Внутри нее, напротив, кипело движение. Искусственные организмы, гладкие, металлические, смахивающие на насекомых и едва заметные невооруженному человеческому глазу, копошились внутри темной жидкости и медленно, миллиметр за миллиметром, продвигались обратно, туда, откуда их выкинуло неведомой им силой еще до темноты. Микроскопические жгутики-щупальца трудолюбиво колыхались, перемещая хозяев вперед, к цели, сантиметр за сантиметром. Они забирали с собой минералы и крошечные песчинки металлов из почвы. После их ухода жидкость становилась менее насыщенной, прозрачной.

* * *

В нескольких километрах оттуда те же луны бросали свет на скорченную под деревом человеческую фигуру, которая пыталась сохранить жизнь, несмотря на мороз. Свет отражался от стекловидных ветвей и расцвечивал все кругом веселыми многоцветными бликами.

Ландо Калриссиан умирал. Как жизнь Вуффи-Раа утекала в песок, так и он чувствовал, что его жизнь испаряется в полный льда воздух через незащищенную кожу, что зловещее растение над ним высасывает ее по капле. Он бы пожалел, что не может последовать примеру низеньких растений и свернуться в комок, но у него не осталось сил для сожалений. Время от времени его охватывала дрожь, сотрясая все тело, и тогда казалось, что и без того болезненно тугие веревки стягивают торс и запястья еще сильнее. Кисти рук давно онемели.

Становилось трудно думать, и Ландо не мог понять, холод тому виной или дерево. Почему-то казалось важным разобраться. Что он слышал о таких деревьях? Что во вселенной ничего не дается задаром — ум и жизненная сила, которые кристаллы дают тем, кто их носит, сначала были отобраны у других. Сейчас их отбирают у него?..

Главное — было больно. Голые ступни будто жгло огнем. Даже в здешнем сухом воздухе на пальцах скопился иней. Насколько нужно охладить плоть, чтобы на ней появился лед? Достаточно для гангрены?

Ну нет, так просто он им не дастся! Он кивнул в подтверждение самому себе и только тогда обнаружил слезы, замерзшие на щеках. Он все еще чувствовал ноги, хоть и предпочел бы, чтобы они онемели; боль сбивала с толку не меньше холода. А если ощущения в ступнях не пропали, то он должен суметь почувствовать и пальцы рук. Они, конечно, тоже замерзли, но их защищали его тело, скудная одежда, которую ему оставили, и дерево.

Дерево.

Ствол, будто сделанный из стекла, походил на глыбу льда, которую прислонили к спине. Над головой удивительно правильные ветви становились прозрачными там, где они попадали в лунный свет. Калриссиан потряс головой, и что-то поменялось. Он сделал вялую попытку сообразить, что стало не так. Сердце остановилось? Вроде нет. Он все еще дышал — правда, теперь, когда он подумал об этом, стало требоваться усилие, чтобы не задохнуться. Лучше бы он забыл и снова начал дышать инстинктивно.

Вот оно что! Сам того не замечая, он что-то делал пальцами рук. Почему-то болели кончики. Он что, отморозил и их? Не должен бы… впрочем, слово «должен» в нынешней ситуации звучало глупо. Он вообще не должен быть здесь, привязанный к дереву, которое высасывает его разум. Он должен… должен быть… Так что он должен был бы делать? Что-то насчет длинных коридоров и красивых женщин и… и… чип-карт! И что он стал, бы делать с чип-картами?

В попытках вспомнить он не заметил, что его руки снова дергают потертую ткань вокруг запястий, выдирая по ниточке.

* * *

Все начинается с металлического пятиугольника тридцати сантиметров в диаметре толщиной восемь сантиметров по краям и шестнадцати в округлом центре, где находится линза, багровая, величиной с ладонь человека. И темная. Темная, хотя ей полагается гореть мягким теплым светом. Темная, как у того, кто умер.

По краям бегут швы. Под каждым — кольца в сантиметр толщиной соединяются с другими такими же в длинную червеподобную трубку, плавно сужающуюся к концу. Щупальца выглядят зловеще, их полированная до блеска поверхность отражает искаженную картинку морозных лун и жестоких звезд, они неподвижны, беспорядочно переплетены. Почти из каждого шва, изо всех щелей под всевозможными углами торчат грубо заточенные палки. В разрывах тонкого металла проступила густая полупрозрачная жидкость. Капли ее катятся по округлым гладким поверхностям в песок. Вниз, вниз по покореженным изгибам, а потом срываются в воздух.

В метре от торса каждая трубка разветвляется на пять узких пальцев. Обычно они соединены и кажутся единым щупальцем, скрывая в каждой «ладони» крошечную оптическую линзу, копию «глаза» на торсе. Сейчас они растопырены, может быть, по случайности, а может, в предсмертной агонии. Только механическое разумное существо способно отличить одно от другого, но они по большей части молчаливы, не сентиментальны и не станут распространяться о том, какова для машины смерть. Возможно, подобно тем, кто их создал, они не знают и не узнают до наступления трагичного момента, но и тогда не смогут передать ощущения кому бы то ни было. Возможно, для них существует та же загадка, что и для всех прочих. Возможно.

Каждый тонкий палец в свою очередь разделен на тончайшие сочленения, крошечные, как детали в наручных механических часах. Еще через несколько сантиметров пальцы вновь разделяются, но этого никто и никогда не замечает. Суставы продолжают уменьшаться, пока не исчезают для невооруженного глаза, но и тогда они продолжаются. Крошечные пальцы на самых кончиках тоньше волоса и прочны, как сплав для обшивки космического корабля. Их структура так же сложна, как любая другая деталь их обладателя. Но в отличие от торса, крупных щупалец и видимых пальцев они слишком малы, чтобы в них могла попасть стрела.

Один из них шевелится. Покачивается взад-вперед сам по себе. Сгибается и разгибается, проверяя возможности. Удлиняется, сокращается, потом обхватывает чужеродный деревянный объект у основания и тянет. Раздается тихий чавкающий звук. Наконец, стрела поддается и выскальзывает из пробоины. Палец выдирает ее и отбрасывает. В других местах идет та же работа. А внутри, где торчат острые куски разодранной обшивки, микроскопические пылинки усердно и медленно возвращают металлическую кожу на место.

* * *

— Банта — зверь лохматый, хоть нет на нем волосья… Его перья уникальны — ищете на нем их зря. Хе-хе-хе!

Ландо зашелся кашлем, поперхнувшись собственным поэтическим гением. Он был разочарован: никто и никогда не услышит его удивительных стихов, правда не мог толком вспомнить почему. Как бы то ни было, ему стало грустно, и он ударился из смеха в слезы.

Его пальцы, тренированные и умелые во всем, что касалось обращения с чип-картами, монетами и ходами в чужие карманы, действовали сами по себе. Они теребили грубую ткань, которая связывала запястья и грозила лишить их кровообращения.

— Губернатор Раф четвертой толще поперек себя он… волосы щетиной, руки как дубины, он похож на., вымя? Племя? Знамя? Тебя? Тебя! Похож на тебя, старик, он в точности похож на тебя!

В пространстве между спиной Ландо и жутким деревом разошелся последний клочок волокна Шокированный Калриссиан вернулся к реальности и изумился тому, что снова может двигать рукой, и даже почти пожалел, что тепло начало возвращаться — оно принесло с собой нестерпимое покалывание.

* * *

У Вуффи-Раа проблемы были серьезнее, чем покалывание. Его пальцы теперь были свободны от примитивных стрел, но пробоины остались. Сочленения еще некоторое время будут неподвижны — попробуйте как-нибудь пустить пулю в дверную петлю и узнаете почему. Но он уже вытаскивал деревянные снаряды из самых толстых частей щупалец. Застывшая в разрывах густая жидкость стала твердой, но на этот раз не из-за холода. Она была призвана защитить хрупкие внутренние механизмы от внешнего воздействия. Дроид уже вобрал в себя вытекшую на песок жидкость, но собранные в почве полезные материалы не прослужат долго. Потребуется дозаправка — ее он делал лишь раз за долгую-долгую жизнь — и, возможно, нужна будет смазка. А подходящие масла добыть трудно.

Но он был жив. Более того, он был в сознании, сумев наконец выделить достаточно энергии, чтобы его поддерживать. Он взял на себя управление простыми машинками для починки у себя в теле, и работа пошла куда быстрее. Он даже начал чувствовать себя хорошо, зная: все, что он мог бы сделать для других существ его вида, он может сделать и для себя.

Промерзлая пустыня увидела первый слабый проблеск света за линзой в его корпусе, света куда более тусклого и незаметного, чем от двух лун в небе, — еще одно сознательное решение. Его тело продолжало вытаскивать стрелы и лечить себя.

* * *

Ландо Калриссиан раздумывал над одной из самых глубоких философских проблем всех времен. Его правая рука была свободна, но он не мог сообразить, какой в этом смысл. Что он собирался делать рукой?

Что-то насчет холода.

Да нет, глупо: ему вовсе не было холодно. Было тепло и приятно. Тепло шло от ступней через ноги в тело и выходило через плечи. Жарче всего было ушам, они почти горели.

Горели!

Калриссиан огляделся. Было достаточно дымно для огня. Рощу, где он удобно сидел в тепле, заполняло марево. Похоже, кто-то забыл открыть дымовую заслонку. Ну, придется самому вставать. Да, только посидеть минутку. Ничего нельзя доверить, даже такую простую вещь, как последить за…

Огонь!

Ружье! И что бы он стал делать с ружьем, если бы оно у него было? Здесь не во что стрелять, не с кем сражаться и не на кого охотиться, даже если бы он был любителем диких игр, а он им не был. Но как хорошо стреляли эти… эти… Ну! Так кто стрелял?

Стрелял, не стрелял, какой во всем этом смысл? Он же собирался заняться огнем. Итак, сейчас или никогда… и он попытался сесть. Великий центр Галактики, подумал Ландо, меня парализовало ниже пояса! Он опустил взгляд. Нет, просто он не уделил должного внимания штанам и завязал пояс вокруг этого… этого…

Момент ясности, и он вытащил из складок пояса пистолет-шокер, снял с предохранителя и выстрелил. Грубая тряпка упала на землю. В наступающей панике он откатился подальше от дерева жизни и еле убедил себя не выпустить остальные пять зарядов в чудовищную штуку, которая высасывала его разум.

Долгое сидение не прошло для него даром. Каждая жилка, каждая кость в его теле, каждый квадратный миллиметр его кожи излучали боль. Малейшее движение грозило разорвать его на куски. Ему хотелось лишь одного — вернуться ко сну. Отдохнуть. Он знал о вещах, которые нужно сделать, но ведь может же он сначала перевести дух. Чтобы снова стало тепло… не спать, просто закрыть глаза и…

С воплем отрицания — никогда после он не мог сказать, отрицания чего, — Ландо пополз по земле, зарабатывая новые ссадины. В конце концов он добрался до груды одежды, оставленной Мохсом и его помощничками, и нырнул в куртку.

Переключил терморегулятор в положение «Чрезвычайная ситуация».

И вот тут-то началась настоящая боль.

Штаны находились в печальном состоянии. Калриссиан вспомнил разрезавший их нож, сделанный, похоже, из кристалла жизни. Набедренная повязка все еще висела на нем. Ее капитан порвал негнущимися пальцами и кое-как повязал вместо пояса — лишь бы держались штаны. Последними он натянул перчатки. Шокер был достаточно мал, чтобы поместиться между ладонью и перчаткой. Так при случае можно было воспользоваться им быстро. Оружие еще хранило приятное тепло от единственного выстрела.

Теперь можно подумать и о том, чтобы встать. Снять куртку и надеть под нее рубашку и тунику? Приличнее, конечно, но почему-то сейчас приличия не имели значения. А да, он же чуть не забыл про носки и ботинки!

Капитан осмотрел пальцы на ногах и подумал, что лучше бы ему их не видеть. Регенерация будет долгой и болезненной. Ну ладно, приступим. С величайшей осторожностью Ландо натянул носки, вытряхнув из них предварительно изрядное количество песка, а затем ботинки. И как теперь вставать? Приближаться к деревьям, чтобы опереться, было слишком боязно. Он перекатился набок, подогнул ноги и сел на колени. Появилось ощущение, будто кто-то взял его ступни в тиски и теперь сжимал все сильнее. По крайней мере, утешил сам себя Ландо, он жив, раз чувствует боль. Почему-то слабое вышло утешение. Тогда он сказал себе, что, по крайней мере, его мозги с ним, он может думать, а не превратился в слюнявый овощ. Кое-как поднялся на ноги и заставил себя пройти несколько шагов.

Итак, это настоящий сад жизни. Который — проклятье! — чуть не стал садом смерти. Вот будет сюрприз Мохсу, когда он придет утром и обнаружит, что его жертва исчезла, а с ней вместе…

Ключ!

Калриссиан пошарил под широким поясом. Даже сквозь перчатки и плотную ткань куртки невозможно было ошибиться — артефакт был на месте. Ох как старик огорчится! Капитан весело усмехнулся.

Возникло ощущение, что за ним наблюдают. Пускай! У шокера не было дула, как у бластера, его ствол больше всего походил на короткую закругленную антенну. Ландо был жив, способность думать была при нем. И он даже стоял на ногах. Он вернется к «Соколу», выпьет чашку горячего…

Вуффи-Раа!

Что за денек выдался… Его чуть не убили, напали и почти ограбили и отняли лучшего друга.

Нет, он не стыдился сказать: маленький дроид был ему лучшим другом, ни в ком более он не видел такой преданности. Он будет скучать, очень скучать.

Так, и в какую сторону идти к «Соколу»? Да все просто: идти по следам, которые благодаря сухой атмосфере ясно виднелись в двойном лунном свете. Он сделал шаг.

— ЛАНДО КАЛРИССИАН!

Он еще не успел ничего сообразить, а перчатка уже слетела с руки, и ствол шокера искал цель. Впереди парил репульсорный транспорт. Воздух прорезали два длинных луча от горящих фар. Поисковые огни были направлены на игрока и освещали всю рощу, не оставляя шансов скрыться в тени. Транспорт опустился на землю.

— Брось оружие, — сказал в мегафон знакомый голос. — Подними руки над головой!

Ландо остался неподвижен.

Не шевельнулся он и тогда, когда четверо констеблей в сияющей под лунами броне подбежали к нему, отобрали оружие и направили дула собственных ему в грудь. Капитан Джандлер, если имя было настоящим, сделал визор прозрачным. Подошел неторопливо.

— Вот мы и встретились снова, капитан Калриссиан. После того как мы позаботимся о тебе, мы заберем твой корабль и отдадим груз законному владельцу. Если ты думал, что у тебя раньше были неприятности… Кстати, у тебя есть еще кое-что, нужное нам. Где он?

— Где что? — процедил Ландо сквозь сжатые зубы.

— Артефакт шару. Ключ, который дал тебе губернатор. Где он?

— Сам возьми, головорез!

— Слушай мою команду: обыскать его! Не стесняться раздеть его хоть догола.

Глава 12

Над головами прокатился басовитый грохот. В лучах восходящего солнца, чей свет еще не достиг земли, «Тысячелетний сокол» с ревом опустился на подразделение констеблей, замерших в недоуменном изумлении, и остановился в дюжине метров над их головами. Ландо толкнул в сторону ствол бластера капитана Джандлера и выдал злополучному офицеру ощутимый пинок. Тот с жалобным стоном повалился на колени, потом уткнулся носом в песок. Калриссиан едва сдержал желание ударить его еще разок в какое-нибудь очень нежное место.