Ковчег

Однако до возвращения было ещё далеко. Следующим пунктом нашей программы был другой лагерь. Лететь до него оказалось минут двадцать. Когда мы приземлились, я увидел картину, скажем так, несколько отличающуюся от только что увиденной. Общим для двух лагерей были только большие палатки, да типовая часовня с типовой же походной мечетью. Ещё солдаты были похожи. Но занимались они совсем другими делами. Начальник лагеря — тоже майор, продемонстрировал нам, как бойцы под руководством инструкторов отрабатывают зачистку населённого пункта в специально построенном селении, штурмуют движущуюся колонну, минируют и разминируют местность, а также занимаются другими делами, более сложными и интересными, чем преодоление полосы препятствий и сборка-разборка автомата.

— Сюда попадают самые способные из трёх отборочных лагерей, наподобие того, который мы только что посетили, — пояснил Сергей Петрович. Кстати: в отборочных лагерях подразделения сформированы по клановому принципу. Причём в одном и том же лагере могут тренироваться только дружественные кланы. Здесь же бойцы из разных кланов намеренно сведены вместе. Это своеобразный 'плавильный котёл', где они спаиваются в единую команду, для которой боевое братство становится выше кланового родства. Трудная задача, конечно, но дело потихоньку идёт... По окончании обучения именно они составят костяк нашей будущей армии.

— 'Плавильный котёл' — это хорошо, — задумчиво потёр я пальцем кончик носа. Всё никак не избавлюсь от этой вредной привычки, — Вот только янкесы, наверное, всё же недаром поддерживают здесь 'управляемый хаос'. С прутиками, оно ведь справиться гораздо проще, чем с веником...

— Мы пока не рассматриваем это подразделение, как зародыш объединения сомалийских кланов в единое целое, — поспешил утешить меня собеседник, — это просто, так сказать, 'янычары'. Ударная сила, которая будет рвать на части того, на кого покажут, независимо от клановой принадлежности.

— Ну-ну..., — скептически скривился я. Посмотрим, что из этого получится. И что мы будем делать с этой 'ударной силой', если она выйдет из-под контроля?

-Справимся, — уверенно заявил папаша Мюллер. Мне бы его уверенность...

Долго задерживаться здесь мы тоже не стали. По графику надо было сегодня успеть посетить ещё один объект. Так что здесь мы не стали даже инспектировать столовую, а после короткой инспекции занятий сразу откланялись, и вновь погрузились в вертолёт.

Ещё двадцать минут, и под нами раскинулся очередной, третий за сегодня лагерь, похожий на предыдущие, как две капли воды. Или нет?... Что-то здесь было не так, но что именно — я понял только после того, как вышел наружу. Здесь не было походной мечети. Стояла только всё та же стандартная часовня. У меня при взгляде на неё мелькнула шальная мысль, что одну и ту же церквушку, разбирая-собирая, возят по объектам инспекции, каждый раз выдавая её за новую. Это, конечно, вряд ли. Папаша Мюллер не Потёмкин, а я — не Екатерина Вторая. Представление для меня здесь устраивать никто не будет. Или будет?

Несмотря на то, что винт нашего Ми-восьмого остановился, гул вертолётных турбин не умолкал. Покрутив головой, я обнаружил его источник. Два винтокрылых собрата нашего средства передвижения медленно ползли высоко в небе, время от времени отстреливая гроздья тепловых ловушек. Вот они приблизились, и от них начали отделяться чёрные точки, над которыми тут же стали появляться белые пятнышки — купола парашютов.

Парашютисты опустились рядом с нами, и с ходу изобразили атаку на укреплённые позиции противника, начиная палить холостыми патронами в белый свет, как в копеечку, лишь только касались ногами земли и отстёгивали парашюты. Противник, конечно, огрызался такими же холостыми очередями. Тут и там хлопали петарды, выбрасывали в небо клубы сухого грунта и пыли фугасы. Вертолёты, выбросившие десант, тоже не остались без дела, и перепахали землю между нападающими и обороняющимися, умудрившись при этом никого не задеть. У вертолётчиков боеприпасы оказались самыми настоящими. 'Вертолёты — это души погибших танков', вспомнилось мне при взгляде на эту картину. В общем — сюда бы Михалкова или Бондарчука, и можно снимать очередной идиотский фильм 'про войнушку'.

Я терпеливо дождался, пока парашютисты победят 'врага', попутно продемонстрировав каскад приёмов рукопашного боя, и только после этого повернулся к начальнику здешнего лагеря — очередному майору. Надо, кстати, поинтересоваться на досуге, какое в наших вооружённых силах на данный момент самое высокое звание. Мне, как главнокомандующему, тоже надо бы себе что-нибудь присвоить, и будет дико, если я окажусь, допустим, генералиссимусом, у которого в подчинении нет никого званием выше майора. Да о майоре... Как, интересно, к нему обращаться? В предпоследнюю мою поездку на Украину... Там местные властители решили, что украинский народ настолько тупой, что не понимает русского языка, поэтому русские фильмы надо если не переводить на мову, то хотя бы субтитры внизу экрана пускать. Я бы на месте украинцев обиделся... Так к чему я это? Ага! Сижу я значит, на диване, смотрю вполне серьёзный фильм про Великую отечественную... Подбегает солдат к майору... Кстати, и там майор! Кругом одни майоры! Ну, в общем подбегает, и, как положено, и говорит: 'Товарищ майор! Разрешите обратиться'. А в субтитрах написано: 'Пане майоре!...' Я чуть с дивана не упал!

Ладно, не будем брать пример с хохлобандеровцев, оставим традиционное обращение. Тем более, что казаки — предки современных 'великих укров', в отличие от своих потомков, не стеснялись называться 'товариществом'. В общем — товарищ майор, он и в Африке товарищ майор.

— Товарищ майор! И что за цирк вы тут устроили? — вопросил я, грозно нахмурив брови.

Майор сделал непонимающее лицо. Зря. Лучше бы сразу повинился.

— Для кого весь этот спектакль? — ледяным голосом задал я ещё один риторический вопрос. Мы — не комиссия из Минобороны России, не журналисты Первого канала, и даже не Президент Медведев с премьер-министром Путиным. Нам пыль в глаза пускать не надо. Доложите, к чему вы готовите личный состав по основной программе?

— Спецоперации в тылу противника. Разведывательно-диверсионная деятельность.

Ага, кажется, до майора начало доходить.

— Ну и что это за спецоперация? Сначала среди бела дня два вертолёта своим тарахтением сообщают противнику о том, что летит РДГ, за полчаса до подлёта. Потом они любезно влетают в зону поражения ПЗРК и крупнокалиберных пулемётов противника. Если оному противнику вдруг окажется лениво их сбить, то ему прямо на голову сбрасывается десант. Который запросто можно расстрелять ещё в воздухе. По крайней мере, уполовинить, если парашютисты массово будут применять затяжные прыжки. Но затяжных прыжков я что-то не увидел. Впрочем, общего впечатления они бы всё равно не изменили... Плохого впечатления, товарищ майор.

Теперь майор уже не пытался сделать вид, что не понимает, о чём я. Но смотрел прямо, взгляд не отводил... Хорошо, сегодня слишком сурово наказывать не будем. А там поглядим...

— И ещё учтите: боеприпасы в этой местности на деревьях не растут. Керосиновые реки тоже не протекают. За всё приходится платить. А вы только что без толку потратили два вертолётных боекомплекта и хренову тучу топлива. В общем, на первый раз получаете выговор в устной форме и удержание из зарплаты в размере месячного оклада. Если подобное повторится ещё раз, так легко не отделаетесь. Понятно?

— Так точно! -гаркнул майор.

— Ну, раз понятно, давайте посмотрим ваши планы подготовки. А вы пока дайте команду личному составу построиться.

— Синицын, командуйте построение, — бросил майор одному из своих сопровождающих, и когда тот умчался выполнять приказание, предложил нам пройти в штабную палатку.

Планы подготовки, в отличие от только что виденного мною шоу, оказались толковыми. По крайней мере на мой дилетантский взгляд. Надо всё-таки ввести должности министра обороны и начальника генштаба. Пусть для начала даже в одном лице. Ибо ни я, ни даже, подозреваю, Сергей Петрович, во всех тонкостях в военных вопросах не разбираемся. Лично моих познаний хватает только на то, чтобы отличить настоящую боевую подготовку от спектакля. А этого мало. В общем, ещё один узелок на память... Когда вернусь — не забыть...

— Личный состав по вашему приказанию построен! — прервал мои размышления майор. Странно, вроде никто ему не докладывал... Ну да, а гарнитура в ухе на что? Кстати, а чего ж это он бедного Синицина послал народ строить, когда мог по рации команду отдать? Думал, что разнос продолжится, и убирал лишних свидетелей позора? Скорее всего...

— Ладно, давайте посмотрим на ваших бойцов, — согласился я.

Подчинённых майора оказалось больше батальона, но меньше полка. А мне помнится, что 'наших' здесь должно быть чуть ли не на дивизию. А где остальные? Я вполголоса задал этот вопрос папаше Мюллеру.

— Тренируем по очереди, — объяснил тот. В полном составе начнём потихоньку собирать всех перед днём 'Д', — пояснил тот.

'...И часом 'Х'', — добавил я про себя, двигаясь вдоль строя. Мужики подобрались нормальные — не пацанва срочной службы. Взгляды у всех спокойные, уверенные. Форма нормальная — НАТОвский пустынный камуфляж, не наше х/б и панама, памятные мне ещё по моей срочной... Все поджарые, мускулистые. Дохляков и колобков нет.

— Как служба, боец? — выбрал я наугад одного.

— Нормально... товарищ проверяющий! — ответил тот, слегка запнувшись после первого слова. Ну да, ни моего звания, ни должности он не знает. И, пожалуй, на этой стороне это хорошо. На будущее, возможно, надо вообще пускать вперёд кого— нибудь, вот хоть бы папашу Мюллера, а самому оставаться как бы ' в свите'. Надо было про это раньше подумать. А сейчас уже 'засветился'.

— Не жарко после русского климата? — спросил я, лишь бы что-то спросить. Пусть разговорится...

— Никак нет! Не жарко. Да я тут и не впервой...

— Хорошо... — удовлетворённо заметил я, про себя удивившись: Вроде молод он, как для исполнившего интернациональный долг в этих краях. А что ещё? Иностранный Легион? Частные 'охранные фирмы'?

— Жалобы, пожелания есть? — последний стандартный вопрос.

— Никак нет! — и стандартный ответ.

Ещё несколько бойцов на подобные вопросы дали подобные ответы. Чего и следовало ожидать. Кормим-поим мы их неплохо, снабжение тоже на уровне...Да и оплата... — я тяжело вздохнул. На эти деньги можно было бы много чего накупить, но в нашем случае известная пословица 'Кто не хочет кормить свою армию, будет кормить чужую', была актуальна как никогда.

Ну что ж, на нашу армию я посмотрел, пора и домой. Можно, конечно, было ограничиться и отчётами, что я, наверное, в будущем и буду делать, но увидеть, что происходит, своими глазами, всё же было надо. Отчёты отчётами, а личные впечатления личными впечатлениями.

Сухо попрощавшись с майором (а как ещё прощаться с провинившимся?), я вернулся к вертолёту.

На сегодня всё. Дверца захлопнулась, отрезая нас от внешнего мира. Вертолёт, натужно взвыв турбиной, оторвался от земли, набирая высоту, сделал круг над лагерем, и взял курс на базу...

* * *

'В буднях великих строек,

В весёлом грохоте, в огнях и звонах'

Лежащий на скромной постели в двухместной комнате деревянного барака старик откинул одеяло, приподнявшись на локтях, глянул в голубой квадрат раскрытого окна, из которого доносилась знакомая с детства с песня, и с кряхтением перешёл в сидячее положение. Умели раньше, если хотели... И строить, и воевать, и песни сочинять... И любить. Сейчас так не могут.

Старик поднялся на ноги, и, по укоренившейся привычке направился к окну — вдохнуть свежего утреннего воздуха, и полюбоваться на радующую глаз панораму. Вокруг, куда не кинь взгляд, раскинулись те самые стройки, которые ' в весёлом грохоте...' Может, пускай пока не великие, но всё же... Самая оживлённая стройка кипела у Портала, расположенного в пятистах метрах южнее, на склоне одного из высоких холмов предгорий Южного Хребта, чьи блистающие снегом вершины были видны даже отсюда — за полтораста километров.

Старик помнил, что всего пару месяцев назад из инженерных сооружений у Портала имелся только шлагбаум и караульная будка. Ну, дальше ещё несколько сараев и бараков. Теперь же Портал скрывался внутри пока ещё небольшого, но, судя по уже залитому фундаменту и ещё готовящейся площадке рядом, обещающего стать довольно внушительным, сооружения. Совсем рядом с местным концом пуповины, соединяющейо миры, росла железобетонная башня из привозных материалов. Чуть поодаль от неё стены какого-то большого строения возводились уже из местного кирпича. Цемент пока был привозной. Но это ненадолго. Месторождения известняка уже найдены. Скоро, очень скоро цемент будет свой. Местное руководство не откладывало важные дела в долгий ящик.

Дальше от Портала кирпичные строения сменялись деревянными. Пока что дерево было самым доступным строительным материалом, пусть и не таким долговечным, как кирпич или бетон. И кругом — рокот снующих туда-сюда грузовиков с громоздкими газогенераторами за кабинами, стрелы подъёмных кранов, строительные леса...

'Здравствуй, страна героев!

Страна мечтателей, страна учёных!'

Как приятно видеть строительство не очередного супергипермаркета, не надменной башни элитного небоскрёба, а новых цехов, мастерских, корпусов учебных заведений. В каковых учебных заведениях, кстати, люди будут учиться, чтобы принести пользу своей стране, а не чтобы закосить от армии, или получить диплом, необходимый для занятия местечка 'по блату', или чтобы с полученными знаниями свалить за границу...

Полное сходство со временами юности старика картинке придавал зависший у причальной мачты большой серебристый дирижабль. А что делать? С топливом и технологической базой в новом мире напряжёнка. Приходится возвращаться, так сказать, к истокам...

Хорошо, конечно, вот так стоять, но надо умываться, собираться, завтракать, и на работу. Отвернувшись от окна, старик засеменил к санузлу. Вот чем местные бараки отличались от советских, так это наличием индивидуальных 'удобств'. По пути старик бросил печальный взгляд на пустующую соседнюю койку.

Сегодня девять дней, как скончался его сосед. Тоже немолодой человек. Теперь лежит на местном кладбище под свежим холмиком земли. А рядом уже ещё шесть таких же. Правда, те умерли в основном из-за несоблюдения техники безопасности, причём двое, от распития украденного антифриза. А вот сосед, царствие ему небесное, удостоился стать первым человеком на Ковчеге, умершим от старости.

Да.. Первое кладбище, первые могилы... А сколько их ещё будет. По всему новому миру, по всей планете.

'Ты по степи, ты по лесу,

Несокрушимая моя.'

Ну да ничего, за хорошее дело, как говорится, и умереть не жалко. Лишь бы тут всё сложилось не так, как на родине. Как в России....

Григорию Евгеньевичу Машунину шёл семьдесят пятый год. Часто говорят 'жизнь пролетела незаметно'. Но это действительно так. Вот, казалось бы только вчера, добрая мама, игрушки, школа... Трудное голодное военное и послевоенное время. Отца Григорий Евгеньевич не помнил — он был слишком маленьким, когда тот ушёл на фронт и погиб на войне. А вот мама... На её хрупкие плечи легла нелёгкая ноша содержания семьи и воспитания сыновей. Может, потому она ушла так рано. Пятьдесят два года — не возраст. Хм... Скажите это двадцатилетним.