"Я мог бы развести здоровенный костер, — думал Фрэнк. — Конечно, горел бы он всего несколько минут, а потом бы я умер..."
Его испугала даже мысль об этом. Это на него так Хейзел действовала. Если она хотела чего-то, Фрэнк испытывал совершенно необъяснимое, но сильное желание сделать это для нее. Он хотел быть старомодным рыцарем, скачущим на коне, чтобы спасти ее, — довольно глупо, потому что она была более ловкой и приспособленной ко всему, чем он.
Он представил, что сказала бы его бабушка: "Фрэнк Чжан скачет на коне? Ха! Он упадет с лошади и сломает себе шею".
Трудно поверить, но Фрэнк всего шесть недель назад покинул дом бабушки — шесть недель прошло со дня похорон его матери.
После этого все и случилось: к дверям дома его бабушки явились волки... потом путешествие к лагерю Юпитера... потом недели, проведенные в пятой когорте, когда он изо всех сил пытался не выглядеть полным лузером. И все это время в кармане его куртки лежал обгорелый кусочек дерева, завернутый в тряпочку.
"Смотри, не потеряй его, — предупредила Фрэнка бабушка. — Пока он с тобой, ты в безопасности".
Беда была в том, что эта деревяшка очень легко загоралась. Он помнил, что случилось во время перехода на юг из Ванкувера. Когда в горах у Маунт-Худа температура упала ниже нуля, Фрэнк достал этот кусочек сухого дерева и держал его в руках, представляя, как хорошо было бы развести огонек. И сразу же обугленный кончик занялся жарким желтым пламенем. Он осветил ночь и до костей прогрел Фрэнка, но он при этом чувствовал, как жизнь уходит из него, словно огонь пожирает его самого, а не деревяшку. Он бросил горящую дощечку в сугроб. Несколько жутких мгновений дерево продолжало гореть, а когда пламя наконец погасло, Фрэнк с трудом прогнал овладевшую им панику. Завернул кусочек дерева в тряпочку и засунул назад в карман, исполнившись решимости никогда больше его не доставать. Но забыть о нем Фрэнк не мог.
Ему словно бы кто-то сказал: "Что бы ты ни делал, никогда не думай о том, как горит эта деревяшка!"
И конечно, Фрэнк постоянно об этом думал.
Стоя на часах рядом с Хейзел, он пытался направить мысли в какое-нибудь другое русло. Ему нравилось быть рядом с ней. Он спрашивал ее о детстве в Новом Орлеане, но Хейзел как-то нервно отвечала на вопросы, а потому Фрэнк перевел разговор на всякую ерунду. Ради смеха они попытались говорить по-французски. У Хейзел со стороны матери была креольская кровь, а Фрэнк учил французский в школе. Никто из них не говорил по-французски свободно, а луизианский французский настолько отличался от канадского французского, что общения у них не получилось. Когда Фрэнк спросил, как сегодня чувствует себя ее корова, а она ответила, что у нее зеленые туфли, они решили оставить это занятие.
Потом появился Перси Джексон.
Да, Фрэнк и прежде видел, как ребята воюют с монстрами. Он и сам по пути из Ванкувера немало сражался с ними. Но вот горгон он видел впервые. И богинь Фрэнк никогда прежде не видел. А то, как Перси управлял Малым Тибром... ну, это вообще отпад! Жаль, что он сам так не умеет.
Фрэнк все еще чувствовал, как когти горгон вонзаются в его тело, ощущал их змеиное дыхание — так пахнут дохлые мыши и яд. Если бы не Перси, эти уродины унесли бы его, и он теперь валялся бы грудой костей на заднем дворе "Баргин-Марта".
После этого происшествия в реке Рейна послала Фрэнка в арсенал, и у него появилась возможность подумать. Он полировал мечи, вспоминая Юнону, которая предупреждала их: надо освободить Смерть.
К несчастью, Фрэнк прекрасно знал, что имела в виду богиня. При виде Юноны он попытался скрыть охватившее его потрясение: богиня точно соответствовала тому, как ее описывала бабушка, — вплоть до козлиной шкуры на плечах.
"Она определила твой путь много лет назад, — сказала ему бабушка. — И он будет нелегким".
Фрэнк бросил взгляд на свой лук в углу арсенала. Он чувствовал бы себя лучше, если бы Аполлон признал его своим сыном. Фрэнк был уверен, что божественный родитель сделает это на его шестнадцатилетие — две недели назад.
Шестнадцатилетие было важной вехой в жизни римлянина. Фрэнк тогда отмечал свой первый день рождения в лагере. Но ничего не случилось. Теперь Фрэнк надеялся, что отец признает его на Празднике Фортуны, хотя, судя по словам Юноны, в этот день они будут сражаться не на жизнь, а на смерть.
Его отец непременно должен быть Аполлоном. Стрельба из лука — это единственное, что умел Фрэнк. Много лет назад мать сказала ему, что их семейная фамилия Чжан на китайском означает "мастер луков". Видимо, это каким-то образом намекало на его отца.
Фрэнк отложил тряпки, которыми протирал мечи, и уставился в потолок: "Прошу тебя, Аполлон, если ты мой отец, скажи мне. Я хочу быть лучником, как и ты".
— Ничего ты не хочешь, — раздался рядом ворчливый голос.
Фрэнк подскочил на стуле. За его спиной мерцал Вителлий, лар пятой когорты. Полное его имя было Гай Вителлий Ретикул, но другие когорты называли его Вителлий Редька.
— Меня прислала Хейзел Левеск — проверить, как ты тут, — сказал Вителлий, подтягивая свой пояс. — Ну и вообще — не помешает посмотреть на состояние нашего оружия!
Вителлий был никудышным оратором. Тога висела на нем мешком, из-под туники торчал живот, а ножны отстегивались от пояса и падали каждые три секунды, но Фрэнк на сей счет помалкивал.
— А что касается лучников, — продолжал призрак, — они слабаки! В мои времена лучниками были варвары. Хороший римлянин должен быть в самом центре схватки — вспарывать живот врага пикой и мечом, как цивилизованный человек! Так, как мы делали это в Пунические войны. Вперед, римляне! Вот так, парень!
Фрэнк вздохнул.
— Я думал, ты был в армии Цезаря.
— Я и был!
— Вителлий! Цезарь жил несколько сотен лет спустя после Пунических войн. Ты к тому времени давно уже должен был умереть.
— Ты ставишь под сомнение мою честь? — Вителлий посмотрел на него таким безумным взглядом, что его аура засветилась. Он вытащил свой призрачный гладиус и закричал: — Ну, счас ты у меня попляшешь!
Он несколько раз пронзил грудь Фрэнка мечом, который был столь же смертелен, как и луч лазера.
— Ой, — сказал Фрэнк, только чтобы угодить Вителлию. Тот удовлетворенно посмотрел на него и убрал меч.
— В следующий раз дважды подумаешь, прежде чем оспаривать то, что говорят старшие! Так что... тебе недавно исполнилось шестнадцать?
Фрэнк кивнул. Он не знал, откуда Вителлию это известно, потому что Фрэнк сказал про день рождения только Хейзел. Но у призраков были свои способы узнавать чужие секреты. Обернуться невидимкой и подслушать было одним из таких способов.
— Вот, значит, почему ты такой мрачный, как гладиатор, — сказал лар. — Теперь понятно. Шестнадцать лет — в этом возрасте мальчик становится мужчиной! Твой божественный родитель должен был признать тебя... да, без сомнений. Да хотя бы самый малый знак подать. Может, он думал, что ты младше. Знаешь, ты ведь выглядишь младше — у тебя такая пухленькая детская мордашка.
— Спасибо, что напомнил, — пробормотал Фрэнк.
— Да, я помню свое шестнадцатилетие, — со счастливым видом сказал Вителлий. — Замечательное предзнаменование! Курица у меня в штанах.
— Что-что?!
— Именно так! — Вителлий надулся от гордости. — Я был в реке, переодевался к либералии. Так называется ритуал посвящения в мужчины. Мы тогда все делали как полагается. Я снял свою детскую тогу и мылся, чтобы потом облачиться в мужскую. И вдруг откуда ни возьмись появилась снежно-белая курица, прыгнула в мою набедренную повязку и убежала с ней. В тот момент я ее снял.
— Это хорошо, — сказал Фрэнк. — Хотя, могу заметить, что информация не то чтобы понятная...
— Ммм. — Вителлий не слушал. — Этот знак мне подал Эскулап, бог врачевания. Я взял свою фамилию Ретикулус, потому что она означает "нижнее белье", чтобы напоминать мне о том благословенном дне, когда курица унесла мою повязку.
— Значит... твоя фамилия означает мистер Нижнее Белье?
— Хвала богам! Я стал врачом легиона. А все остальное принадлежит истории. — Он широко раскинул руки. — Не сдавайся, мальчик. Может быть, твой отец запаздывает. Конечно, большинство предзнаменований не такие очевидные, как курица. Я когда-то знал одного парня, который получил навозного жука...
— Спасибо, Вителлий, — прервал его Фрэнк. — Но мне нужно закончить с оружием.
— А кровь горгоны?
Фрэнк замер. Он об этом никому не говорил. Насколько ему было известно, только Перси видел, как у реки он сунул сосуды в карман, и им пока не представилось случая поговорить об этом.
— Брось, — укоризненно сказал Вителлий. — Я — целитель. Я знаю легенды о крови горгоны. Покажи мне эти сосуды.
Фрэнк неохотно предъявил два маленьких керамических сосуда, которые он вытащил из Малого Тибра. При распаде монстров нередко оставались военные трофеи — иногда зуб, иногда оружие, иногда целая голова чудовища. Фрэнк сразу же понял, что собой представляют эти две фляжки. По обычаю они принадлежали Перси, который убил горгон, но Фрэнк не мог отделаться от мысли: "А что, если я сам ими воспользуюсь?"
— Да... — Вителлий одобрительно разглядывал сосуды. — Кровь, взятая из правой стороны тела горгоны, может избавить от любой болезни, даже вернуть мертвого к жизни. Богиня Минерва как-то дала такой сосуд моему божественному предку Эскулапу. А кровь из левой стороны тела горгоны приводит к мгновенной смерти. Так какая из них какая?
— Не знаю. — Фрэнк посмотрел на керамические бутылочки. — Они одинаковые.
— Ха! Но ты надеешься, что правильный сосуд поможет тебе решить проблему с обгорелой деревяшкой? Может быть, разрушит проклятие?
Фрэнк был настолько ошарашен — говорить не мог.
— Не волнуйся, мальчик. — Призрак рассмеялся. — Я никому не скажу. Я ведь лар — защитник когорты! Я не сделаю ничего такого, что могло бы угрожать тебе.
— Ты ударил меня в грудь своим мечом.
— Верь мне, мальчик! Я тебе сочувствую — ты несешь на себе проклятие аргонавтов.
— Что несу?
— Не скромничай, — отмахнулся Вителлий. — У тебя Древние корни. Не только греческие, но и римские. Неудивительно, что Юнона... — Он наклонил голову, словно прислушиваясь к голосу сверху. Лицо у него вдруг обмякло. Вся его аура замерцала зеленым цветом. — Ну, я сказал достаточно! В любом случае, я даю тебе возможность самому решать, кому достанется кровь горгоны. Думаю, что этот новенький — Перси — тоже имеет право на трофей. С его-то проблемами с памятью.
Фрэнк задумался, что же такое собирался сказать Вителлий и что его так напугало, но у него было ясное ощущение: теперь лар закроет рот на замок.
Он посмотрел на два сосуда. Ему даже в голову не пришло, что они могут понадобиться Перси. Теперь Фрэнк чувствовал себя виноватым — ведь он собирался всю кровь использовать сам.
— Да, конечно, Перси должен воспользоваться этим.
— Да, но если хочешь услышать мой совет... — Вителлий снова нервно поднял взгляд к небесам. — Вы должны повременить с использованием крови горгоны. Если мой источник верен, она вам понадобится в вашем поиске.
— В поиске?
Двери арсенала распахнулись.
Внутрь ворвалась Рейна, сопровождаемая металлическими гончими. Вителлий исчез. Курицы, может, ему и нравились, а вот собаки претора — нет.
— Фрэнк! — Виду Рейны был озабоченный. — Бросай это! Найди Хейзел. Приведи сюда Перси Джексона. Что-то его долго нет. Я не хочу, чтобы Октавиан... — Она замолчала. — В общем, приведи сюда Перси.
И поэтому Фрэнку пришлось бежать бегом до самой Храмовой горы.
На обратном пути Перси задал ему кучу вопросов о брате Хейзел, Нико, но Фрэнк мало что знал.
— У него все в порядке, — сказал Фрэнк. — И он мало похож на Хейзел.
— Что ты имеешь в виду?
— Я... гмм... — Фрэнк закашлялся. Он хотел сказать, что Хейзел красивее, добрее, но решил не говорить об этом. — Нико немного таинственный. В его присутствии все начинают нервничать — он ведь сын Плутона и все такое.
— Но ты не нервничаешь?
Фрэнк пожал плечами.
— Плутон крутой бог. Не его вина, что он правит Царством Мертвых. Просто ему не повезло, когда бога делили сферы ответственности. Юпитер получил небеса, Нептун — море, а Плутон — подземелье.
— Тебя не пугает Смерть?
Фрэнк едва не рассмеялся. "Ничуть! Спичка есть?"
Но вместо этого он сказал:
— В древности... ну, еще у греков, когда Плутона называли Аидом, он был в большей степени богом смерти. А превратившись в римлянина, он стал... ну, не знаю, более уважаемым, что ли. Он стал богом богатства. Все, что под землей, принадлежит ему. Поэтому я не считаю его таким уж страшилищем.
Перси поскреб затылок.
— А как это бог становится римлянином? Если он грек, разве он может превратиться в кого-то другого?
Фрэнк некоторое время шел молча, размышляя над вопросом. Вителлий закатил бы Перси лекцию на целый час по этому предмету... возможно, используя компьютерные презентации в Power Point. Но Фрэнк ответил так, как сам это понимал.
— Римляне так это видели. Они приняли греческую систему и усовершенствовали ее.
— Усовершенствовали? — Перси поморщился. — А что в ней было плохого?
Фрэнк вспомнил слова Вителлия: "У тебя древние корни. Не только греческие, но и римские". Его бабушка тоже говорила что-то в этом роде.
— Не знаю, — признался он. — Рим был успешнее Греции. Римляне создали громадную империю. Боги во времена Рима стали более важными — более сильными и известными. Вот почему они сохранились и по сей день. На римской цивилизации основано множество других. Боги стали римскими, потому что туда переместился центр силы. Юпитер был... более могущественным в качестве римского бога, чем в образе Зевса. Марс стал гораздо более сильным и дисциплинированным...
— А Юнона превратилась в грязную старушку, — заметил Перси. — Так ты хочешь сказать, что греческие боги навсегда переметнулись в римские? И от греческих ничего не осталось?
— Ммм... — Фрэнк оглянулся, чтобы убедиться — никого поблизости нет. До главных ворот оставалась еще сотня ярдов. — Это больная тема. Некоторые говорят, что греческое влияние все еще заметно... ну, типа, боги отчасти остаются греками. Я слышат рассказы о том, что иногда полубоги покидают лагерь Юпитера. Они отказываются от римской подготовки и следуют более старому греческому стилю — становятся героями-одиночками, а не действуют в составе легиона. А в древности, когда Рим пал, восточная часть империи — греческая — сохранилась.
— Я этого не знал.
— Она называлась Византия. — Фрэнку нравилось это слово. Красивое. — Восточная империя продержалась еще тысячу лет, но она всегда была больше греческая, чем римская. Для тех из нас, кто следует римской традиции, это больная тема. Вот почему, в какой стране мы бы ни обосновывались, мы, лагерь Юпитера, всегда располагаемся на западе — на римской части территории. Восточная считается несчастливой.
— Вот как... — Перси нахмурился.
Недоумение Перси было вполне объяснимо. У Фрэнка от этих греко-римских штучек тоже голова шла кругом.
