодки в сторону левого берега...

...Несмотря на то, что первые секунд тридцать после поворота Костик и Толян бесшумно подгребали руками, суденышки, хоть и медленно, но все-таки сближались. И должны пройти друг относительно друга метрах в сорока-сорока пяти. Решив, что на таком расстоянии иллемарцы их не увидят и не услышат, Ольга, безуспешно пытавшаяся понять мотивы решения Вересаева, забыла про их существование и уставилась на снайпера. Смотрела внимательно, ловя каждое шевеление. Поэтому почти не удивилась, поняв, что Максим отслеживает не только взаимное расположение лодок, но и направление слабого ветерка.

Зная, что он ничего не делает просто так, она принюхалась к 'ароматам', доносящимся с берега, непонимающе нахмурилась, а затем нервно сглотнула. Сообразив, что через полминуты их лодка окажется для иллемарцев с наветренной стороны!

'И что они могут почуять? Запах пота? Так он в разы слабее, чем эта вонь!' — пытаясь успокоить саму себя, мысленно пробормотала она, плавно поднесла к глазам бинокль, нашла лицо 'дона Корлеоне' и облегченно перевела дух, убедившись, что он смотрит не в их сторону.

'Ну и правильно, мы плывем мимо и никого не трогаем...' — подумала она, чуть подрегулировала резкость изображения и... застыла: 'дон Корлеоне' вдруг ощутимо напрягся, затем медленно повернул голову точно в их направлении и принюхался!

'Мы тучки, тучки, тучки, а вовсе не... слоны...' — творчески переделав великую фразу Винни-Пуха, истерично хихикнула она про себя. И совсем было решила придумать продолжение, но увидела, что 'дон Корлеоне' повернулся к гребцам, сложился пополам, на мгновение застыл и резко прогнулся в спине. Так, как будто преодолевал недюжинное сопротивление.

Это его движение показалось Ольге настолько странным, что она не сразу обратила внимание на темное нечто, показавшееся из-за правого колена иллемарца. А когда, наконец, увидела и сообразила, что это такое, испуганно выдохнула:

— Макс, у него арбале-...

Договорить не получилось, так как Толик, услышав это слово, заорал 'падаем, арбалет!', схватил ее под колени и дернул на себя. Настолько резко, что сползая на дно лодки, она ударилась о сидение сначала поясницей, а затем и затылком!

Возмутиться — возмутилась. Но после того как оклемалась от боли. Молча, так как прекрасно знала, что и команда, и последующий рывок — это правильная последовательность действий телохранителя при защите клиента от внезапной опасности. А потом, растянувшись на мокрых досках, она не замерла в неподвижности, а попыталась нашарить приклад своей Кристинки. Ага, как бы не так — стоило ей вытянуть руку в том направлении, где должен был лежать карабин, как сверху навалилась туша Коростелева и в буквальном смысле погребла ее под собой!

Ольга, не удержавшись, застонала от боли в сдавленной биноклем груди и тут же заткнулась: по ушам хлестко ударил выстрел, а затем еще два. А одновременно с третьим со стороны лодки иллемарцев дважды громко плеснуло. Так, как будто они вываливались за борт.

— Третий и четвертый — на весла! Пятерка, на руль!!! — громким шепотом приказал Вересаев, а через пару секунд раздраженно зашипел: — Ну же! Живее!!!

Толян тут же встал на четвереньки. Слишком резко, в результате чего лодка заходила ходуном. Замер. На мгновение. Потом метнулся к скамье, походя задев коленом скулу приподнявшейся Фроловой.

Мысленно обозвав парня медведем, девушка дотронулась до пострадавшего места и поморщилась: судя по ощущениям, жесткая ткань ссадила кожу.

— Пятерка, правь правее! — донеслось с носа, и она, торопливо встав на колени, дотянулась до румпеля и рванула его в нужную сторону.

— Правее, а не левее! — рыкнул Вересаев и, кажется, выругался.

Фролова шустренько переложила руль в противоположную сторону, затем в темпе вальса нащупала висящий на ремешке бинокль, поднесла его к глазам и вдруг сообразила, что уже несколько секунд слышит все усиливающийся собачий лай!

Первый же взгляд на берег заставил ее нервно облизнуть пересохшие губы: город, разбуженный выстрелами, стремительно просыпался — в домах, расположенных недалеко от реки, одно за другим освещались окна, а на паре улиц замелькали факелы...

...К месту слияния Тиермара и Фамматили подплыли где-то часа за два с половиной до рассвета. К этому времени Костик, вымотавшийся до предела, уже практически ничего не соображал и ворочал веслами, как робот. Не чувствуя боли в стертых до мяса ладонях и практически не реагируя на команды Вересаева.

Снайпер, вкалывавший на веслах вместе с ним, выглядел бодрячком. Однако, дождавшись смены, уступил свое место толком не отдохнувшему Толяну. А сам перебрался к Ольге на корму и продолжил зарисовывать ориентиры.

Эдак с полчаса после поворота направо Ольга провела, как на иголках. Дергаясь от каждого плеска или птичьего крика. А затем более менее успокоилась и принялась вглядываться в заросшие лесом берега, пытаясь найти место для дневки. Зачем? А чтобы это занятие мешало вспоминать бойню, устроенную Вересаевым. И последовавшее за ней 'заметание следов'.

Увы, получалось неважно: на смотря на то, что Фролова тщательно оценивала чуть ли не каждую тень, перед ее внутренним взором продолжали мелькать картинки из недавнего прошлого, а во рту то и дело появлялся омерзительный привкус рвотных масс.

Нет, разумом она понимала, что гнавшиеся за ними люди жаждали отнюдь не светской беседы, поэтому ничуть не осуждала Максима, отправившего их на тот свет с безжалостностью бездушного механизма. Но вспоминая, как дергались от попаданий его пуль их тела, иногда подумывала о том, что каждый из одиннадцати мужчин, посланных по их душу, был чьим-то братом, сыном или супругом.

'Мы просто хотим выжить и вернуться домой!' — устав лицезреть одни и те же картинки, мысленно воскликнула она. А потом искоса посмотрела на руки снайпера и попыталась представить, что он должен был чувствовать, взрезая животы плавающим в воде трупам. Равнодушие? Опустошение? Злость?

'Скорее всего, злость. На Толяна...' — подумал, мысленно ответила себе девушка. После чего вдруг вспомнила разнос, устроенный Максимом сразу после зачистки следов 'дона Корлеоне' и его спутников:

— Мда... С такими друзьями враги не нужны... — мрачно буркнул Вересаев, убрав в ножны тщательно вымытый и протертый нож.

— Ты. Нас. Подставил. По-крупному... — выделяя каждое слово, отчеканил Максим. — Если за нами отправят погоню и нам не удастся от нее оторваться, я оставлю тебя в качестве заслона...

'И ведь оставит... Если сочтет нужным...' — кивнула она, затем вдруг захотела увидеть лицо Вересаева, повернулась к нему и... мысленно хмыкнула: снайпер, еще минуту назад что-то черкавший в своем блокноте, теперь сидел по-турецки. И сосредоточенно раскладывал на правом колене мотки лески и рыболовные крючки.

Как ни странно, первым делом она вспомнила не о рыбалке, а о невзрывных ловушках. В голову сразу полезли варианты модификации хлыста или венериной мухоловки , в которых вместо шипов использовались бы крючки.

— Решили обезопасить подступы к месту дневки? — негромко спросила она.

Максим удивленно выгнул бровь, затем, видимо, понял, что она имела ввиду и отрицательно помотал головой:

— Нет, готовлюсь к следственному эксперименту...

— А можно узнать, к какому? — заинтересовалась Ольга.

Снайпер, как раз продевавший леску в ушко крючка, кивнул, затем затянул какой-то хитрый узелок и криво усмехнулся:

— Хочу выяснить, способна ли пищеварительная система уроженцев планеты Земля усвоить инопланетную органику...

Фролова поежилась:

— Это может быть опасно!

— Вы считаете, что лучше пустить на мясо кого-нибудь из ваших в меру упитанных телохранителей?!

— Не надо. Они мне еще пригодятся...

— Ага. Да и химии в них многовато...

— А если серьезно?

— Если серьезно, то с продуктами у нас полная задница. Значит, не сегодня-завтра нам придется переходить на подножный корм. Выпадать в осадок сразу всей толпой небезопасно, значит, кому-то из ваших телохранителей придется побыть подопытной свинкой...

С продуктами было действительно хреновее некуда: в тот день, когда скотина Арвид ап-Лагаррат выдернул их из спортзала, Ольга и ее спутники собирали на ринге только снаряжение. Поэтому здесь, на Иллемаре, питались только тем, что оказалось в рюкзаке у Вересаева.

— А почему именно рыба? — после небольшой паузы поинтересовалась девушка.

Максим насмешливо прищурился:

— Вам отвечать на этот вопрос или на тот, который крутится у вас на языке?

— Ответ на тот я нашла сама... — вздохнула Ольга. Потом подумала и добавила: — Да и на этот, собственно, тоже...

Глава 13. Максим Вересаев.

...Несмотря на все старания врачей, пациент все-таки выжил. В смысле, в течение восьми контрольных часов не почувствовал ни одного симптома пищевого отравления. А уже к полудню нагло потребовал продолжения банкета. По-хорошему, эксперимент стоило повторить как минимум еще раза два и собрать чуть больше статистического материала. Но, здраво рассудив, что переходить на подножный корм нам придется в любом случае, я решил не валять дурака. То есть, самоотверженность Костика оценил, но потенциальную отраву — филе здоровенной рыбины, размерами смахивающей на сома, а костлявостью на леща — зажал. Вернее, протянул один шампур несостоявшейся жертве, а остальные пододвинул к себе и с наслаждением продегустировал первый кусочек.