Семейная сага (роман-коллаж) часть 1

Печь стихает с полустоном,

С полутреском, наконец...

Тишина, почти со звоном...

Только слышен стук сердец.

Катерина. 1929, 22 ноября

Вот и зима почти в разгаре. Холодрыга. Выпал снег. Волга стала. На душе кошки скребут...

Главное — не сорваться, окончить школу, хотя вся эта мутата надоела. Анатолий, слава Богу, отвязался. Кирилл

школу окончил, на глаза не попадается. Да это и было все не то!

Михаил успокоился, у нас прямо семейная жизнь началась, хотя и без всякой постели! Не помню уж, когда мы с ним и целовались-то по-человечески! Никаких диванов, никаких скамеек — говорит, что "сейчас тебе нужно сосредоточиться на учебе". Он, конечно, прав, но ведь "не учебой единой"!

Приходит он едва ли не каждый Божий день вечером после работы, объясняет мне мои домашние задания по физике и математике. Уходя от меня после наших занятий, он целует меня в щеку, как, наверное, будет целовать свою дочку, когда она у него будет.

А математику я здорово запустила! Александра Михайловна меня просто извела своими вопросами. "Что с тобой случилось, Белая?", "Что с тобой случилось, Белая?"

Да ничего не случилось! Устала я от всей этой неразберихи в себе самой...

И, тем не менее, эти частые "беззубые" встречи с Михаилом меня стали тяготить. Подружек у меня хватает и без него. Мне нужен рядом парень, мужчина, который бы не только оберегал меня и помогал в жизни, но и видел бы во мне женщину.

Ну, потяну еще эту лямку — ведь школу-то, и на самом деле, надо закончить!

Михаил. 1930, 19 февраля

Не могу понять, что же случилось? Катя последнее время была какая-то взвинченная, резкая. Вчерашний вечер вообще закончился для меня катастрофой: она сказала, что ей надоели эти занятия, что она устала от меня и не хочет меня видеть...

Что делать? Что делать? Я же так хочу ей помочь! Я ее так люблю... Иногда мне даже думается: вот произойди с ней какой-нибудь несчастный случай, станет она увечной... И я посвящу всю свою жизнь тому, чтобы ей было хорошо, чтобы она была окружена моей заботой, моим теплом и вниманием и чтобы полюбила бы она меня и любила только меня. Я тут же отгоняю эти мысли — как можно даже думать о том, что что-то

плохое случится с Катенькой!

Но она меня отвергла... Сказала, чтобы я больше к ней не приходил, что она устала от меня...

Что будет со мной? Что будет с ней?

Гулко выстрелил лёд.

Чёрной молнии мгла —

Между мной и тобой

Полынья пролегла.

Злой и чёрной водой

Пролегла полынья,

Отделяя всё больше

Тебя от меня...

Ледяная вода

Почву рвёт из-под ног.

Жаль, что кто-то устал,

Жаль, что кто-то не смог...

С белой льдины своей

Руки тщетно тяну.

Если ты не протянешь -

Упаду, утону...

Но, как пропасть,

Меж нами растет полынья...

Будет поздно...

А сможешь ли ты без меня?..

Катерина. 1930, 1 апреля

Уже больше месяца не видела Михаила, а вот сегодня встретились! Он шел ... с Натали! Первый апрель — никому не верь! Я и взаправду не поверила своим глазам... Ай да Натали! Всё норовит после меня недоеденное поднять да дожевать! А что же, милочка, Кирилла-то пропустила, а? Ну, да ладно — пользуйся, пока дают.

А охомутала она его, видимо, крепко. Идут, она на его руке аж висит и в глаза заглядывает. Правда, это у нее вечная

манера такая кокетничать с парнями. Она и на Анатолии висла, как пальто на вешалке! Михаил, как меня увидал, по— моему, даже смутился. Но нормально прошли мимо друг друга: я им кивнула, они мне кивнули.

Ну, да мне плевать. Ни капельки не жалко: не меня бросили — я бросила.

Я решила, что так и надо всегда быть хозяйкой положения, делать, что тебе хочется, а не быть чьей— то рабыней.

Парни вокруг меня продолжают виться, отбою нет! Прогуливаюсь то с одним, то с другим. Все лезут с поцелуями да с обниманиями, но дальше я не допускаю. И ведь если вовремя себя правильно поставить, то все нормально — не лезут своими ручищами, куда не следует.

Поцелуи, поцелуи... Приятно, конечно... Особенно щекочет нервы, когда доведешь кого-нибудь до раскаленного состояния, а потом — бабах на него ушат холодной воды!

Развлекаюсь... Но все же всё это не то...

Михаил. 1930, 28 апреля

Сегодня произошло мое "грехопадение"... Но об этом чуть позже. Начну все по порядку.

Я уже больше месяца встречаюсь с Натальей Семиглазовой. Зову я ее не как все — "Натали", а просто Наташа. И она мне почти сразу сказала, что ей очень нравится, что я ее так называю, а то "Натали" для нее стало вроде подпольной клички.

Наташа очень красивая девушка: стройная, высокая, с приятным лицом. Глаза у нее, черные, как созревшие вишни, волосы тоже цвета вороньего крыла, прическа короткая, под фокстрот. У нее очень умные глаза, очень приятная улыбка, обнажающая ровные белоснежные зубы.

Это странно, что я все это в Наташе заметил и отметил про себя, а вот о Катиных достоинствах никогда и не задумывался! Может, только в самом начале, когда я видел мельканье ее ног из своего полуподвального окна... Я никогда не задумывался, красивая он или нет. Это просто была ОНА.

А с Наташей все получилось как-то просто и естественно. К тому же она первая подошла ко мне как-то на улице

и о чем-то незначительном заговорила, поздоровавшись. Само собой как-то получилось, что мы договорились встретиться: она попросила объяснить ей что-то по математике.

Наташа мне очень нравится. Она очень легкая и простая в обращении. А Катя... Ну, что делать, если я ей не нравлюсь?.. Мне же все равно кто-то нужен, кто меня понимает, кто был бы рядом... Мне нужно о ком-то заботиться, кому-то дарить свое тепло.

Мы часто гуляем с Наташей по вечерам. Часто ходим в парк, ходим в обнимку, целуемся иногда, сидя на какой-нибудь скамейке.

Я избегаю той скамейки, где мы сидели с Катериной. Мне кажется, что эта скамейка принадлежит только Кате, на ней я никого другого не смогу ни обнять, ни поцеловать. Да и сами поцелуи с Наташей мне стоили больших душевных переживаний. Но если сознаться, Наташа очень сильно помогает мне избавиться от гнетущего состояния потери Катерины. Она, мне кажется, понимает, что я еще витаю далеко от нее, но она умница — и вида не подает. Я ей за это очень благодарен.

Она много рассказывала про себя, про своих родителей. Отец у нее постоянно в каких-то командировках, он геолог. Мама тоже работает, часто во вторую смену, приходя уже за полночь. Наташа — единственная дочь, родители души в ней не чают, немного балуют, но она хорошая, скромная девочка. Правда, на людях ведет себя иногда экспансивно, даже вызывающе, вставляет в свою речь надо и не надо французские словечки, запанибрата со всеми. Но я думаю, что это у нее какой-то комплекс, хотя, чего бы вроде — и симпатичная, и умная, да и любят ее все...

Однажды, гуляючи, мы встретили на улице Катерину. У меня аж сердце захолонуло... Какая-то тупая боль пронзила меня, но я не подал вида. Она с независимым видом, но дружелюбно кивнула нам головой и прошла мимо... Больше я ее с тех пор не видел.

С Наташей мы видимся едва ли не каждый день. А вот что было сегодня, об этом мне даже страшно подумать... Встретились мы с Наташей, как всегда, около половины

восьмого. Погуляли немного, а потом она и говорит: "Давай зайдём ко мне, чайку попьем..."

Я с радостью согласился: у них дома я уже бывал, мама Наташина, Зинаида Сергеевна, меня всегда радостно встречала. Вообще, мне с родителями моих друзей всегда интереснее общаться, чем с самими друзьями: и темы серьезнее, да и ума-разума от них набираешься. А Наташина мама одна из самых интересных женщин, которых я встречал. В молодости она, видимо, была очень красива. И сейчас в свои сорок пять она выглядит прекрасно: у нее живые, с искринкой глаза, приятная улыбка, приятный низкий грудной голос. Иногда, когда я прихожу к ним и не застаю Наташу, то мы с Зинаидой Сергеевной беседуем на самые разные темы. Она знает, что я пишу стихи, Наташа ей читала некоторые из них. Иногда просит прочитать и ей, при этом спокойно и, как мне кажется, искренне, хвалит. Она много интересного рассказывала мне о своей жизни, о том, как они познакомились с мужем.

Мне нравится бывать у Наташи дома: две уютные комнаты — родительская спальня и общая комната, где стоит диван, на котором спит Наташа. Хорошая, хотя и не новая, мебель, на стенах репродукции в рамочках, на столе, начиная с весны, постоянно стоит небольшой букетик простеньких полевых цветов. Иногда это те цветы, которые мы с Наташей собираем на прибрежных откосах.

И вот подошли мы с Наташей к двери их квартиры, но она не звонит в дверь, как это она всегда делает, а достает ключ и отпирает, объясняя:

— Моя мама уехала на два дня к папе, его экспедиция сейчас здесь недалеко, за Разгуляем. Они уже давно не виделись, вот она и решила съездить к нему: сам понимаешь, они еще совсем не старые, кровь кипит... — Хихикнула она.

Прошли мы в дом, Наташа быстро накрыла на стол и сварганила чай, сидим, пьем, говорим про стихи. Наташа много читает, очень любит стихи и знает много их наизусть. И мои стихи ей нравятся, она говорит, что у меня способности к стихосложению, а некоторые мои стихи, она говорит, получше тех, что печатают. Некоторые мои стихи она сама читает по памяти, а ведь слышала их от меня от силы

раза по два. Вот способность!

Наташа решила показать мне альбом семейных фотографий. Мы пересели на диван, Наташа, погасив верхний свет, зажгла бра над диваном, положила альбом мне на колени и стала рассказывать про семейные фотографии. Мы сидели вплотную друг к дружке, бёдра наши соприкасались, отчего нога моя прямо запылала жарким пламенем...

Когда Наташа переворачивал страницы альбома, то невольно касалась меня своим локтем, что начало сводить меня с ума. Наташа раскраснелась, глаза у нее светились каким-то восторгом. Вся она будто излучала удивительное радостное тепло...

Вдруг от чьего-то неловкого движения альбом упал на пол... Мы одновременно нагнулись, чтобы его поднять. Наши плечи столкнулись... Я не помню, как я оказался лежащим на диване... Я почувствовал на себе дурманящую тяжесть разгоряченного Наташиного тела. Она прильнула ко мне и безотрывно целовала, целовала, целовала меня... Потом она на ощупь нашла выключатель сбоку от дивана, и мы погрузились в ласковый полумрак уже догорающего за окном заката.

Она шептала мне ласковые слова и продолжала целовать меня... Я был не в силах пошевелиться, блаженство растекалось по всему моему телу... Потом мы понеслись, понеслись куда-то далеко-далеко, пока, наконец, оба не сорвались с глубокого обрыва...

Я был ошеломлен этим бурным натиском ее легкого и, казалось, очень хрупкого тела. Мы лежали бок о бок, я чувствовал ее трепет. У меня было двойственное чувство: благодарности за то, что она подарила мне, и какого-то странного неудобства, ощущения, что не должен был я этот дар от нее принимать.

Но вот Наташа склонилась надо мной и стала с жаром и почти безостановочно говорить мне тихим голосом, почти шепча:

— Миша, Мишунечка, мой любимый, мой хороший! Если б ты знал, как я тебя люблю... Как я тебя все время ждала, желала... Как я хочу, чтобы ты был моим и только моим! Я буду тебя любить так, как никто — никто и никогда! —

больше тебя не полюбит... Забудь про Катерину — она неверная, она плохая, она тебя совсем не любит... Ты же видишь, она то с одним, то с другим крутит... Ей всё равно с кем... Вон у нее уже новый парень... Да и кто? Этот придурок Васька, у которого, кроме мускулов, больше ничего нет... Не нужен ты ей совсем! От нее у всех только несчастье... Будь со мной! Тебе ведь хорошо со мной было, правда? И так будет всегда-всегда!.. Мишенька... Ведь ты у меня первый... И будешь единственный, на всю жизнь...

Я, действительно, сразу понял, что был у нее первым мужчиной, хотя про нее говорили такое, что нельзя и повторить. A ее умение в любви мне было понятно: она не раз мне рассказывала про французские эротические романы, которые она читала. Она и раньше говорила со мной об этом, но очень осторожно, Эзоповым языком. Я понял теперь, что она отлично освоила эти "самоучители" интимных отношений. Ну, что же, это, наверное, и не плохо, в конце концов. А то ведь, сколько семей, говорят, распадается только из-за того, что муж и жена не умеют проводить вместе ночь.

В тебе и Грига пение,

И магия шаманская...

В тебе игриво пенится

Искристое шампанское...