Осколок империи

Меж тем Сомченко, устроившись поудобнее у себя за столом и со вселенской тоской во взоре поворошивший пачку бумаг, выдавил из себя вопрос:

— И когда будем этих шпионов арестовывать?

— Сегодня.

— Сегодня?

Вот ведь эхо непрофессиональное! Не хочется ему именно сейчас и именно по моей идее работать, спасу нет. Но придется. Понимает, вот и изображает из себя съевшего разом целый лимон страдальца. Ничего, у меня к тебе. чекист, симпатий сроду нет и быть не может. Но играя на публику, я сейчас тебе радостно улыбнусь. Так надо.

— Нужно выдать результат, не затягивая. Тогда нами будут довольны и не придется подключать дополнительные силы. Потом — да, несомненно, но первый результат, выданный изначально привлеченными сотрудниками..

— Тогда я пойду, Алексей.

— Куда это?

— Транспорт, усиленное наблюдение за квартирами фигурантов. Неужели неясно?

Да что ж это такое то! Пару секунд, смотря на потолок, я размышлял о том, что и впрямь ОГПУ до жандармов не то что не подняться, но и в пределы видимости не доползти. Иная квалификация, да и ориентированность на совсем другие задачи. Не у всех, увы, но у солидной части. А если бы у всех, если бы... Тогда бы и 'Трест' с 'Синдикатом' не состоялись бы, да и боевики из Российского Общевоинского Союза с большим успехом работали бы на территории СССР. Эх, мечты-мечты!

— Руслан Борисович, — мои слова застали Сомченко уже в дверном проеме. Быстро метнулся, сразу видно, вот он, энтузиазм и жажда карьерного роста во всей красе. — Никакого транспорта, никакого усиленного наблюдения. Спугнем еще чего доброго, нам это не надо. Или вам нужно подтверждение?

— Не нужно. Но Петрова с Халиловым все равно найду и прикажу, чтобы готовились. Не до бумажек сейчас.

Ба-бах! Хорошо хлопнул дверью, с чувством. Ну как же. не дали поднять стандартный для чекистов предъарестный переполох. Не позволили собрать большую ораву сотрудников и устроить из тихого действия красочное представление, столь любимое костоломами вроде него. Да и бес с ним! Главным в этой операции планируемые мной действия санкционированы, ордера на арест подписаны, остается лишь запустить механизм. Но сделать это не грубо, а как положено. Здесь любимые ОГПУ жесткие методы совсем не в масть, тоньше надо действовать, изящнее. Что до недовольных... Будет результат — утрутся. Ведь наверху ценят лишь результат, а вовсе не методы, которыми он достигнут.

Ну а мне и впрямь пора перестать сидеть за столом в окружении бумажек и бумажонок. Пора чуток встряхнуться, размяться и приготовиться к тому. Что будет происходить этим вечером. Пусть ни от Шинкарева, ни от Устинова вроде не ожидается сопротивления при аресте и пальбы через закрытую дверь, но... Всегда лучше готовиться к худшему, пусть и надеясь на лучшее.

Кстати, о худшем! На ум сразу пришло то штатное оружие, которым вооружали обычных сотрудников ОГПУ. 'Наган' во всем своем примитивном безобразии! Сразу вспомнились уничижительные, но вполне заслуженные критические замечания друзей моего отца по поводу этого, с позволения сказать, оружия. И это еще до двадцатых годов было. И что в итоге? В итоге аж в одна тысяча девятьсот двадцать седьмом году специально для ОГПУ была разработана его очередная модификация, названная 'командирской'. Отличия заключались лишь в меньшей длине ствола и укороченной рукояти. И все! Все многочисленные недостатки так и не были убраны.

Что за недостатки? О, их у этого выкидыша бельгийской оружейной школы, по непонятной гримасе судьбы принятого на вооружение в Российской империи, было огромное количество. Начать с калибра в 7.62 миллиметра и малой начальной скорости пули. На рубеже веков это не было столь существенно, но сейчас, к тридцатым годам выглядело совсем печально, особенно учитывая такие образцы короткоствольного оружия как 'люгер', 'браунинг', 'кольт' и прочие, и прочие. ВСЕ они по техническим характеристикам ушли далеко вперед.

И если бы только калибр и мошность патронов... Нет, это было лишь частью проблем. Чего стоила поочередная экстракция стреляных гильз! Ага, именно так. То есть отстрелялся, а потом, при помощи прилагающегося шомпола изволь выталкивать все семь стреляных гильз из барабана. А это, знаете ли времени требует. Да и вообще. преимущества даже нормального револьвера, с хорошим калибром, мощным патроном и одновременным выбросом гильз перед обычным самозарядным пистолетом... очень смутные. Разве что чуть более высокая надежность, вот и все.

В общем. На извлеченный из кобуры образец свежепроизведенного реликта минувшей эпохи я смотрел с глубоким отвращением. Как ни печально, а приходится покамест пользоваться именно им. Увы и ах, но привычный 'люгер' спрятан в тайнике, а миниатюрный 'браунинг' хотя и всегда с собой, но светить его тоже не стоит. Печально.

Ладно, переживу как-нибудь. Это ведь не неприятность, а так, всего лишь мелкое неудобство. Поэтому убираем это позорище обратно в кобуру и берем себя в руки. И думаем о еще одном нюансе.

Если учитывать, что никаких дополнительных сил не запрашиваем, а к двум фигурантам лучше всего ехать одновременно, то... Да. придется работать парами. То есть офицер, унтер и, пожалуй, водитель. От транспорта я отказываться не собирался, мало ли что, но вот явно проявлять это — увольте! Поэтому лучше всего будет взять не те говорящие черными авто, а более невзрачные, потрепанные. Да и непосредственно к домам Шинкарева и Устинова не подъедем. Нужно будет остановит неподалеку, но не рядом, чтобы исключить неожиданности.

Как распределимся? Избави бог от Халилова! У меня же будет искушение устроить ему несчастный случай, да так, что никто и не догадается. Поэтому я точно возьму с собой Петрова, он относительно пристоен и не вызывает явного душевного порыва сократить число чекистов на еще одну штуку. А с этим горным садистом пусть Сомченко общается. Они друг другу вполне подходят, право слово!

* * *

Ну вот и вечер настал. А вместе с ним пришло время активных действий. Вроде все уже заранее обговорено, начальство уведомлено, но легкий мандраж присутствует. Странно, вроде уже далеко не единожды убивал, крутил серьезные интриги, да и сейчас веду очень опасную игру... Так поди ж ты, все равно нервы дают о себе знать! Видимо, даже живой мертвец до конца не лишен чисто человеческих особенностей. Поговорить бы с кем-нибудь, да не судьба. Просто нет никого, перед кем можно хоть немного приоткрыть душу. И это порой тяжелее всего остального.

Автомобиль, в котором ехали я и Петров, вел себя скверно, хотя вины водителя в этом не было. Просто это была откровенно старая колымага, к тому же на первый взгляд со стороны, даже опытный, находящаяся чуть ли не на последнем издыхании. Ну да жаловаться нечего, именно такую и заказывали, чтобы не привлекать внимания сверх необходимого. На таких работники ОГПУ не ездят. И дело вовсе не в марке машины или окраске, а именно что в ее дряхлости и готовности того и гляди развалиться на составляющие. Хотя... Уверен, что несмотря на тряску, скрип всеми деталями и прочие прелести, это авто еще какое-то время побегает, причем без серьезных поломок.

Водитель по имени Федор, а фамилией которого я, признаться, так и не поинтересовался, был молчалив и сосредоточен. Хорошо, ведь желания почесать языком я в принципе не испытывал. В отличие от Петрова, который засыпал нашего шофера десятками пустопорожних фраз. Просто так. без видимых и скрытых целей. Трепло, оно и есть трепло.

Мне этот шумовой фон не мешал, но вместе с тем и не радовал. Удалось войти в привычное состояние безразличия к окружающему миру и отстраненности. В таком варианте лучше всего отслеживать возможные изменения обстановки, да и интуиция обостряется. Ехать то уже недолго. Минут пять-семь и вот она, та часть Красной Пресни, где обитает Михаил Панкратович Шинкарев, наша сегодняшняя цель. С виду неприметный работник народного комиссариата почт и телеграфов, а на деле довольно влиятельная персона, имеющая даже выход на одного из заместителей самого наркома, Антипова Николая Кирилловича. Хорошая фигура в качества агента иностранной разведки, очень полезная. Незаметный человек, можно даже сказать серенький, но умеющий давать своевременные советы и подсказывать неожиданно полезные решения вышестоящим. К тому же не рвущийся занимать видное место в наркомате, но верный идеям коммунизма. На таких обычно при проверках внимания не обращают, это закон. Тем более в стране советов. где показная верность идеологии частенько превозмогает здравый смысл. Так что французы молодцы. Грамотно ввели агента. И не одного его, что характерно.

Наш автомобиль свернул с собственно Красной Пресни и, проехав еще немного, остановился. Все, прибыли. Теперь совсем немного пешочком прогуляться и будем у цели. Хорошо, что Шинкарев большой семьей не обзавелся, лишь жена да сын, который вообще живет и работает в Харькове.

— Федор, остаешься здесь,— отдаю приказ шоферу. Видя, что ему так и хочется что-то возразить, примораживаю болезного очень нехорошим. Обещающим неприятности взглядом. — На тебе наш транспорт. Иван, идем. И поменьше непреклонности во взгляде. Ты не чекист сейчас, а простой человек.

Ну вот, один сидит себе за рулем, уже не порываясь оказывать поддержку. Второй хоть немного, но пригасил те ощутимые 'волны', что идут от облеченных властью людей. Признаться, этим почти все чекисты грешат по вполне понятным причинам. Это то самое ощущение, когда из грязи да... не в князи, конечно. Но сразу на десяток-другой ступенек по той самой лестнице. А она в стране советов очень своеобразная. ОГПУ и вовсе занимает отдельный сектор, стоящий поверх обычных и сбоку от партийных 'товарищей'.

Короткая прогулка по все еще не отошедшей от зимы Москве. Ага, вот и нужный нам дом. Обычный ход и.. черный. Причем черный ход вполне себе рабочий двери не заколочены, что встречается не так часто. Так что...

— Иван, блокируешь черный ход. Если кто попытается уйти — бей по мордам. Сильно, но чтобы не покалечить. Хотя нет, как раз лицо лучше не трогать. Один синяк и прости-прощай возможные ходы в игре с французами.

— Это как?

— Да никак. Просто по лицу не бей, вот и все.

— А-а!, — протянул Петров. — Ну тогда я пошел.

— Иди уже.

Нет, с такими надо как можно более простыми словами. А то велик риск, что ни черта ни поймут и наворотят дел из-за банального желания сделать как лучше, не понимая толком, что именно будет в конкретной ситуации 'лучше'.

Удостоверившись, что мой, с позволения сказать, коллега не потеряется по дороге, я двинулся с парадному входу в подъезд. В голове же поневоле раскручивалась цепочка мыслей насчет тяжелой судьбы квартирных черных ходов в советской стране. Они здесь считались... отрыжкой старого режима, классово чуждым явлением. А так как с проявлениями старого порядка полагалось бороться, то вывод очевиден. В большинстве домов, превратившихся в коммунальные трущобы, их самым зверским образом заколачивали, причем наглухо, чтобы никто не распечатал. Причины же были и вовсе безумными с точки зрения любого здравомыслящего человека. Впрочем, СССР и разум и рядом не стояли.

Ах да, причины... Изначально черный ход в квартире был предназначен для прислуги: кухарки, горничной, дворника, появившегося с вязанкой дров для камина... С черного входа вносили купленную мебель, выносили старый хлам. В общем, предназначался он исключительно для хозяйственных целей, чтобы все это не пересекалось с гостями хозяев и с ними самими. Вполне естественное желание для тех, кто собственными силами добился положения в обществе.

В стране же советов, как известно, все обстоит не как надо, а как партия велит. А ее повеления лично меня заставляют вспомнить о таком заведении как Бедлам — известнейшей английской больнице для скорбных разумом. Ведь упомянутая партия уверена, что черный ход в квартире — это есть значимое напоминание о неравенстве. Поэтому полезнее всего — запретить! В особо извращенной форме. Так что теперь и гости, и ведра с помоями движутся по одной лестнице. А то, что амбре от помойки бывает отвратное, да и лестницы далеко не всегда убираются, так это не главное. Главное, чтобы равенство всех перед ведром помойным. Мара-азм! Зато идеологически выдержанный. И так во всем... Черный ход — всего лишь один из примеров, случайно пришедший в голову.

Впрочем, как пришло в голову, так и вылетело. Здесь то, в домах, где обитают важные персоны. Черный ход на месте. Как и приходящая прислуга, что особо забавно.

Пятый этаж... Из окон никто прыгать не будет, это чистой воды самоубийство. А Шинкарев не тот человек, чтобы лишить себя столь ценной жизни, совсем не тот. А в подъезде то чисто, никаких тебе загаженных лестничных пролетов, наскальных... то есть настенных росписей, окурков, погнутых перил. Прямо как не в СССР, право слово. Заповедник относительно пристойной жизни. Только вот живут в нем те люди, которые приложили лапки свои к разрушению прежнего мира, где нормальная жизнь не ограничивалась вот такими островками-заповедниками.

Дверь. Нет звонка, но имеется латунный молоточек, поневоле напомнивший о детстве... и вызывавший всплеск дикой злобы по поводу утраченного. Того, чего никак не вернуть. Привычным усилием успокаиваю взбунтовавшееся сознание... Стучу и жду, уже зная, как буду действовать во всех возможных случаях.

Шаги, едва-едва, но все же слышные сквозь дубовое полотнище двери. И вопрос:

— Кто там?

— От товарища Самойлова. Тут новые бумаги пришли по Самаре, просили вам передать под роспись...

Недовольное ворчание и звук открывающихся замков. Знакомая фамилия прозвучала, да и документы Шинкареву на до частенько привозили. Так что все было принято за истину. Он не мог не купиться. И до какой же степени проявились на его лице изумление и страх, когда, открыв дверь, обнаружил, что ему в живот направлено дуло 'нагана'.

— А-а...

— Это не грабеж, это хуже. К тебе, Шинкарев, ОГПУ познакомиться пришло, — мило улыбнулся я впавшему в ступор хозяину квартиры. — Ты, главное, не шуми, и все будет не так плохо, как могло бы. Насчет 'хорошо' ничего не обещаю, слишком уж ты накуролесил. Жена дома?

Ни слова в ответ, лишь слабый кивок. Ну да мне и этого довольно. Сейчас только... Аккуратно, без лишней грубости разворачиваю объект лицом к стене и защелкиваю на нем наручники. Со скованными за спиной руками сложно что-нибудь учудить. И лишь после этого предъявляю свежеарестованному удостоверение.

— Вопросы есть, Михаил Панкратович? Ну как хотите.

Закрываю дверь на замок и, подталкивая вперед Шинкарева, двигаюсь внутрь квартиры. Тот же. хоть немного отойдя от первоначального шока, шепчет:

— Я ни в чем не виноват, это какая-то ужасная ошибка. Понимаете. Товарищ, э-э... Товарищ, я работник наркомата...

— А еще агент французской разведки, завербованный в конце двадцать пятого года то ли Франсуа Кольером, то ли Жаком де Рилье. Оно, в общем, особого значения не имеет, согласитесь. Да, жена ваша где?

— Она спит... Мигрень у нее... была.

— Вот и не будем будить раньше времени. Аккуратненько пройдем к черному ходу и впустим моего коллегу. А потом поговорим, — чуя непонимание со стороны Шинкарева, предпочитаю заранее прояснить. — У вас, Михаил Панкратович, есть выбор. Или вы всеми силами с нами сотрудничаете и ваше положение становится менее печальным. Или же... начинаем с вами 'работать' в пределах наших возможностей и фантазии. Поверьте, что и то и другое весьма обширно.