Она снова повернула голову лицом вверх, укладываясь затылком в ямку на подушке. Моргнула устало, выдавливая слёзы из век. Бессилие и усталость не давали ей оторвать тело от постели, не давали подняться. Она потянула руку за кубком, но в последний момент пальцы предательски задрожали, и она опрокинула его. Молча смотрела с немым выражением, как вода растекается по подушкам, одеялу. И где силы взялись? Села вдруг на постели, рывком сунула руку под подушку, доставая свои серьги. Глянула на них, вскину—

ла подбородок, глядя вверх.

Ну и пусть! Пусть так! Всё равно... Она уйдёт отсюда... Уйдёт! Уйдёт прямо сейчас... Сейчас!

Ацилия поднялась на ноги, подхватывая свой плащ, это был плащ хозяина, но она иногда куталась в него, когда её знобило от слёз в последние дни. Туника у неё хорошая, из дорогих, подаренная им, кто на первый взгляд узнает в ней беглую рабыню? Да и серьги у неё есть, может, получится их выгодно продать по дороге, и тогда она сможет добраться до Рима.

Собиралась она впопыхах, даже не взяла с собой воды и еды, ей было не до этого. Потуже затянула ремни высоких сандалий, подхватила ведро с водой и

вышла на улицу.

Время было уже за полдень, но ворота лагеря должны были быть ещё открытыми. Ацилия опрокинула ведро с остатками воды недалеко от входа, покрепче зажала ручку и пошла.

Всё произошло так, как она предполагала: стража на воротах лишь глянула

на неё мельком, многие ходили и выходили из лагеря, и рабыни часто ходили к источнику за водой. Ацилия быстро избавилась от ведра и вышла на дорогу, ведущую от Нуманции на Северо-восток, к Риму. Если ей повезёт, она встретит кого-нибудь, и её увезут подальше от этих мест. И тогда он не найдёт её.

* * *

Марций вернулся домой уже в сумерках, у входа в палатку наступил ногой в лужу, выругался. Гай помог ему снять форму, потянулся к ремням сапог. Марк остановил его взмахом руки:

— Подожди, давай сначала ужин, а потом я хочу сходить до центуриона...

— Как хотите, господин.

Раб стал накрывать на стол, Марций поднялся, походил немного по атриуму, уперев руки в пояс, потягивал спинные мышцы, освободившись от тяжести кирасы. День был тяжёлым, они все сейчас тяжёлые. От усталости клонило в

сон, болели кисти, спина, сорванные от тяжёлых работ. Солдаты не только воюют...

Взгляд невольно остановился на месте у входа, где всегда Гай ставил по утрам полное ведро воды.

— Гай?— он обернулся,— А где вода?

— Что?— раб озадаченно оторвался от стола, где раскладывал ужин,— Не знаю,

господин...Утром я ставил его. Даже не знаю, что и сказать. Не думаю, чтоб кто-то украл его.

Марций нахмурился, словно вспоминая что-то, резко шагнул в сторону штор, отделяющих другую половину помещения. Рабыни не было.

— Где она?— обернулся,— Гай, где моя рабыня?

— С утра была здесь. Я её видел. Она ни о чём не разговаривала со мной. Не

знаю... Даже не знаю, где она...

— Да чтоб тебя!— разозлился, выходя из себя,— Ни о чём ты не знаешь!.. Я оставляю тебя на хозяйстве, ты должен следить за всем и за всеми... Я же не могу и это ещё делать! Проклятье!.. Она опять сбежала...— метнулся к выходу

и, подхватывая плащ на ходу, добавил,— Я иду за собакой, а ты найди мне коня!

— А ужин?

— В Тартар всё! Шевелись!

— Хорошо, господин...

* * *

Она прошла намного меньше, чем рассчитывала. День выдался жарким и до

самого захода солнца стояла духота. Здесь Ацилия уже пожалела, что не взяла воды, а к ночи захотелось и есть. Новые, ещё толком не разношенные сандалии натёрли ноги, она часто останавливалась, пытаясь перевязать ремни по-другому, подкладывала листья росших у дороги кустов. Но ни разу она не

пожалела о содеянном. Надежда толкала её вперёд, она знала, что где-то недалеко по этой дороге есть небольшой городок, в нём она могла бы спрятаться до поры до времени и, может быть, сумеет продать свои украшения. Несколько лет назад они были там с отцом проездом, она знала кое-какие места и улицы, надеясь, что эти знания помогут ей. Лишь бы успеть дойти, чтобы её не догнали.

Когда наступила ночь, она стала смелее останавливаться на отдых, думая, что в темноте её не заметят, даже если кто-нибудь проедет мимо.

— Ничего, Ацилия,— говорила сама с собой,— Когда-нибудь всё закончится...

Когда-нибудь всему этому придёт конец... Когда-нибудь... Потерпи ещё немножко... Наберись смелости...

* * *

Собака бежала впереди, выделяясь светлым пятном в сгустившейся темноте.

Она специально натаскана разведчиками ловить беглых рабов, и в прошлый раз она помогла найти рабыню, привела в Нуманцию. Сейчас города уже практически не было, да Марк и не думал, что девчонка могла бы второй раз

пойти туда. Он уже нашёл на источнике пустое ведро и с психу разбил его о камни в щепки. Проклятая рабыня! Чего тебе не хватало?! Разве я бил тебя? Особенно в последнее время... А я-то к ней по-человечески, даже безделушки её вернул... Ну подожди... Я всё равно тебя найду, никуда ты не денешься... Лошадь бежала ходко, стуча копытами по каменным плитам, которыми была вымощена дорога на ближайший город. Марк торопился, зная, что впереди есть торговый городок, где рабыня может спрятаться, тогда до утра ему её не найти, снова будет скандал с начальством, хорошо ещё, если он легко отделается.

Он припал к гриве лошади, толкнул пятками мокрые бока. Бесполезно, уставшая, она часто переходила на рысь, сбивалась на шаг, два раза Марк уже позволял ей пройти шагом.

Будь проклята эта ночь! И эта рабыня...

* * *

Ацилия поднялась на холм и внизу увидела светящиеся огоньки факелов.

Город! Неужели город! Она спасена!

Ноги сами понесли её вперёд. Быстрее, быстрее...

Уже спустившись вниз, она поняла, что это не город, это отдельные факела и горевший костёр. Может быть, кто из торговцев решил заночевать у дороги, значит, до города ещё далеко.

Она вздохнула. Может быть эти люди помогут ей. О том, что это могут оказаться военные, она даже не подумала. А когда поняла это по повозкам и

распряжённым лошадям, назад сворачивать было уже поздно. Если бы сейчас

она бросилась в темноту, это показалось бы странным и её начали бы ловить,

и, конечно же, поймали бы. Ацилия судорожно перевела дыхание, накидывая

на голову капюшон.

Может быть, там не окажется знакомых, и её не узнают, и всё обойдётся.

— Стой!— легионер преградил ей дорогу,— Кто такая? Откуда идёшь?

— Я...Я в город иду...У меня там родственники...

— Откуда? Откуда идёшь?

— Из-под Нуманции...— выдохнула Ацилия.

— Нуманции?— легионер удивился,— Там лагерь, мы сами оттуда... Что-то я не видел тебя там. Ну-ка, сними-ка это!..— он указал рукой на капюшон. Ацилия взяла его за оба края у горла и откинула назад. От волнения во рту пересохло. Легионер попытался рассмотреть её лицо в темноте,— Рабыня?

— Нет...

— Странно, свободных в нашем лагере женщин я знаю в лицо, кто на довольствии стоит... кто так... Тебя — нет... Подойди-ка к свету...— больно взял за локоть сухими въедливыми пальцами, впился — не оторвать, а так бы Ацилия сорвалась с места. Что за занудливый тип, какое тебе дело?

— Что там, Домн?— от костра поднялся ещё один легионер, сверкнула в блеске огня кожаная кираса. Ацилия мельком глянула в его лицо, этот моложе первого, и значительно.

— Девчонка, говорит, с нашего лагеря... Я не помню её, сказала, что не рабыня...— повернул Ацилию к костру лицом,— Вот, сам посмотри... Беглая, наверное...

— Нет!— отрезала Ацилия.

— Вообще-то, не похоже,— отозвался молодой,— Посмотри на неё, какая с неё рабыня? Посмотри на тунику, да и по лицу видно...

Ацилия вздёрнула подбородок, но старый легионер так и не разжал пальцев.

— Из Нуманции? — он встряхнул её, Ацилия прикрыла глаза, переживая боль в руке,— Из Нуманции продали всех, кого не убили, ты не можешь быть свободной. Где-то врёшь ты, красавица...

— Ничего я не вру!— перебила Ацилия,— Зачем мне это? Отпустите...

— Не похожа ты на крестьянку из деревень Нуманции, чтобы быть свободной, а горожан свободных быть не может, Сципион приказал казнить и продать всех... Что-то я не пойму, кто из нас прав!

— Да отпусти ты её, Домн, на кой она тебе сдалась? — отозвался молодой,— Пусть идёт, куда хочет.

— Ну уж нет. Я пойду центуриону скажу, вдруг она лазутчица...

— Да вы что?— воскликнула Ацилия, чувствуя, как тревога заполняет душу.

— А вдруг беглая,— вознаграждение дадут.

— А если нет, только центуриона зря разбудишь, потом крику будет, все спят же...

— Эй, молодёжь! Иди буди, а я её подержу.

— Да он же меня потом сожрёт!

— Иди-иди... Это приказ!

Ацилия только с мольбой уставилась ему в глаза — этот легионер был её единственной надеждой. Но он привык выполнять приказы старших, ушёл. А

этот Домн сжал второй рукой её правый локоть, впился костлявыми пальцами, как клещами. Ацилия только поморщилась.

— Сейчас он придёт и скажет, что с тобой делать... Разберёмся.

Она промолчала, нахмурилась, отворачивая лицо.

Послышались голоса:

— ...Он приказал, а я что? Я ему говорил, а он...

— Ну смотрите у меня, если зря разбудили, до утра будете дежурить и только

попробуйте заснуть... Я вам покажу...

Ацилия дёрнулась, голос центуриона показался ей знакомым, а когда он вышел в свет костра, она обомлела и дёрнулась в сторону, опуская голову вниз, губы шепнули бессильно в немом отчаянии:

— О, боги...

Это был центурион Лелий. Рыжий Лелий. Будь он проклят!

Он сразу же узнал Ацилию, вскинув рыжие брови, воскликнул:

— Ба! Кого я вижу!

— Вы её знаете?— воскликнул вслед за ним молодой легионер, подходя ближе,— Она сказала, что не рабыня...

— Не рабыня?— Лелий захохотал победно, сверкнув в полумраке синими глазами, отблески костра медно светились в его рыжих густых волосах. У Ацилии от этого смеха поползли мурашки между лопаток, она старалась не глядеть на него, отвернула лицо на бок и вниз. Лелий подошёл ещё ближе, с восхищением всматриваясь в её лицо,— Как же ж, не рабыня она... С утра ещё была рабыней... Рабыня декануса Марция...— подошёл вплотную, глядя сверху, сильными пальцами поймал за подбородок и потянул голову рабыни на себя, встретил взгляд тёмных испуганных глаз. Ацилия дёрнулась в бок изо всех сил, легионер, что держал её, выпустил правую руку, Ацилия вскинула её, ударяя центуриона по предплечью, чтобы освободить лицо от его пальцев. Ей это удалось, Лелий аж отшатнулся от её руки, ведь она попыталась ударить его по щеке ногтями. Он вовремя перехватил её за запястье, сжал руку до хруста в костях, притягивая к себе лицом к лицу, зашептал в глаза:

— Она рабыня... Беглая рабыня... Вот мы и встретились, я же обещал тебе, помнишь?

— Вы... Вы не можете...

— Х-х-х,— он усмехнулся в ответ,— Я всё могу, вот увидишь...— Он вывернул её руку, держа за запястье, за спину, при этом притиснувшись к рабыне широкой грудью в кирасе,— Держи её, Домн, держи крепче... Она строптивая. Но так даже лучше, правда? — он смотрел ей в глаза,— Интереснее... Ты согласна?

Легионер за спиной перехватил её руку, снова сжал в тиски, больно вывернув локоть, Ацилия прямо услышала, как хрустнули суставы и связки в хрупких руках, от боли в глазах потемнело, она даже не слышала его голоса, а он шептал ей в лицо, прожигал глаза хищным синим взглядом:

— ...конечно, ты помнишь, ведь так? У меня до сих пор остался шрам на щеке...— он коснулся пальцем этого места,— А я тебе обещал... Ты мне не верила, а зря... Я же сказал, что ещё расквитаюсь с тобой, рано или поздно...

Достану тебя. И у меня получилось... Ты согласна?

Ацилия с силой мотнула головой, отстраняясь от его лица ненавистного, заговорила громко:

— Вы сами виноваты, я только защищалась!.. Вы бы на моём месте поступили точно так же...

— Ух ты, какие разговоры!— засмеялся Лелий в ответ.

— Отпустите меня... Прошу вас! Я могу заплатить...— это была её последняя

попытка.

— Ты уже и деньги украла?— ухмылка. Лелий положил ладонь ей на горло, упивался, чувствуя отрывистое, испуганное дыхание под пальцами.

— Нет!— она дёрнулась, пытаясь сбросить с себя его руку, но пальцы вдавились в кожу, — Это не деньги...

— А что?..— он улыбался, глядя в её лицо.

— Украшения... Драгоценности... Они мои... Честно — мои...

— Да? — Лелий приблизил к ней лицо, прижимаясь небритой щекой к её щеке, заговорил негромко,— У тебя есть и другие драгоценности, ты знаешь об этом?— его рука, вторая, правая, скользнула вниз по груди, животу и ниже, между ног. Ацилия дёрнулась с такой силой, с таким отчаянным сопротивле—

нием, что Домн, державший её, отступил назад на пару шагов, но удержал, так заломив руки, что у Ацилии перед глазами поплыли яркие круги. Она хрипло задышала от боли, размыкая сухие губы, а, когда претерпела её, уставилась Лелию в лицо с такой нескрываемой ненавистью, что светились глаза.

— Домн!— закричал Лелий,— Ну я же сказал тебе, держи её крепче...

— Я держу... Но она такая сильная. Поразительно...

Лелий снова подошёл ближе.

— Я буду кричать...

— А я выбью тебе зубы и ты забудешь, как это делается...— ухмыльнулся, открывая свои,— крупные и белые, Ацилия невольно глянула на них и снова перевела взгляд на его синие глаза.

— Вы не имеете права, у меня есть хозяин... Вы не можете... Вы не посмеете...

— Давай поспорим?— улыбался, и от этой улыбки Ацилию аж затрясло.

— Сволочь! Подлая мелкая скотина... на равных вы не можете, только при ваших прихлебателях...

Он ударил её по губам ладонью, хлёстко, с силой, может, он и не выбил у неё зуб, но замолчать заставил — это точно.

Ацилия замотала головой, глотая слюну, пахнувшую кровью, стояла, опустив голову, пряча лицо. Заговорил молодой легионер:

— Центурион! Если она действительно чужая рабыня, мы не имеем права... Это незаконно... Марций, он же...

Лелий обернулся к нему:

— А он и не узнает. Или ты собираешься ему сказать?

— Я? — он отступил, — Ну...

— Ты в моём подчинении, и мало ли что может случиться...— легионер опустил голову, — То-то же... Давай, прекращай молоть ерунду и занимай очередь, я хочу, чтобы ты был сразу же после меня...

— Но...— подал было голос Домн у Ацилии над ухом, Лелий повернул к нему

лицо:

— А ты — потом! Всем ясно? И чтоб никто об этом не знал.

Он взял Ацилию за подбородок всей огромной ладонью, поднял голову, она смотрела в сторону, мимо его лица, мимо его синих пронзительных глаз. Губы, вымазанные кровью, дрожали, и Лелий целовал их, чувствуя немое сопротивление. Упрямая девчонка. Напряжённая шея, напряжённые плечи, голову не повернуть, не сломить, как ни пытайся!

Лелий попробовал оттолкнуть её голову, чтобы поцеловать в шею, под ухом, но сделать это только подбородком было тяжело, а руки в это время блуждали по телу, мяли её всю, невзирая на тунику, плащ. Она не сдавалась даже в этом отчаянном положении, когда он, зажав её рот ладонью, попытал—