— Держите. Капитан протянул тяжелый промасленный сверток.
— Что там?
— Пистолет. Маузер пятнадцати зарядный. Слышали про такой? В семнадцатом с ним комиссары по России-матушке в кожанках разгуливали, а нынче — духи по чеченским горам скачут. Берите. Ствол не зарегистрирован.
— Зачем мне эта ... м... дура?
— Вы что, дитя малое? Вам завтра наряд на штрек семнадцать выписали на проверку электролиний? Вы думаете там Вас с пирогами ждать делегация благодарных опущенных, которых Вы так стойко на днях защищали перед Вараном? Хренушки! Вас там сам Варан с приятелями будет дожидаться¸ даже больше — сам с вами туда и пойдет. Тюкнут тяжелым по головушке, присыплют породой — несчастный случай, и в воду концы. Берите, не кочевряжтесь, борец вы наш за права человека в отдельно взятой колонии — поселении.
— Ну нельзя же так.... Они — то же люди, Вы понимаете, това... гражданин капитан, я.... Я не могу...
Здоровенный, как камчатский медведь, зэка выглядел комично — по виду этого дядечки, статью напоминающего боксера — тяжеловеса, можно было заподозрить в чем угодно, только не в излишнем человеколюбии и боязни нанести телесные повреждения "ближнему своему".
— Ну, вы даете, Иван Петрович! Как против четверых бугаев, — двоих в больничку с переломами, двое — просто убежали, так — запросто! А тут — как смольненская институтка — не могу-с, ваше благородие, не по любви.... — капитан усмехнулся, — я не прошу вас валить эту грязь самому.... Найдутся.... Просто сигнал надо подать, да и пугануть гадов. Вы выстрелите, если будет опасность... а там уж я как ни будь, помогу — буду рядом, только не ищите где, не глазейте по сторонам — буду и все. Знаю, что нарушаю закон и все такое.... Но Вы-то извините меня, ладно?
— Мммм... конечно, что Вы говорите, я собственно.... — здоровенный, габаритами не меньше пресловутого Варана, бывший директор завода, а ныне — штатный электрик колонии, пожал могучими плечами, — я готов помочь, конечно, но как же вы, вас же накажут, если узнают.... Что Вы мне вот... оружие опять же...
— Ладно, молчите уже — хуже будет, если они вас завалят — на одного честного человека меньше станет. Если Вы кого из них повредите — баланс дерьма не изменится в природе, к сожалению. Долго трепаться не буду — при первом признаке нападения — кричите, хватайте ствол, стреляйте. Да и не пугайтесь Вы — холостые патроны у Вас, верней — травматические, вот. Не перебьете, хоть и надо бы!
— Вы меня душевно успокоили, уважаемый Сергей Сергеевич! Очень Вам благодарен, и уверяю, — не подведу, не беспокойтесь.
— Ну, вот и ладушки.
Капитан немного помолчал, и потом спросил поселенца:
— Я то же, как говорится, извиняюсь — но Вы не откроете мне секрет — откуда у Вас такое телосложение? Вы, как Варан этот, не к ночи помянут, будь, может борьбой занимались, или там, к примеру — штангой?
— Что Вы, что Вы! Ни в коем разе, уважаемый Сергей Сергеевич! Я сам из Сибири, у нас старинная кержацкая — знаете, это староверы, — семья. Вся моя родня имеет такое, с позволения телосложение. Знаете ли, здоровый образ жизни, здоровая пища опять же.... Мой дедушка, к примеру, прошел всю Великую Отечественную, так он и пошире меня в плечах будет, правда, последнее время сдавать стал — на рыбалку с сыновьями уже не ходит, только в лес, с ружьишком, по зиме — говорит, что лес ему силу дает....
— Подождите ка, а сколько деду годков будет?
— К стыду моему, не скажу. Спросил как то раз у самого деда, так знаете, что он мне ответил?
— Не человечье это дело — года считать. Всевышний — Исус — знает сколь человеку отмерено. А человече, внучек, должен жить не считая годов, так, будто завтра — помереть и перед Исусом ответ держать — как жил, что сделал... так то вот, внук. Я этот дедов завет держу в себе всю жизнь. Кстати, вот только от него письма и получаю — он один по поручению семьи пишет, да приветы от родни передает.
— А жена, а дети?
Еремин поник головой.
— Не знаю, капитан. Ни одного письма от них за весь срок.
— Извините.
— Не за что. Отбуду, как положено — останусь здесь вольным. Не хочу обратно — тут мне лучше... тайга, опять же, охота... Поможете, если все обойдется с ружьишком? А нет — так и с луком я могу, а на медведя — с острогой, или рогатиной — кто как называет.... Давай по зиме сходим, а капитан? Я уже выйду — срок выходит осенью. Ты — нормальный мужик, такого и наши кержаки за стол посадили бы как своего, а у нас к людям строго относятся — не сразу и не вдруг за своего принимают, но уж ежели свой — за него и душу положат, без раздумий, вот.
— Давайте, вначале переживем завтрашний день, а потом и планы построим, и об охоте поговорим. По-планируем. Добре?
— Хорошо. До завтра.
За колонной зорко наблюдают глаза птиц, мелкого таежного зверья — нет ли опасности от идущих? Видимо, нет. Стрекочут сойки, сопровождая людскую цепочку по лесу. Ни ветка, ни травинка не шелохнется в июньском мареве. Люди притихли, разговоры увяли — еще половина дороги впереди, а всем хочется уже оказаться в прохладе подземных штреков, заняться необременительными делами, а перед концом смены демонстративно свалить тачку с кучкой руды перед приемщиком — дескать, не обессудь начальник — пиши трудодень, а выработку... ее другая бригада даст. "Мол, для того и мужики, что б как из пушки выполнялась пятилетка", — слышал, что народ поет? Вот то то." Люди в колонне не замечают, что кроме глаз животных, за ними внимательно следит еще пара человеческих — капитан Платонов в маскировочном комке тенью стелется за колонной, сопровождая на всякий случай — вдруг что случится в пути. У начальника соседней колонии удалось рапортом вытянуть два отделения солдат — срочников из роты охраны, на предмет занятий по тактической подготовке. Они должны подойти позже, и по замыслу Сергея — отконвоировать задержанных в колонию. Своих солдат у учреждения нет, только офицеры штаба, несколько вольнонаемных и сержантов — вот и все "вооруженные силы". А потом.... Потом — будет потом. Пока нельзя допустить происшествия на маршруте, и капитан змеей стелется по кустам, не тревожа ни веток, ни травы.
Сергей был сыном офицера, внуком офицера, и другой судьбы для себя не видел и не искал. Может быть, где-то глубоко, засела в нем та неистребимая романтическая жилка, что приводит мальчишек — кого на флот, кого — в войска, кого — в милицию, кого — на тропу геолога. Профессии это не денежные, но дающие своим обладателям массу впечатлений.... За буднями полигонной грязи, километрами маршрутов и изнуряющей корабельной качкой, за рутинной работой, наполненной тяжким изнуряющим тело и душу каторжным порой трудом, парни, ругающие свой выбор, и себя, любимого — было у отца три сына, двое умных, а один — пошел в... военные, геологи, моряки... Нужное — выбрать по вкусу и по собственной профессии, тем не менее — эти парни не изменят своему выбору и пройдут свой путь до конца. Будучи же оторванными от своей единственной и неповторимой Профессии по тем или иным причинам — ранением, пенсией, чем угодно — они сохранят память о годах отданных ей, как лучшим годам в жизни. Эти ребята — как правило, не достигают звездных высот в мирной жизни в своей Профессии, но именно они несут на своих плечах ее тяготы, осознанно делая свой выбор, и увлекая именно своим примером за собой других мальчишек. Сергей отдавал себе отчет, что не станет генералом, и до полковника дослужится вряд ли. Но... так же как в кавказских горах, взвалив на себя ответственность — теперь за жизнь доверившегося ему человека, он уже не мог оставить Еремина на произвол нет, не судьбы, а группы подонков.
— Открывайте ворота, прибывает блатота! — загалдели приободрившиеся зэки у ограждения — ворот шахтного двора. Группу прибывших впустили, пропустили через металлоискатель на предмет обнаружения ножей — порядок есть порядок, хоть и бестолковый — ножи изъять, кирки — выдать, — бред полнейший. Еремин прошел отдельным входом — его чемоданчик не досматривался. Бригада разобрала инструмент, расписалась в книгах, и направилась в клеть. Наступил самый опасный момент — спускались только расконвоированные по списку и при спуске могло случиться что угодно. Поэтому проскользнувший к кабине управления подъемно-спусковым механизмом Платонов велел оператору на минуту погасить свет в клети. Пока недовольные зэки галдели, выясняя, что случилось, капитан занял место на крыше клети, у разблокированного люка на крыше. Клеть имела крышу, и на ней с комфортом мог разместиться не один капитан, а целый взвод спецназа. Но сейчас он был в одиночестве. Оператор нажал спуск, и клеть поползла вниз. Платонов подозревал, что, возможно оператор — вольнонаемный, мог предупредить поселенцев о его присутствии, но видимых причин волноваться не было — рабочий вел себя спокойно, запускал систему, отвернувшись от зэков. Поднимающуюся клеть со сменой — что бы не предупредили опускающихся — чем не шутит черт, Сергей переждал, привалившись к бортику крыши, под предусмотрительно прихваченным брезентом. Первый этап — сопровождение и проникновение в шахту был исполнен. Теперь оставалось сопроводить авторитетов на стрелку и не допустить захвата или причинения вреда Ивану Еремину. На горизонте толпа вывалилась из клети на площадку, и бригада потрусила в глубину выработки — типа, работать. Авторитеты сторожко оглянулись, переждали несколько минут — бригада удалилась вне пределов слышимости.
Еремин занялся плановым наружным осмотром щитков распределителей энергосети. Бегло осмотрев щитки, сделал запись в журнале осмотра. Подхватив чемоданчик, собрался идти по направлению в ближайший штрек, освещенный тусклыми лампами шахтного освещения. Лампы горели через одну. Прошло с десяток минут с момента ухода бригадников. Сделав несколько шагов, услышал, что его окликнули:
— Ну-ка, стоять! Зараз с тобой разговор будет. Не торопись, козлина!
Начопер замер на крыше, подобравшись для прыжка, упираясь ногой в приваренный швеллер. Капитан изготовил оружие для стрельбы на поражение — теперь было понятно что "толковище" состоится именно тут, "не отходя от кассы". Намерения авторитетов были тоже ясны — покончить со строптивым электриком прямо у клети, а потом оттащить в дальние выработки, где и присыпать породой, заявив на выходе о несчастном случае — полез, де, куда не надо — а свод и не выдержал.... В горе все бывает...
Еремин отошел к стене — напротив него выстроились пятеро авторитетов с ломиками в руках, ситуация шла к кровавой развязке. Платонов, невидимый зэкам, поднялся в рост и взял оружие на изготовку. Но непредвиденные обстоятельства нарушили планы как Варана с братвой, так и Платонова с Ереминым — из-за поворота туннеля, которым ушла бригада, выскочил Шныга.
— Братки, завязывай разбор на потом, валим — тут непонятная хрень творится, запыхавшись, проговорил шестерка.
— Короче, не баклань, где остальные, че происходит? — осадил его Варан.
— Вы че, не въехали? Гора дышит, валить отсюда, когти рвать быро — быро, в штреке братаны все покидали, бегут сюда — играйте наверх подъем и горную тревогу, валим, валим! Панически орал и трясся Шныга.
Бандиты спали с лица. Остался спокоен только Еремин. Он, отодвинув с пути стоящего столбом — мелко, впрочем, трясущимся столбиком, помощника Варана по разного рода вопросам с пищеблоком. Толстяка по кличке "Харя", прошел к блоку переключателей, и подал наверх сигнал горной тревоги. На вопрос диспетчерской о происходящем четко пояснил, что по штрекам слышен гул, в выработке на горизонте находится опасно, смену нужно срочно поднять.
Поняв, что теперь строптивому электрику — по крайней мере, сегодня, ничего не угрожает, а события, только что происшедшие дают ему основания упрятать уже всю пятерку в штрафной изолятор с последующим переводом в менее комфортные, чем до сих пор, условия обитания, — все пятеро достаточно ясно только что излагали свои претензии к Еремину, и даже без записи диктофонной — а диктофон — то у него был, со словами: " Ну что, граждане бандиты, не ожидали?" Платонов чертом спрыгнул с крыши клети.
В этот момент произошло одно за другим два события. Первое — ругаясь и мешая друг другу в тесном проходе, ввалилась толпа бригадников, явно перепуганная и в растрепанных чувствах, почти полностью заполнив пространство перед шахтой. А второе — с басовым звоном лопнувшего троса, со звуком, заполняющим маленькое пространство, на площадку ворвался свет. Волна звука и света поглотила находящихся рядом людей, и ослепляющий столб рванулся вверх по шахте подъемника — вверх на сорок метров. Оператор и солдаты, прибывшие по распоряжению начальника колонии на помощь начопероду, стоявшие наверху, на мгновение ослепли, а потом — конструкции подъемного механизма рухнули вместе с клетями вниз, увлекая за собой направляющие рельсы, тросы, срывая куски породы и порождая на пути обвал, стремительно несущийся вниз. Гора как бы вздохнула тяжело, и по контуру бившего из шахты светового круга из свода шахты рухнула вниз многотонная лавина камня, засыпавшая шахту наполовину. Так прекратил свою работу рудник, помнивший еще, наверно, декабристов. Выработку восстанавливать не стали — вяло проведенные спасработы не обнаружили даже тел ни зэков — горняков, ни капитана, увязавшегося по оперативной необходимости за ними. На горнорабочих по известным администрации адресам ушли похоронные документы, на капитана — дополнительно к похоронке направилось уведомление о представлении к медали за отличие в воинской службе.... Дело, как водится, закрыли. Виновных нет.
Глава 7. Робкие исследования окрестностей
Плыть необходимо, жить нет необходимости
Navigare necesse est, vivere non est necesse
(Приписывают Помпею)
Итак — плот окончен строительством, ходовые испытания вокруг острова завершены. Теперь -вперед, гордый Кон-Тики, к противоположному берегу . Там нас ждут приключения и возможно, то что нам жизненно необходимо — металлы, медь и железо (надеюсь, что приключения — не нашу голову и противоположную ей часть организма).
На плот мы поставили щиты из тальника — на переднюю часть. Из-за этих щитов можно было управлять неповоротливой махиной плота, кое-как грести импровизированными веслами, но со стороны было абсолютно не видно, сколько человек на нашем плавсредстве, и где они находятся. Я полагал, что лук и стрелы скорей всего, изобретены и поставлены на вооружение пытливым человеческим умом, постоянно измышляющим способы укокошить себе подобных, а уж копье с копьеметалкой — тем более[7]. Пока я придерживался теории, что нас бросило по времени именно на восемь — двенадцать тысяч лет назад, и люди на планете есть. Получить по голове даже просто метко брошенным булыжником абсолютно не хотелось. Такой предмет запросто отправит получателя на тот свет.
Мне в поля счастливой охоты не хотелось, как самому, так и отправлять туда моих учеников никакого резону не было. Поэтому пассивная защита, скрывающая от возможных стрелков возможные цели — наши тушки, мне показалась вполне полезным девайсом. Неожиданно выяснился факт того, что при попутном ветре защита эта еще и добавляет хода нашему плоту, что есть хорошо и положительно. Мы погрузили на плот пустые корзино-подобия, закрепили их, взяли несколько рыб, приготовленных с вечера девчатами, и не откладывая в долгий ящик, двинули в составе команды из пятерых, выбранных по жребию, к противоположному берегу. Ветер дул благоприятный, и нас тащило к противоположному берегу, потихоньку приближая к нему, при этом давая возможность хорошенько все рассмотреть. Мы двигались направо от острова, по направлению к речке, которую когда-нибудь, назовут Бобровкой, в сторону Угольного ручья. Заплыв в небольшой залив, огляделись. Опасности не наблюдалось, но лучше было перебдеть, чем кусать потом локти, как говорится. Стояла та особая летняя тишина, когда все вокруг вроде бы наполнено звуками, а прислушаешься — все они сливаются в тишину, Тишину именно с большой буквы, пение птиц, легкий ветерок в кронах, шелест листьев в кронах, жаркое марево над водой — и тишина, расплавленная, разлитая в воздухе. Был полдень — все замерло до вечера, когда спадет жара, пойдут на свои поляны травоядные лоси и олени, за ними на след выйдут хищные звери, рыба станет бить и всплескивать поверху водяного зеркала... а сейчас была именно первобытная тишина. Нас тихо выносило к устью Бобровки, уже доносился шум речки по камням переката перед устьем и приближался небольшой галечный пляж, где я хотел покопаться в образцах, с хорошей перспективой найти пусть небольшие, но выносы рудных пород.
