Академия истины (Академия Веритас)

— О, с характером! Да просто вообще чудесно! Стой так, не шевелись! — девушка цапнула в одну руку дощечку, в другую — палочку, и начала что-то черкать, поглядывая на меня.

— Верита Брианда, — попыталась я перейти к сути дела.

— Нет. Брианда, — остановила меня истинница.

— Ч-что? — я сбилась, запуталась и моментально растеряла весь запал.

— Просто Брианда, без всяких 'верит'. А тебя как звать?

— Фе-Феодоссия Ролло.

— Что, прям вот так и обращаться? — девушка скептически изогнула бровь.

— Можно просто Фея.

— Отлично! Красивое имя. И ты тоже красивая — вы подходите друг другу.

— С кем?

— С именем!

'Кто-то из нас точно сошел с ума', — подумала я и снова попыталась заговорить о деле.

— Вер... Брианда, вы передали моей подруге письменный набор для меня?

— Набор? Какой набор? А, да, был набор. Тебе не понравился?

— Нет. То есть... нет... то есть дело не в этом... Набор красивый!

— Так отлично, бери и пользуйся!

— Но, вер... Брианда, у меня нет таких денег!

— А разве я просила у тебя денег? Это подарок, их дарят бесплатно!

— Но я не могу его принять!

— Почему? — девушка даже черкать по дощечке перестала. У меня появилось ощущение, что я опять сморозила какую-то глупость.

— Вериты, добрый вечер! — прозвучавший у меня за спиной голос заставил похолодеть и съежиться.

— Нет, стой ровно! — повелительно выкрикнула художница.

— Милая, ты припозднилась сама и заставляешь мучиться девушек, а верита Феодоссия только что из лечебницы, — мой персональный кошмар подошел к Брианде, обнял за плечи и ласково поцеловал в подставленную щечку.

— Ну, да, нехорошо вышло, — признала блондиночка, вздохнув. — Я увлеклась. Но ты представляешь, Фее не понравился набор для письма! — посетовала она, откладывая дощечку.

— Нет, что вы, набор замечательный! — попыталась возразить я.

— Тогда почему ты принесла его обратно? — оказывается, девушка узнала коробку.

— Но я же не могу его принять, — простонала я, совершенно вымотанная этим малопонятным диалогом.

— Это я уже слышала! Но почему?

— Ну, как же... вот просто взять и принять от совершенно незнакомого человека? Безо всякого повода?

— Мы с тобой уже познакомились! А повод... разве для подарка нужен какой-то конкретный повод? Просто ты уронила чернила, когда потеряла сознание, а я подумала, что после лечебницы тебе они опять понадобятся, вот и все. Заодно захватила другие принадлежности для письма. А ты пришла сюда с таким лицом, как будто я тебе что-то дурное сделала.

— Нет, что вы, ничего дурного!

— Правда? — Брианда подхватила досочку и сунула мне. На ней оказался закреплен лист бумаги с рисунком. У девушки с рисунка, очень похожей на меня, был такой насупленный вид, как будто ее оскорбили в лучших чувствах.

Я залилась краской стыда. И почему я вечно чувствую себя такой непроходимой дурой!

— Извините, это не то, что вы подумали, я просто...

— Да ладно, все ерунда, но я так и не поняла, ты позировать-то мне будешь?

До утра я не могла уснуть, раздумывая обо всех странностях этого дня. С одной стороны, верит Дорэ меня обманул. С другой стороны, Брианда наглядно продемонстрировала, что наши поступки не всегда выглядят со стороны тем, чем являются на самом деле. С третьей стороны, мне было дико больно видеть, как мужчина с глазами цвета ночного неба обнимает художницу. С четвертой стороны, она мне понравилась. Она странная, но она прекрасна. И что мне с этим со всем делать, совершенно непонятно...

Глава 11. Журавлиное вече

Короткий сон не принес отдохновения ни душе, ни телу. Я все еще чувствовала себя обнаженной и незащищенной, но хотя бы начала догадываться, что это состояние как-то связано со 'взорванными контурами', чем бы они там ни были. Спасибо, Великая Веритассия, что хоть с ума не схожу! Тем не менее, раздрай в голове царил полнейший: кому верить? Что происходит? Как себя вести? И, главное, как на учебе сосредоточиться, когда мысли всякие одолевают, одна другой поганей?

Вот, взять, к примеру, амулет: носить его или лучше снять? Солгавший единожды в любой момент решиться на ложь способен, это мне с детства матушка твердила. Может, амулет-то не для выздоровления нужен? А для чего? Убить? Так вериту Дорэ меня проще было прям в лечебнице и опоить мухоморами какими-нибудь, кто бы там разобрал, от чего я окочурилась. Опять же, пойди пойми, для чего декан лгал, я вот тоже всем твержу про аппендицит, хотя с самого начала сомневалась. Это что же получается, я тоже погрязла во лжи?

Мамочка, как же дома просто было: то — белое, а это — черное, там — ложь, а тут — истина. А здесь все вперемешку, все какое-то серое...

Тут в окошко кто-то настойчиво постучал. Я спервоначала даже не поняла, что за звук, а потом гляжу: синичка прыгает по карнизу, и клювиком по раме долбит. Голодная, видать. Мы с Чеккиной завели привычку брать с ужина немного печева в комнату, чтобы чаи гонять было повеселее. Правда, вчерашнее уже съели, но блюдца помыть еще не успели, а маленькой много ли надо. Я все крошечки в горсть и сгребла. Оконце открывать не стала, чтоб не спугнуть, в форточку вытряхнула поаккуратней. А пичуга и рада — клюет. Вот жеж, такая невеличка, а даже самой малости в жизни радуется! А я, дуреха здоровая, все нюни распускаю!

Чтобы отвлечься, завела детскую припевочку. Мы с младшими ее всегда пели, когда синичек видели:

Птичка-синичка,

Заря-заряничка,

Как по воду...

И тут меня как водой из ушата окатило: вот балда-то! У меня же есть обережная птица! Пусть она мне досталась не совсем по праву, но ведь Великая Веритассия признала работу Семена... Хуже-то уж точно быть не должно. Подхватилась, да к саквояжу. Достала птицу и в очередной раз залюбовалась красотой подарка. Крылышки будто трепещут, а уж как переливаются огненные сполохи по грудке, век бы глядеть и не отрываться!

Пришедшая из мыльни Франческа застала меня за трепетным оглаживанием перышек заряницы:

— Ничего себе! Это то, о чем я подумала? И ты не рассказала? — напустилась соседка, пожирая глазами мое чудо.

— Ой, Чеккина, это не совсем то... даже совсем не то, а рассказывать долго. Давай вечером поговорим, хорошо, иначе к завтраку опоздаем? И ты не будешь против, если я ее у входа подвешу?

— Я, конечно, буду только за — красотища же невозможная! Но вечером ты мне расскажешь все, подробно, с самыми маленькими, даже малюсенькими деталями! Иначе я тебя всю ночь щекотать буду, вот!

— Хорошо, — улыбнулась я. Чеккина, наверное, и мертвого развеселит.

— А скажи-ка мне, красавица, — многозначительно глядя на меня, временно водружающую птицу на стол, осведомилась подруга, — а Питер твой об этом знает?

— Нет, не знает. И вообще, какое ему дело?

— Ой, не ска-а-ажи! — пропела Франческа, забавно морща носик. — Сдается мне, ему о-го-го какое дело!

А Питер тут как тут, легок на помине! Стоило выйти из подъезда, как эта громадина ринулась прямо на нас. Сперва показалось, что он хотел меня схватить в охапку, но то ли ошиблась, то ли богатырь передумал. Вместо этого парень аккуратно взял мою руку и поцеловал. Я все равно смутилась, хотя и не так сильно, как на празднике Приветствия.

— А мне? — немедленно заявила Франческа, картинно протягивая Питеру руку. Блондин не растерялся, облапил кисть девушки обеими ладонями и энергично встряхнул.

— Медведь! — фыркнула Чеккина, выдирая длань. — А ты что, уже в лечебницу сбегать успел?

— Сама догадалась, или кто подсказал? — наконец-то открыл рот парень.

— Ой-ой-ой, какие мы дерзкие! Веришь, нет, это он заставлял меня каждый вечер перед ужином ходить узнавать новости. А будь моя воля, я бы тебя там навсегда бросила! И жила бы как либерьянская принцесса — с двумя шкафами! И оба — в моем полном распоряжении! — гордо заявила соседка.

— Не слушай ее, она шутит, — пояснила я Питеру.

— Я догадался, — спокойно заметил юноша, а потом взял меня за руку и повел к столовой. Я сперва хотела отнять ладошку, но не хотелось обижать человека. А у Питера пальцы были крепкие и сильные. И мне вдруг даже приятно стало вот так идти с ним за руку. От него как будто веяло мощью и уверенностью. И теплом. И в этом тепле мне становилось спокойнее. И даже уже не так больно было вспоминать, как мужчина с глазами цвета ночного неба обнимает девушку с волосами цвета меда. И вообще лучше о нем не вспоминать. Не к чему. Сон это, просто сон.

Глава 12. Первая братчина

Могла и не ломать себе голову, как сосредоточиться на учебе, гораздо актуальнее оказалась другая проблема: как от этой учебы хоть на минуту отвлечься? Неделю я, не отрываясь, писала, читала, отрабатывала шаги паваны, заучивала названия столовых приборов, и даже во сне мне начали являться танцующие вилки.

А накануне братчины Франческа таинственным голосом сообщила, что завтра меня ждет сюрприз: в город прибудут ее братья, и она непременно должна нас познакомить. Заодно и день рождения отпразднуем. Я даже не сразу поняла, о чьем рождении идет речь. Оказалось, что подруге исполняется девятнадцать. Я очень хотела пойти с ней, но вспомнила наказ верита Дорэ, а пуще того — скрипучий голос, нашептывавший мне в лечебнице... Как же быть? И именинницу обижать не хочется, и ослушаться боязно...

Поутру встала пораньше, тихонько, стараясь не шуметь, вынула из саквояжа самую красивую ленту кружева: широкую, со снежинками. Как раз должно было хватить на оторочку воротника какого-либо из красивых платьев Франчески. Заварила любимый чай подружки: с сушеными ягодками малины и черники. Жаль, что не могу подарить чего-нибудь посущественнее, но у меня просто не было ничего подходящего, а денег не хватило бы на достойное подношение.

Когда Чеккина проснулась, я первым делом расцеловала девушку в обе щеки:

— С праздником, милая! Пусть Великая Веритассия будет к тебе благосклонна! Желаю тебе, чтобы твой дар помог с блеском окончить Академию и стать самой известной певицей во всем мире! Ты — чудесная и достойна всего самого лучшего! Прости, мой подарок очень скромный, но прими от души и от сердца на добрую память! Мне кажется, тебе очень пойдет.

Чеккина бережно перехватила из моих рук хоровод снежинок, с восторгом посмотрела на просвет, а потом враз посерьезнела:

— Спасибо огромное, но, Фея, не обижайся, с твоих слов я поняла, что твоя семья не очень богата...

— Да говори уж прямо — мы совсем и не богаты, — грустно улыбнулась в ответ. — Я знаю, это мелочь, но...

Соседка решительно схватила меня за руки:

— Нет, ты не поняла! Это прекрасный подарок, но я не могу пользоваться твоим заблуждением! Ты, вообще, заходила хоть раз в модную лавку?

— На что мне? У меня есть одежда.

— Вот если бы хоть раз зашла, то знала бы, что такая тонкая и качественная работа стоит огромных денег. Я не могу сказать точно, но за такой длинный отрез кружева пришлось бы заплатить золотой, если не два!

— Да быть такого не может, ты что-то путаешь! Это же простые нитки, не золотые и не серебряные!

— Фея, я тебя люблю, но иногда с тобой совершенно невозможно разговаривать! Я тебе про качество работы, а ты мне про стоимость материалов!

— Ты надо мной подшучиваешь? — все еще неверяще уточнила я. В столице что, совсем денег девать некуда, раз у них тут за пучочек травки серебрушку дерут, а за клочок кружева — два золотых?

— Я серьезна, как никогда, — это очень дорогой подарок, и принять его с моей стороны будет просто нечестно! Оставь себе, мне очень приятно, что ты для меня такой красоты не пожалела...

— Нет, тем более возьми! Я так волновалась, что тебе совсем простую вещь дарю! Возьми-возьми! Если надо будет, я еще сплету.

— Спасибо! — девушка кинулась мне на шею. — Мне очень-очень понравилось! Оно такое чудесное! А ты еще лучше!

Мне было неприятно огорчать подругу, но тянуть будет хуже, лучше уж сразу сказать:

— Только, Чеккина, не обижайся, я с тобой сегодня не смогу в город пойти...

— Да ну тебя! — скорчила рожицу девушка. — Почему ты не хочешь сходить с нами развеяться? Мои братцы, конечно, те еще заразы, но с ними весело! И не обидит никто.

— Я уверена, что твои братья замечательные, но мне лекари запретили пока из Академии уходить. Прости меня. Хочешь, я тебе лично, на какой скажешь узор, кружево сплету, только не сердись!

— Ла-а-адно, — милостиво заявила Франческа, — но только потому, что ты умеешь делать такие замечательные штучки, имей в виду! — девушка показала мне язык. — Я тогда до утра в городе останусь, вот. Тебе, так и быть, что-нибудь вкусненькое принесу, надо же хоть чем-то себя баловать, заучка!

— Конечно, милая, повеселись там за нас обеих!

Вечером без Чеккины оказалось немного скучновато. Оказывается, я уже успела привыкнуть к постоянному звуку перебираемых струн и бормотанию этой шебутной девушки. От чтения уже устали глаза, да и подвигаться хотелось. Глянув на часы, поняла, что до закрытия общежития еще есть время, и можно немного погулять у реки. Да, уже совсем стемнело, но тут же не лес: медведей нет, дорожки хорошо видны, чего бояться?

У воды сразу стало легче: усталость отпустила. Напитанный влагой стылый воздух приятно холодил лицо. Поплотнее завернувшись в мантию, присела прямо на травку. Да, долго на сырой земле лучше не сидеть, но я ж немножко.

Мысли сразу унеслись к дому: как-то там девочки? Наверное, гадают с важным видом. Нынче как раз на суженого гадать хорошо. Я бы тоже попробовала, но у меня ни свечек, ни сковороды нету. И заборы тут, как назло, каменные. Перебрав в уме все варианты, вспомнила, наконец, подходящий к случаю. Это не особо точное гадание, только укажет, далеко ли замуж выйду и в какую сторонку.

Устроилась поудобнее и затянула:

— Залай, залай, собаченька, залай, серенький волчок, где собаченька залает...

И тут у меня над головой засветился махонький шарик.

— Верита Феодоссия, вы отдаете себе отчет, что уже, практически, ночь? Вы что здесь делаете в такое время в полном одиночестве?

Вот тебе и погадала! Похолодев, искоса взглянула на героя моих кошмаров. И что ему ответить? Не скажешь же, мол, суженого выслушиваю.

— Так, поднимайтесь! — требовательно заявил мужчина, протягивая руку. Пришлось подчиниться.

Но как только я коснулась пальцами ладони верита Филиппа, меня словно молнией в маковку стукнуло. Ощущение было, будто дух выбило, и он со стороны злорадненько так наблюдает, как безвольное тело встает с земли, делает шаг... А потом мои ладошки сами скользнули на грудь мужчины, я приподнялась на цыпочки, крепко зажмурилась и прижалась губами к его губам.

Длился поцелуй недолго, по-моему, магистр от меня просто отстранился, но не уверена. Глаза открыла, уже услышав вопрос:

— Вы что, пьяны?

Выглядел верит Филипп озадаченным. Я мотнула головой и потянулась к нему снова. Тут глаза мужчины сузились, и он злобно прошипел:

— Лживая тьма! Только этого не хватало!

Окружающий мир тут же изменился: мы оказались в комнате, заполненной книжными шкафами не хуже, нежели кабинет декана Дорэ. Только здесь еще были большие кресла.