1. "Черный Меч"

Немного отдохнув, человек пошел дальше.

Прошло два дня.

Занимался рассвет. Человек планировал идти до полудня, а самое жаркое время переждать в тени какого-нибудь валуна. Он очень устал. Вода опять закончилась, и сегодня ему удалось попить лишь то, что собралось за ночь на рюкзаке.

Человек уже привык, что попасться под ноги здесь может лишь кучка песка, и поэтому почти успел удивиться, когда, споткнувшись обо что-то твердое, кубарем полетел с бархана.

Упав, он несколько секунд лежал, сплевывая попавший в рот песок. Потом встал на ноги и обернулся, желая посмотреть, обо что споткнулся.

На вершине бархана, вытянувшись во всю исполинскую длину, лежал тридцатиквартовый скелет дракона. Ящер, судя по всему, умер не так давно — на костяке сохранилось немало мяса, оплетенного сухожилиями, а несущие кости распластанных крыльев были обтянуты обрывками полуистлевшей кожистой перепонки.

Человек вздрогнул. Скелет дракона разбудил в нем какие-то смутные воспоминания... о другом драконе. Он не мог понять, что это был за дракон, и как он сам был с этим драконом связан, но знал одно — дракон был черный.

Присмотревшись к скелету, человек понял, что в мертвом драконе что-то кажется... неправильным, что ли? Слишком широкие грудные кости, слишком толстые ребра — их размер нельзя было списать даже на чудовищные размеры ящера. Разглядев же позвоночник дракона, он пришел к выводу, что у дракона такого позвоночника быть просто не могло. Похожий на канат, сплетенный из множества тонких позвонков, он выглядел... неестественно, что ли?

И в этот момент мертвый дракон зашевелился, поднимая крыльями тучу песка.

Оцепенев от ужаса и отвращения, человек наблюдал, как исполинский скелет разворачивает сухо похрустывающие крылья, поднимается на лапы, вскидывает увенчанную изогнутыми рогами голову.

Вид этой отвратительной пародии на дракона вызывал у человека не столько даже страх, сколько непреодолимое омерзение. По спине катились струйки холодного, липкого пота, к горлу подкатил комок — человека вырвало желчью.

В следующую секунду драколич повернул свою чудовищную голову, и увидел — или почуял — человека. Его пасть раскрылась в беззвучном реве — голосовые связки нежити давно сгнили. Взмахнув крыльями, он развернулся к человеку боком и ударил хвостом, покрытым длинными зазубренными шипами.

Удар пришелся в полутора квартах от того места, где стоял на коленях, содрогаясь в рвотных спазмах человек. Промахнувшись, драколич распахнул пасть шире, и попытался перекусить двуногую букашку пополам, но человек уже откатился в сторону. На него пахнуло мертвенной гнилью.

Вскочив на ноги, человек выхватил из ножен широкий длинный кинжал. Понимая, что сражаться с нежитью таким оружием невозможно, он, тем не менее, без боя сдаваться не собирался.

Чудовище занесло хвост для нового удара, человек пригнулся, выжидая момент.

Когда хвост нежити оказался в четырех квартах от человека, он прыгнул вперед, перекатился по песку, и, прежде чем драколич понял, куда девался двуногий противник, вонзил свой нож в основание крыла твари. Рванул широкое лезвие не себя, ударил еще раз, торопясь закончить до того, как тварь сообразит, что происходит.

Крыло отделилось от туловища и рухнуло, больно ударив человека по колену. И тут драколич, наконец, нашел противника.

Обнаружив, что жалкое бескрылое создание лишило его крыла, он разъярился. Взмахнув хвостом, он не стал на этот раз предпринимать попытки сбить человека с ног. Заостренный кончик хвоста нежити, покрытый мелкими, бритвенно-острыми костяными наростами, как копье вонзился в спину человека.

На миг он потерял сознание от боли. А как только вновь обрел способность осознавать происходящее, почувствовал, что силы оставляют его куда стремительнее, чем это должно было происходить при такой ране.

Нежить не имеет собственной жизненной энергии, вспомнил он. И для продолжения существования нежить вытягивает эту энергию из живых. Так вампиры получают энергию через кровь.

Рванувшись в нечеловеческом усилии, он сдернул себя с костяного острия, обернулся, занося для удара нож... и оцепенел, глядя прямо в мерцающие мертвенно-зеленым свечением глаза драколича.

— Мерзкая тварь! — прогрохотало в голове*. — Глупый, смертный человек, как ты посмел!

Человека почувствовал, как все его члены сковывает заклятие Подчинения, как отказывается повиноваться разум, как взгляд дракона проникает в глубины сознания... Он боролся, уже чувствуя бесполезность этой борьбы, не отрываясь, смотрел в глаза мерзкой твари, внутренне содрогался от омерзения и пытался сражаться с самим собой.

Внезапно в жутких мерцающих глазах драколича мелькнуло нечто, похожее на удивление, а затем — страх. В следующий миг все его тело человека пронзила жуткая, невыносимая боль, она скрутила нервы в тугой комок, вывернула наизнанку, распластала по всему мирозданию... а вслед за болью пришла Сила.

Не понимая, что и как он делает, человек мысленно произнес заклинание, разрывающее Заклятие Подчинения, выбросил вперед руку, сбрасывая энергию, наполняющую тело, прямо в пасть драколича. Он призвал Силу, вывернул ее непредставимым образом, облекая в разрушительное заклятие... и взвыл от боли отката. Такая магия была слишком чужда этой Вселенной.

Человек рухнул на песок, не сводя взгляда с громадной туши нежити, перехватил нож поудобнее...

И тут драколича охватило черное пламя.

Спустя несколько секунд от мерзкой твари остался лишь сероватый пепел, да и тот почти мгновенно смешался с песком.

Человек медленно поднялся на ноги, еще не в силах поверить в свое чудесное спасение. Медленно выдохнул, осознавая произошедшее, почувствовал что-то липкое и горячее на груди, коснулся ладонью — и с удивлением увидел на пальцах кровь.

И тут песок зашевелился. Человек медленно огляделся, зажимая левой рукой рану на груди, и обреченно понимая — это конец.

Из бархана выкапывались твари. Чудовища на двух и четырех ногах, с одной, тремя или восемью головами, с неподдающимся пересчету количеством верхних конечностей, напоминающих руки, лапы, щупальца, длинные шипы... Уродливые твари, ростом по пояс человеку, с него размером, и тут же — с крупную лошадь... Казалось, под песком была спрятана вся коллекция монстров, каких только способно породить больное воображение.

Они кольцом смыкались вокруг человека, щелкая жуткими пастями, глядя несчитанным количеством глаз — или того, что заменяло им глаза.

Покрепче сжав кинжал, человек попытался призвать на помощь Предел — но уже понимал, что это ему не удастся. Странная, чуждая и могущественная магия приходила сама, всегда с непредсказуемым результатом, всегда неконтролируемая, всегда непобедимая. И никогда человеку не удавалось дотянуться до Предела самому.

Твари окружили его, всем своим видом показывая, что смерть будет долгой и мучительной.

Внезапно за спиной человека что-то громко хлопнуло, и в следующий миг ближайшее чудовище рухнуло на землю. Он только начал оборачиваться, как еще несколько хлопков сразили четверых тварей.

В полусотне квартов от него замер всадник. Стройная фигура, закутанная в популярный у пустынных жителей белый плащ из толстой материи, вытянула руку с зажатым в ней темным предметом в сторону тварей. Хлопок — и подобравшийся для прыжка скелет трехголового и шестиногого пса рухнул. В осколке черепа центральной головы человек заметил небольшой кусочек серебра, сплющившийся при ударе.

А всадник, выстрелив еще раз, пришпорил коня, и спустя несколько секунд оказался возле ошалело взирающего на останки мертвых тварей человека. Сильная рука, не особо церемонясь, сгребла его за воротник и закинула позади седла.

— Держись за меня! — звонко крикнул всадник, и дал коню шпоры.

Человек хотел было лучше разглядеть своего спасителя, но, во-первых, тот был закутан в плащ так, что открытым оставалось лишь лицо, а человек сидел за спиной всадника, во-вторых, бешеный карьер коня не располагал к разглядыванию, в-третьих, рана в груди, наконец, дала о себе знать... Человек потерял сознание.

Когда он пришел в себя, уже темнело. Человек несколько секунд лежал, не шевелясь и не открывая глаз, и прислушивался к собственным ощущениям.

Рана в груди явно была перевязана, резкая, боль сменилась ноющей, гораздо менее сильной. Он лежал на чем-то мягком, постеленном явно не на песок. Ноздри щекотал запах жареного мяса и свежей воды — человек раньше не думал, что у воды может быть запах, но сейчас понял, что он есть, и этот ни с чем не сравнимый аромат он перепутать не мог.

Только после этого человек, наконец, открыл глаза и осторожно сел. Рана отозвалась тревожной болью, но он не обратил на это внимания.

Прямо над ним к глади озерца склонялась пальма. Белый плащ, на котором лежал раненый, был расстелен на траве. В пятнадцати квартах от человека весело горел костерок, поддерживаемый магией.

У костерка, спиной к человеку, сидел его спаситель. Теперь его можно было разглядеть его немного лучше.

Даже сидя, он, похоже, не уступал ростом спасенному — в нем было немногим больше четырех с половиной квартов. Длинные черные волосы свободно рассыпались по спине, только на уровне лопаток перехваченные кожаным шнурком. Фигура без плаща казалась еще изящнее и стройнее.

Человек попытался встать, но неосторожное движение мгновенно отдалось в груди и он зашипел от боли. Черноволосый обернулся... вернее, обернулась.

Это была красивая, черноглазая молодая женщина, лет двадцати трех — двадцати пяти на вид. Изящные, тонкие черты лица, опасный разлет бровей, высокие скулы, упрямый подбородок, чувственные губы, чистый лоб. Как ни старался, он не мог вспомнить, где видел подобный тип внешности.

— Ты уже очнулся? — риторически поинтересовалась она, улыбнувшись. Улыбка была немного грустной. — Вовремя, как раз ужин готов. Не вставай, рана еще не затянулась, можешь повредить себе.

— Спасибо, — сказал он, прислоняясь к стволу пальмы. Черные глаза незнакомки скользнули по его лицу, явно изучая.

Человек, собственно, человеком не был.

Человек оказался эльфом.

Причем эльфом с совершенно несвойственной остроухому народу внешностью.

Если бы не эльфийские черты лица, длинные заостренные уши, и огромные глаза без белков, его можно было бы принять за родича спасшей его женщины. Черные длинные волосы, антрацитовые глаза, шрам на левой щеке. С другой стороны, зрачки эльфа заставляли заподозрить его маму или бабушку в связи с кем-то из демонов — зрачки были вертикальные, темно-алые. Но незнакомку это, похоже, совсем не пугало.

— Как ты оказался в пустыне без припасов и воды? — спросила она?

— Заблудился. Рассчитывал на солнце, но опоздал, и к концу цикла не добрался до места назначения. Потом наткнулся на это...

— Ты про драколича?

— Эта пародия на дракона называется драколич?

— Да. Тебе повезло, что ты пережил эту встречу. Я знаю крайне мало людей, которые могут этим похвастаться, и только одного эльфа.

— Эльфа?

— Ну да. Тебя.

— Драколич — он что?

— Мерзкая, противная тварь, омерзительная самой природе, — ответила черноволосая. — Если вкратце — любой маг, который почувствовал приближение своей смерти, может провести сложный ритуал, требующий немалых познаний и силы. Если ритуал проведен верно, и магу все удалось, он становится нежитью, личом. Маг, превратившийся в лича, сохраняет разум, знания, способность использовать магию, кроме того, он становится бессмертным, менее уязвимым, ему не нужны пища и вода, сон... Драконы-маги тоже могут провести подобный ритуал. Дракон-лич, сокращенно — драколич, тебе и встретился. Прочая нежить — его слуги. Скорее всего, результаты экспериментов. Ладно, не стоит обсуждать эту мерзость перед ужином, — вновь улыбнулась она.

— После ужина, думаю, тоже, — эльф улыбнулся в ответ.

— Кстати, меня зовут Диега, — сказала женщина, протягивая ему миску, полную наваристой мясной похлебки с овощами.

— Рад знакомству. Я очень благодарен вам...

— Во-первых, не благодари меня, во-вторых — называй меня, пожалуйста, на "ты". Как тебя зовут?

Эльф поперхнулся. До сих пор он почему-то не задумывался над этим, и только сейчас понял, что имени своего не помнит.

— Не знаю. Не помню... Один человек назвал меня Нархгал... но это не мое имя.

На лице Диеги отразилась тревога. Эльф продолжил.

— Я вообще ничего о себе не помню. Только знаю, что должен куда-то добраться, куда-то далеко... за пределами этого мира. Может, там вспомню, — он замолчал, опустив голову. Диега быстрым движением поднялась на ноги, подошла к нему, села рядом на плащ. Две пары черных глаз встретились. И эльф, сам не понимая почему, выложил ей всю свою короткую историю.

— Я пришел в себя в каком-то городе, в канаве. У меня при себе ничего не было, только потрепанная одежда, и все. Две недели провел в этом городе, раздобыл денег, поцапался со стражей, потом нанялся в караван охранником, уехал. Спустя три месяца первый раз почувствовал, что меня куда-то... тянет, что ли? Я тогда был ничем не занят, и последовал на зов. Много где побывал, пытаясь найти, куда меня так влечет, потом добрался до какого-то леса. Там на окраине была деревня...

Солнце опускалось за горизонт. Он подъехал к деревне, остановил коня, огляделся, приметил вывеску местного трактира, и направился к нему. Привязав коня, эльф вошел в трактир, отбрасывая за спину упавшие на лицо волосы.

— Добрый вечер, любезный, — окликнул он трактирщика.

— И вам здрасти, ваша светлость, — осторожно отозвался мужик, мгновенно приметив гербовое кольцо, указывавшее на наследное дворянство. Кольцо было поддельным, но трактирщик этого не знал.

— Любезный, налей-ка мне вина!

— Сию секунду, — и в самом деле, через несколько секунд перед эльфом был поставлен стальной кубок.

— И комнату подготовь, — добавил приезжий.

Он ликовал. Наконец-то, после полутора месяцев бесплодных поисков он нашел то, к чему стремился! Мрачный лес, на опушке которого расположилась деревня, таил в себе ответ на вопросы, которых у эльфа, не помнящего о себе ровным счетом ничего, накопилось великое множество.

Дверь трактира отворилась, вошел человек. Худощавый, невысокого роста, ему можно было на вид дать с равным успехом от тридцати до сорока пяти лет. Он прислонил к стене гитару в потертом чехле, сбросил видавший виды плащ, отстегнул короткий меч, висевший на поясе, и подошел к стойке.

— Доброго вечера, уважаемый, — слегка наклонил он голову, приветствуя трактирщика, — доброго вечера, ваша светлость, — эльфу он поклонился. — Любезный, я давно в дороге, ни о чем так не мечтаю, как о сытном ужине и теплой постели, но вот беда — ни единой монеты в дырявых карманах не завалялось, — трактирщик при этих словах нахмурился. — Но я менестрель, и гитара моя всегда с собой. Ежели я буду весь вечер играть здесь, а люди местные, слушая песни, будут эль и вино пить, неужто не хватит с выручки для меня ужина и постели, да пары монет?