Раб. Книга 1. Чужая боль

— Давай на колени, — говорит. Антер стоит. Олинка начинает психовать.

— На колени перед госпожой!

— Я его хозяйка, — напоминаю.

— Так прикажи ему!

— Это мой раб!

— Ну ты же обещала! — такая непосредственная обида. — Скажу папе, что зря тебе подарили!

А вот этого не нужно, портить отношения с Корнелем я не собираюсь.

— Да что мне, жалко, что ли, — иду на попятную. Антер смотрит как на предателя, впрочем, быстро берёт себя в руки, становясь непроницаемым.

— Давай, раб, исполняй пожелания моей гостьи.

Ох зря я дура, дура! Олинка тут же заводится.

— Быстро на колени, скотина!

Антер исполняет, ему тут же суют под нос коленку:

— Показывай, какие удовольствия доставлять умеешь!

— Он мне доставляет, — вклиниваюсь, — а тебе пусть твои доставляют!

— Ну что тебе, жалко?

— Жалко! — начинаю разыгрывать истерику. Антер поднимается. — Это мой раб, мой первый раб! У тебя их вон сколько, зачем тебе мой? — ору, плачу, жалуюсь. Её глаза оборачиваются к своему, уже отложившему походного медика.

— Давай поменяемся, а? — говорит тоскливо. — Хоть на денёк?

— Нет! — упрямо мотаю головой.

— Ну ты же сама сказала, чтобы он исполнял мои пожелания... Посмотри, он посмел подняться! Сам!

— Знает, что если я недовольна, меня лучше не злить!

— Да ну? — недоверчиво. Конечно, я ж ни разу ещё при ней даже не попыталась ударить. И потом, саму Олинку разозлило бы именно то, что поднялся. После просительно:

— Ну можно ещё чуть-чуть... Ну пожалуйста...

Вздыхаю, киваю. Что с такой сделаешь.

Берёт его руку, кладёт себе на грудь, закрывает глаза. Бедный мой раб не в силах сдержать гримасу отвращения.

— Ты видишь?! — орёт Олинка, бьёт его рукояткой кнута по лицу, я кидаюсь наперерез, ору, что он мой раб, она доказывает, что я должна его наказать... В общем, чудесно проведённый день, всегда о таком мечтала. Антер, то ли видя, что я скоро окажусь в тупике, то ли боясь, что решу поразвлечься с Олинкой, то ли желая хоть так защититься от нее, решает по-своему. Опускается на колени, хватает мои ноги, бормочет о прощении — за то, что прикоснулся к кому-то кроме меня, за то, что не удержался и скривился, за то, что прикоснулся без разрешения ко мне и ещё не знаю за что, Олинка всё же замахивается, ударяет кнутом — профессионально, не задев стоящую рядом меня, болезненно, он дёргается, кожа на спине лопается, он сжимает мои ноги сильнее, я ору на Олинку, что это мой раб... И понимаю, что второго такого кошмара просто не переживу.

— Кто тебе разрешал лечиться? — переключается вдруг на своего.

— Ты же сама разрешила! — говорю. Смотрит недоверчиво.

— Ну дай пульт, а? Хоть разок нажать...

Извращенка чёртова.

— Не дам! — упираюсь. — Он мой!

— Ну нажми сама!

— Не хочу!

Антер затих, не отпускает. Едва ощутимо трясётся. По спине льётся кровь.

— Идём, — говорит Олинка, хватая ошейник.

— Одень его! — напоминаю.

— Обойдётся, — злобно отвечает. — Он меня плохо развлекал.

— Госпожа, — взмолился раб. — Я же исполнял все ваши пожелания...

— Кто тебе давал право говорить? — рука тычет в первую попавшуюся кнопку на пульте, мужчина падает, изгибается, пытается молчать, Олинка остервенело тыкает в остальные кнопки, добавляет сверху кнутом и успокаивается, только услышав вопль.

— Вот так, — говорит удовлетворённо. — Знаешь, что один мне придумал? Сразу же кричать, хотел чтобы не нажимала больше. Теперь все знают, нужно терпеть до последнего, и орать, только если невмоготу. Симулянтов такое ждёт... — мечтательно улыбается. Иди уже отсюда, психопатка чёртова, видеть тебя не могу! Неужели таких полпланеты?? Взорвать тут всё к чёртовой бабушке! Ненавижу!

— Ещё перечить будешь? — спрашивает. Раб тяжело дышит, глаза мутные, но на ноги встаёт, качает головой, хрипит, что никогда не посмеет, пусть прекрасная госпожа пощадит неразумного.

— Пришлёшь мне одежду, ладно, лень нести? — спрашивает напоследок.

— Так пусть он сам несёт, — говорю. Хоть чем-то будет прикрыться да кровь промокнуть. Олинка пожимает плечами, но кивает разрешающе. Исполосованный бедняга собирает одежду и на дрожащих ногах ковыляет за ней.

— Как мне повезло... — выдыхает в мои колени Антер. Провожу рукой по волосам.

— Пусти, — говорю, — медика возьму.

Разжимает руки, но так и не поднимается. Снова назад отбросило, вот чёрт. Залечиваю рану, протираю тёплым мокрым полотенцем.

— Иди, — говорю, — искупайся...

Парня бьёт мелкая дрожь. Опускаюсь к нему, обнимаю, кладу голову к себе на плечо.

— Ну всё хорошо, милый, всё хорошо, я постараюсь больше не допустить, надеюсь, ей надоест и... чёрт, не хочу так говорить, бедный тот, на кого она переключит своё внимание. Но ты мой...

Чёрт, не то, он не собственность, не нужно ему этого внушать!

— Не продавай меня... пожалуйста...

— Никогда, обещаю.

— Я буду слушаться беспрекословно, слова против не скажу, никогда не посмею снова тебя...

— Прекрати, — шепчу. — Прекрати...

Так и не обнял меня в ответ. Ох, видимо, вернулось всё отвращение. Отпускаю. Встаю, спешу быстренько собрать шипы и бросить в утилизатор. Минут через двадцать Олинка возвращается.

— Я у тебя забыла свои камешки, — говорит.

— Извини, я уборщика запустила, и он их утилизировал.

Лицо искривилось.

— Прости, не подумала. Я тебе новые куплю.

— Не надо, я и сама куплю. Лучше дай еще раз на Антера посмотреть.

— Не дам.

— Ну последний раз, честно! Больше не буду...

— Клянёшься?

— Слово даю!

— А сдержишь?

Оскорблённая невинность:

— Леди Олинка Альвельская из рода "Звездопроходца" всегда держит слово!

Тоже мне, леди нашлась, поганка недоразвитая! Но молчу, киваю.

— Честно, последний раз, — повторяет.

— Ладно, если последний. Антер!

Выходит, халат успел накинуть, молодец, нечего ей спину зажившую видеть. Да и ссадины от удара рукояткой кнута уже нет. Зато на её собственном несчастье побоев прибавилось... Справляюсь с тошнотой. Тварь. Я тебе жизни не дам. Даже если приказа не будет — сама лично прибью и закопаю. Пусть хоть под трибунал потом.

— Что-то он у тебя слишком хорошо себя чувствует, что, залечила уже?

— Посмотрела?

— Нет. Ты же знаешь, на что я хочу посмотреть, а ты всё не даёшь...

Тянет руки, куда приличные девушки не тянут, развязывает и распахивает халат, Антер стойко сносит, закусив губу.

— Моё! — рычу.

— Ну покажи, пожалуйста...

Даже не знаю, что лучше. Выгнать? Самой возбудить? Или позволить, наконец, этой дуре посмотреть и заткнуться?

Нет, мои прикосновения он потом не сможет выносить, пусть весь негатив на неё валится.

— Один раз, — говорит, — как договорились, последний раз...

Ох, надеюсь! Хотя бы будет что тебе припоминать...

— Ладно, — говорю. — Давай. Посмотришь — и всё! Ты поняла? Ты поклялась!

Поспешно кивает, облизывает губы, начинает умело работать пальчиками. Да ты, девочка, небось всех своих мужиков изводишь?

Пока она не видит, беру медика и заживляю самые большие отметины на Дэне. Но слежу, когда нужно будет бросаться на помощь своему.

Тело Антера, как ни странно, отвечает. Я-то думала, омерзение все чувства перебьёт. Хотя, здоровый мужчина, сколько он там после Амиры перед торгами в бараке сидел, не меньше двух недель? Против природы не особенно попрёшь. Правда, учитывая пульт... В любом случае, я рада, пусть увидит, как он хорош, и валит уже!

— Смотри-ка, а я-то думала, — сообщила Олинка.

— Говорю же, всё в порядке у него, — недовольно. Ловлю себя на мысли, что я и сама ещё не видела. Да только как-то и не хочется, особенно в такой обстановке...

— Ну можно разок, а?

— Ты обещала! — откладываю медика, подхожу.

— Ну Ямалита...

— Нет, пока я не наиграюсь, никому нельзя! — отрезаю непреклонно, пытаясь запахнуть на Антере халат. Эта дура не удерживается, хватает мужское достоинство руками, приседает, обводит губами, языком. Бедного Антера, кажется, вот-вот стошнит. Разыгрываю злость — впрочем, разыгрывать не нужно, я и без того зла как чёрт! Оттаскиваю — дрянь не забывает укусить, Антер кричит, я закатываю скандал, в общем, всё по кругу, выгоняю, наконец-то, сто раз напоминаю про обещание, пугаю, что расскажу Корнелю, это её тревожит, просит не рассказывать, требую взамен сдержать слово. Кажется, она наконец-то довольна. Боже, боже. За что мне это.

Бросаюсь к медику, Антер крошит зубы, но молчит, брызгаю анестетиком, медик работает, парень наконец-то успокаивается, боль отпускает. Обессилено опускается на пол где стоял, падаю в кресло, выдыхая. Вот денёк.

Глава четвертая

Тамалия

Вечером сидим, ужинаем. У Антера расширяется диет-меню, я стараюсь не дразнить вкусностями. Хорошо выходит. Тихо, спокойно. Думаю.

Мы давно работаем с рабством, кое-что знали и о рабстве на Тарине, но такого как-то... Нет, можно было, конечно, предположить, но ведь сверху все они достаточно цивилизованные люди. А как окунаешься... Это же кошмар.

Насчёт черрадия проверила — нигде больше не сводят. Жаль. Но что-то меня эта планета всё сильнее и сильнее пугает, никому, кроме собственной медкабины, доверять не тянет. Может, заказать нашим препараты и программу операции, и тут всё провести?

— Послушай, — говорю, когда чай допит, но вставать убирать посуду ещё лень. Поднимает глаза, слушает.

— Во-первых, я хочу, чтобы ты был моим телохранителем. Насчёт оружия, конечно, сложнее... не могу пока тебе в руки дать, сам понимаешь.

Кивает.

— Но какие-то навыки у тебя должны быть, я правильно понимаю?

— Были когда-то, — бурчит.

— Можешь с кнутом потренироваться.

Кивает.

— В общем, в свободное время — вспоминай, пожалуйста. Займись упражнениями, можешь в саду, как тебе удобнее.

— Вы же запираете меня.

— Ну прости, дорогой, сам должен понимать.

Кивает. Понимает. Улыбаюсь мягко. Ведь я боюсь не только того, что ты сбежишь, но и того, что с жизнью вдруг решишь распроститься. В первый день дёргалась, не отобрать ли всю одежду, простыни — да всё. Не умею я рабов содержать. Только надеюсь, что у меня тебе не настолько плохо, что жить всё-таки хочется и надежда есть впереди...

Молчу. Он тоже молчит — не знаю, что понимает, а что нет, но не скажу ему этого пока. Может, потом... Может...

— Дальше, — говорю, — даю тебе разрешение поднимать руку на свободных, если они угрожают мне либо тебе. Договорились?

Смотрит не слишком доверчиво.

— Ну ты же должен иметь возможность защитить меня, — поясняю, — а не дожидаться разрешения. Могу бумагу выписать, если боишься, что не сдержу слова и всё на тебя свалю. Нужно будет разузнать, как это делается.

— Никто не посмотрит на бумагу, — говорит. — Потому что важен сиюминутный приказ господина.

— А как же у Свеллы телохранительница...

— Если она элитная, то у неё статус. Это отдельный разговор.

Как всё сложно, оказывается... Вздыхаю:

— В общем, хочу, чтобы ты знал, что я тебя не накажу и заступлюсь, если вдруг что. Только не стой больше, пожалуйста...

Прерываю себя, едва не напомнив ему про штаны, но он вспыхивает — сам понял.

— Прости, — говорю, — не хотела...

Смотрит удивлённо. Ничего, милый, ты у меня ещё привыкнешь и к извинениям, и к другим нормальным человеческим отношениям. Главное, не забывать, с кем имею дело, не ляпнуть чего... Сложно это, ну да справлюсь.

— Договорились? — спрашиваю. Согласно кивает.

На следующее утро из-за стены доносятся характерные звуки. Похоже, зарядку делает. Даю приказ замку в его комнате открыться.

Пока моюсь и настраиваю комбайн, обнаруживаю парня в нашем маленьком садике под окнами, с обратной от дороги стороны. На улице тепло, он в лёгких спортивных брюках, вижу скользкую от пота спину. Не могу не залюбоваться. Будто совсем другой человек передо мной. Будто забыл свой страх, отдался движению, вспоминает, ошибается, делает заново, выпад, подсечка, падает, тут же вскакивает... Замечает меня: не успеваю шагнуть за дверь. Не могу сдержать улыбку.

Мгновение — и передо мной уже снова совсем другой человек, подходит, не успеваю сообразить — опускается на колени, склонив голову:

— Доброе утро, госпожа.

Дыхание ещё не ровное, но старается выровнять.

— Ну зачем это, — шепчу. — Продолжай, мне так нравится смотреть... Или ты уже окончил?

— Как прикажете...

— Еда готова, если что, можем есть пойти, — говорю. Молчит.

— М-мм... Антер? А сколько раз тебе нужно сказать, чтобы ты поднялся? Ты мне сразу сообщи, буду отсчитывать.

Зря шутить пытаюсь, не шутят с таким. Для меня это дикость, а для него — видимо, непосредственные требования всех предыдущих хозяев...

— Как прикажете, госпожа.

— Прости, — говорю, — глупо пошутила.

— Что вы, госпожа, не извиняйтесь, — бормочет, в глазах ужас, соображаю, что мы на улице. Ну и чёрт с ним! Почему я не могу обращаться с собственным рабом, как мне нравится? А потому, дорогая, чтобы не привлекать излишнего внимания. На Тарине так никто, похоже, не обращается...

— Вставай давай, уж не знаю, как тебе и сказать...

— Вы ни разу еще не сказали, — тихо, будто боясь, что ругаться начну.

— Ладно, — говорю, поворачиваясь и заходя в дом. — Я есть пошла, а ты сам смотри.

В дальнейшем буду тихо подсматривать, чтоб не спугнуть.

Вскорости приходит на кухню, успел даже сполоснуться и одежду поменять. Чуть не пропускаю момент, когда перешагивает порог, тут же говорю, чтобы садился. Этак я совсем нервной стану. До чего довели красавца, он, похоже, у Амиры вообще на ноги не вставал. Убила бы.

— Послушай, — говорю, — мне не нужно, чтобы ты постоянно на колени становился, понимаешь? Не нужно.

— Мне не сложно, — тихо.

— Но для чего?

— Я лучше встану лишний раз, чем пропущу... когда надо.

— Да никогда не надо, — говорю. Молчит. С трудом перебарываю желание сообщить ему, что это мой приказ. Не выход. От любых приказов мы избавляемся. Пусть не прячется за приказами...

— Не хочу приказывать тебе, — говорю. — Это не приказ. Просто мне это не нужно, понимаешь? И тебе не нужно. Поэтому можно обойтись.

— Понимаю, — говорит тихо. — Но раба, отступающего от правил, всегда можно за это наказать, если госпожа всё-таки решит, что это было нужно.

— Я не наказываю тебя, — говорю. — И не собираюсь.

— У вас есть пульт, — мрачно. Что тут ответишь?

Молчим.

— Антер... — говорю. Поднимает глаза, смотрит вопросительно. — Ну а если бы я приказала? Что бы ты делал?

— Исполнял бы, — говорит. Угу. Вижу по глазам, что исполнял бы, а сам в аду жил бы, в постоянном ожидании наказания за невыполнение одного из двух противоречивых приказов.

— Ладно, — вздыхаю. — Кушай.

Вяло приступает. Снова подаю голос:

— А ты где-то учился? Красиво, я имею в виду, двигаешься.

— Давно, — пожимает плечами. — Ещё когда с родителями жил. И в охране потом немного давали основы. Но там мы всё больше с оружием...