Железный герцог. Общий файл

Ехал шорник Рэй, который еще три года назад служил в полку пикинеров в Вельбире, а потом женился на молодой вдове Горлетте. Ехали Бур-моряк, бывший мечник Пус, Атасан-копейщик.

Старых солдат в Иртине набралось две или три дюжины. Накопив за время службы немного денег, многие "слуги короля" покупали клочок земли в благодатных местах на берегу Альвы, надеясь провести остаток дней в мире и достатке. Но теперь никто из них не остался дома.

Плакали провожавшие их женщины. Но громче всех рыдала бывшая служанка Титуса эт-Лидрерри, рыжая Барбаретта. Она уткнулась в плечо сына и, не замолкая ни на миг, голосила, как по покойнику: "Да куда же ты уходишь, родненький, да на кого же ты меня покидаешь!" Растерянный Бьорн, не зная, что говорить в подобных случаях, машинально гладил мать по голове:

— Ну, мам, я же не воевать еду. При конях же буду.

Ему было жаль и ее, и переминающихся с ноги на ногу тяжеловозов, и новенький, недавно купленный фургон. И себя. Хотя себя почему-то — меньше всего. Бьорну уже приходилось покидать родной дом и уходить в неизвестность вместе с купеческими караванами. Разве что нынче спутников будет поболе.

На Барбаретту с сыном уже стали оглядываться. К счастью для рыжего возчика, в этот момент к его фургону подошел магмейстер эт-Лидрерри. Все, кто был на площади, замерли в изумлении. Иртинские обыватели настолько привыкли к "старине Титусу", что забыли о тех смутных слухах, которые ходили по городку, когда он только поселился здесь. Но сейчас многие, взглянув на мага, поежились, словно в весеннее утро ворвался зимний ветер.

Господин Титус был одет как обычно: в слегка поношенный камзол и шляпу с узкими полями. Но правой рукой он держал посох архимага, с которым старика в Иртине почитай и не видели. То, что вещь эта колдовская, Бьерн знал прекрасно. Однажды в детстве, он помогал матери убирать в кабинете хозяина, и попробовал коснуться "странной штуки". Потом пару дней исхлестанные ремнем ягодицы отзывались болью на все попытки сесть на них. Но тогда посох показалась мальчишке просто красивой резной палкой. Теперь же вокруг серебряного навершия воздух клубился ядовито-зеленоватым туманом, словно над котлом, в котором варятся злые зелья, а вдоль древка то и дело пробегали яркие всполохи, хорошо различимые даже при солнечном свете. Да и сам старый маг... Стоило взглянуть ему в лицо, сразу становилось понятно: это вовсе не тот "старина Титус", с которым многие из собравшихся сиживали в кабачке "Пенное яблоко".

Изумленная Барбаретта прекратила рыдать и уставилась на бывшего хозяина:

— Господин Титус! Вы что, тоже в Вельбир?

— Здравствуй, милочка! Да, чувствую, без меня не обойдутся. А что это ты так печалишься, что с соседней улицы слышно?

— Дык это... Война, господин Титус!

Старый магмейстер ухмыльнулся и, вдруг посерьезнев, пристально посмотрел в глаза Барбаретте:

— Вернется твой старший. Живой вернется. Я тебя когда-нибудь обманывал?

— Нет, — всхлипнула рыжуха и отступила за спину сына. А магмейстер кивнул возчику:

— Здравствуй, Бьорн! Сколько возьмешь за проезд до Вельбира?

— Ой, что? Как это... зачем? — растерялся парень.

— Да ладно, — рассмеялся маг. — Шучу я. Твой фургон наверняка отдадут в лазарет — у него ход плавный. Так что принимай груз.

Только теперь парень заметил, что за спиной магмейстера стоят его дочь и ученик. Худосочный мальчишка с трудом удерживал в руках объемистый плетеный сундук. Бьорн метнулся к Арчи, забрал у него кладь — та действительно оказалась весьма увесиста.

— Пристрой на что-нибудь мягкое, — распорядился эт-Лидрерри. — Здесь лекарские снадобья, которые пригодятся раненым.

И обернувшись к дочери, спросил:

— Ну что, Генрика, ничего с Арчи не забыли? Вы знаете, что от вас зависит.

— Мы справимся, отец, — серьезно ответила девушка. — Сколько раз ты повторял...

— Я уверен, если что — Арчи не ошибется. Ждите три дня...

— Да, отец. Я помню.

— Хорошо. Тогда не прощаюсь. Я же вернусь — так или иначе.

Генрика улыбнулась, словно отец сказал что-то смешное, понятное только им двоим. Некромант обнял дочь, хлопнул по плечу Арчи и по-стариковски неуклюже полез в фургон.

Бьорн вскочил на козлы, помахал матери и привычно хлопнул вожжами по широким конским крупам. Обоз тронулся.

Барбаретта, помахав сыну, снова захлюпала носом и уткнулась в плечо Генрики. Секунду девушка простояла, замерев, словно ничего не ощущая. Но лишь секунду. Стряхнув оцепенение, Генрика ласково заговорила со старой служанкой и под руку повела ту домой.

А Титус эт-Лидрерри, расположившись на овечьих шкурах, служивших возчику постелью, снова и снова продумывал все тонкости предстоящего опыта. Искал ошибку и никак не мог найти. Нет, все верно. Если вообще возможно то, что задумал некромант, то все должно получиться. Генрика и Арчи не подведут. Особенно Арчи. Таких талантливых ребят он не встречал и в столице.

"Все же правы те, кто считает, что Иртин — благословенный город, — подумал маг. — Я не ошибся, когда выбрал его дюжину лет назад..."

Мысли мага, устав биться вокруг неразрешимого вопроса, вернулись к моменту проводов. "Забавно, но кто бы мог знать, что в последнюю дорогу меня будет провожать рыжая толстуха с красным от слез носом", — подумал эт-Лидрерри, вспоминая воющую Барбаретту.

Со времени приезда мага в Иртин жизнь его служанки сильно изменилась. Светлая Богиня не дала женщине достойного мужа, но зато дети беспутного корзинщика выросли добросердечными и трудолюбивыми. Старший, Бьорн, еще мальчишкой полюбил животных. Несколько лет он проработал на конюшне пожарной дружины, накопил денег и купил двух породистых тяжеловозов и крытый подрессоренный фургон из тех, которые предпочитают столичные купцы. Перед войной парень прекрасно зарабатывал, нанимаясь в караваны, перевозящие серебро из рудников графства Мор в столицу. Второй сын Барбаретты, Тарквал, стал плотником, третий, Леонтер, учился у трубочного мастера. Дочь Виолетта, хорошенькая и такая же рыжая, как мать, прошлой зимой вышла замуж за одного из одного из конюхов барона Вельбирского и жила теперь в замке. Так что тетушка Барбаретта могла себе позволить заниматься только своим домом, не заботясь о том, где взять деньги на жизнь.

В лиге от Иртина обоз остановился, чтобы люди могли перекусить. Бьорна всю дорогу подмывало поговорить с господином Титусом, но тот упорно молчал, казалось, что старик дремлет в фургоне. Теперь рыжий возчик, заглянув под тент, деликатно кашлянул:

— Господин магмейстер! Парни кипятка спроворили... Обедать будете?

— Неси, заварим травками, — отозвался некромант и начал рыться в своем сундуке.

— А что вы с господином маршалом не поехали? — полюбопытствовал Бьорн, когда они, расположившись на козлах, перекусывали захваченными из дома заедками. — Говорят, он вас звал...

— Стар я уже верхами гарцевать, — усмехнулся в ответ господин Титус. — Так что пришлось бы в армейском обозе трястись. А по мне приятнее со знакомыми ехать.

Бьорн согласно кивнул. Как не лучше? На чужой стороне земляк — первый друг. Бьерн вспомнил, как два года назад впервые гнал фургон на Келе. Везли тогда маленькие такие ручные пищали, что зовутся мушкетами. Дорогие заразы. В Ааре мастер, что погрузкой командовал, орал на возчиков: "Только посмейте чего уронить, ввек не расплатитесь, в гору за долг пойдете!" Из всех знакомых в караване — только дядька Вук, у которого дом на косогоре. В Иртине с ним почитай и не общались — Вук мужик не компанейский, когда не в дороге, то с бабой своей сидит да с ребятней возиться. А тут Бьорн до самой столицы собачкой за Вуком бегал, из одной тарелки ели...

— К лекарям пойдете? — спросил возчик, надеясь на короткое "да". Что еще магам в бою делать?

Но, к разочарованию Бьерна, магмейстер ответил:

— Нет, у меня другие дела.

Эт-Лидрерри замолк на минуту и продолжил:

— Так что мой сундук отдашь старшему в лазарете. Я только свои вещи из него заберу.

— Как скажете, господин Титус, — пожал плечами рыжий возчик. — Только если бы вы с нами были, то не так страшно...

Некромант расхохотался:

— Тоже мне пугливый нашелся!

Когда обоз снова тронулся, эт-Лидрерри не стал забираться вглубь фургона, но примостился рядом с Бьорном на козлах. Слишком уж хороша была погода в этот весенний день, чтобы прятаться под полотняную крышу. Яркое солнце, синее небо, ароматы цветущих садов...

Какая война?

Но Титус знал, что скоро кончится эта благодать. Что не пройдет и трех дней — многие из тех, кто едет сейчас в других фургонах или ждет в Вельбире, забудут и это солнце, и это небо. На Дорогах Мертвых все иное...

Мысли старика вновь вернулись к предстоящему делу.

"Старость... Что такое старость, — размышлял он. — Что это — усталость тела или усталость души?"

Некромант видел за свою жизнь немало смертей. Самые понятные — смерть от раны или болезни. Когда кувшин разбит, воду в нем не удержишь. Хотя не раз видел старый лекарь, как безнадежные вроде бы раны затягиваются, зарастают, и человек остается жить. Болезнь не сразу рушит вместилище души, но подтачивает те скрепы, что держат ее в этом мире. Если знаешь, как лечить, то со смертью можно и побороться.

А вот что такое старость? Почему угасают старики? Вроде и недугов особых нет, да только душе уже скучно на земле, тоскует она. Тоскует и боится. А тело устает жить.

И еще замечал некромант, что больше всего боятся те, чья жизнь складывалась лишь из повседневных мелочей. Такие перед смертью, не прекращая, молят Эйван Пресветлую, чтобы даровала им еще хоть день, хоть седьмицу лишнюю. Хотя зачем таким жизнь? А вот те, у кого до последнего дня полные руки забот, редко умирают от старости...

И все же... Может быть, старость — та же болезнь? Титус в последние годы ощущал, как мертвеет, отказывается подчиняться изношенное тело. Не удивлялся. Хоть на Дороги Мертвых выходит лишь дух мага, леденящие ветра кромешной стороны добрались и до тела.

И тогда задумал старый некромант попробовать обмануть смерть. Конечно, можно бы было, подобно старому Мору, обратиться к темным владыкам. Обряд "кромешной крепи" не особенно сложен. Но слишком уж велика плата. А эт-Лидрерри не любил быть должным кому бы то ни было. Хотя...

Мысли мага вернулись к вчерашнему разговору, и Титуса кольнуло что-то вроде зависти. Герцог — горец. На севре многие до сих пор почитают темных та-ла. Не поклоняются, а именно почитают, считая их своими предками. Поэтому горцы, в отличие от тех, кто испокон веку поклоняется Эйван Пресветлой и сыну ее Тиму-Искупителю, не боятся Дороги Мертвых.

Эт-Лидрерри тяжело вздохнул. Он тоже давно разучился бояться. Но ему слишком хочется знать наверняка: а что будет там, за последней чертой, когда душа уже не сможет вернуться в изношенное тело? Обычно после смерти души моментально забывают земные заботы. Иную спросишь, как ее звали, — не ответит. Живые некроманты способны сохранять память среди кромешного хаоса. А мертвые? Любопытно ведь.

Вопросы, вопросы... Придет время — найдутся и ответы.

И архимаг Титус эт-Лидрерри, бывший Верховный магистр ордена некромантов, бывший придворный маг и королевский советник, отбросив мысли о будущем, взглянул на небо. Там по-прежнему висели ленивые облачка, такие белые, словно были отражением цветущих садов вдоль Альвы. А впереди уже появились предместья Вельбира, уже можно было различить темную полосу городской стены и силуэты замковых башен.

— Считай — приехали, — подал голос Бьорн, заметивший, что магмейстер очнулся от задумчивости.

— Приехали... Вот только куда? — ответил старик не столько спутнику, сколько своим мыслям.

Бьорн обиженно умолк. Эти господа — как скажут, не знаешь — как и понимать...

Глава 12

Еще недавно назад молодой барон Вельбирский только притворялся, что знает, что делать. Следуя советам полковника пикинеров Ррота, он начал собирать ополчение. Но Унтара не покидало чувство абсолютной беспомощности. Заходящая с севера кровавая туча — и жалкая тысяча пехотинцев Вельбирского полка. Пусть даже к ним прибавилась кучка рыцарей из окрестных поместий. Унтар велел сообщить горожанам, чтобы беспрепятственно принимали витязей на постой, а счета несли в баронский замок. Пусть даже на стрельбище за городом собрались сотни мужиков, вооруженных копьями и топорами, а Ррот отрядил своих сержантов, чтобы превратить эту толпу во что-то, хоть отдаленно напоминающее армию.

И все же — несравнимые величины. Уторцы — словно селевый поток, когда тот уж разогнался и мчится в долину, сметая со своего пути деревья и скалы. Как остановить его? Никак.

Несмотря на беседу с настоятелем храма Эйван Животворящей, барону очень хотелось броситься вниз головой с моста через Альву. Лишь золотая веточка рикошника, на которую он все время натыкался то взглядом, то пальцами, удерживала его от отчаяния. Упрямая брошь таинственным образом оказывалась или на столе в кабинете, или, когда приходило время садиться за трапезу, возле графина с вином, или в кармане камзола. Странная вещь словно говорила: "Умереть захотел? Еще чего! Не имеешь права. Даже на это ты не имеешь теперь права, Унти-Забияка. Терпи!"

Но третьего дня в замок примчались усталые гонцы: "Господин барон, готовьтесь встречать его высочество маршала Мора". А сегодня, поднявшись на городскую стену, Унтар увидел, как клубится пыль над подходящим к городу войском. Через час первые всадники были уже на площади перед вельбирской ратушей.

Полковник Ррот отрядил в почетный караул с полсотни пикинеров. В их сопровождении барон Вельбирский вышел из ворот замка. Протрубив, расступились ехавшие впереди колонны герольды, и к Унтару приблизился всадник на огненно-золотом жеребце. Спрыгнув с лошади, гость с достоинством поклонился хозяину замка.

Невысокий, широкоплечий, седой. Не просто седой — белый. Не только стриженные "в кружок" волосы, но и щетка жестких усов, и кустистые брови — как весенний, чуть подтаявший, грязный снег. Морщинистое лицо по контрасту кажется слишком темным, словно покрыто не кожей, а древесной корой. Внимательные серые глаза. Унтар лишь раз взглянул в них — и больше не решался встречаться с герцогом взглядом. Было в зрачках Мора что-то запредельное, не от мира сего.

Но, несмотря на непонятный страх, который испытал барон, увидев герцога Мора, он вдруг понял — время отчаяния кончилось. На пути селевого потока встала сила, равная по мощи. Даже если бы не было всадников, которые все прибывали и прибывали и молча выстраивались ровными шеренгами. Даже если бы пришел один этот чудовищный старик с глазами кромешного демона.

И теперь остается только честно делать свое дело и молить Светозарную, чтобы в безумной круговерти дней не раздавило ту песчинку, которую люди зовут почему-то Унтаром, бароном Вельбирским.

— Рад приветствовать вас, господин герцог, — Унти поклонился старому Дракону. — Мой замок и весь город в вашем распоряжении.

— Я тоже рад, что здесь, в Вельбире, есть, кому меня приветствовать, — непонятно ответил Мор. — Что ж, барон, к вечеру созывайте на совет своих людей. Моим нужно привести себя в порядок после дороги.