— Ну да, — просто ответил другой старшекурсник. — Это является одной из обязанностей старшего курса, да и просто товарищеской помощью. Видишь ли, порой очень трудно преодолеть навязанные обществом условности. То, что для простых людей является моралью, для дивоярца — не более чем отвлечённое понятие.
— Вы что, хотите сказать, что дивоярцы выше законов Селембрис? — спросил сбитый с толку Лён.
— Они выше общепринятой морали, — заметил Очерота.
Паф молчал, лишь поглядывая на товарища, и в его взгляде трудно было что-то прочесть — то ли он соглашался с доводами, то ли просто молча отрицал их.
— Лукавое рассуждение, — усмехнулся Лён.
— Вот именно. Очень трудно примирить требования сердца с вынужденной необходимостью, — загадочно ответил старший.
— Вы не могли бы выражаться яснее?
— Яснее выглядит так: мы прибыли сюда для встречи с девушками. Раз мы не можем иметь семьи и не можем позволить себе сердечной привязанности, мы оставляем себе лишь право удовлетворения естественных желаний, — просто объявил Пантегри, — каждый это делает по-своему, как умеет.
— Вы собираетесь посетить улицу красных фонарей, — догадался Лён, поскольку знал, что в каждом городе есть такая улица.
— Я — да, — беззастенчиво подтвердил Пантегри. — А вот у Дияна есть девушка из бедной семьи. Он ей платит за это.
— А если получится ребёнок? — ошеломлённый этой сногшибательной откровенностью, спросил Лён.
— Тогда он оставит ей достаточно средств для дальнейшей жизни и оставит её, — прямо ответил старшекурсник.
— У дивоярцев это называется: сеять семена магии, — заметил Очерота.
До Лёна стало доходить: то, о чем с ним говорят, не шутки и не разврат. Это действительно единственная возможная реальность без потерь обойти последствия рока, преследующего дивоярцев, как плата за могущество. Он вспомнил слова Брунгильды, которая деликатно пыталась ему это объяснить. И, если бы он не был так занят своими книгами, давно бы вписался в ту реальность, которой жили его товарищи.
Он вспомнил записи Гедрикса. Его предок принял этот рок как неизбежность, и покорился ему. Судьба погубила его родных — мать, отца, тётку он убил сам. Король-маг, вечный скиталец, писал о том, что во всех мирах, где был, оставлял своих потомков. В его немногословном изложении это выглядело благородно, а действительность оказалась неприглядна.
Пришло на ум воспоминание о Румистэле, в личности которого Лён побывал, когда попал в зону наваждения. Смутные впечатления, оставленные в его памяти этим загадочным принцем, сообщали о череде случайных встреч, краткой страсти и неизбежных разлук. Румистэль был дивоярцем и нёс свой рок.
— Ты не можешь жить подобно скопцу, — терпеливо объяснял Очерота, — ты молод, полон сил, и долго ещё будешь таким. Считай, что это твой долг перед Дивояром.
— Сегодня мы первый и единственный раз говорим с тобой об этом, — добавил Пантегри. — Дивоярцы обычно не распространяются перед прочими о своих проблемах. Это дело каждого. Поначалу ты будешь привязываться к своим избранницам, и они будут привязываться к тебе. Разрыв отношений всегда труден. Но лучше так, чем оставлять женщине в наследство свой рок. Если ей повезёт, то ребёнок будет обыкновенным человеком. Ген магии вообще может молчать многие поколения.
— А как относится общество к таким матерям-одиночкам? — горько спросил Лён, понимая, что теперь неизбежно будет оставлять за собой череду несчастий и брошенных детей.
— О, вот это и есть наша задача — создавать у общества терпимое отношение к такой проблеме. Кроме того, такая женщина будет достаточно обеспечена, а деньги в человеческом мире вообще имеют решающее значение. Я тебе так скажу: всех побочных проблем существующего положения вещей зараз не обговорить. Да оно и не нужно — само со временем объяснится. Просто прими всё как есть.
— Да, — сказал Пантегри, поднимаясь с места и выкладывая на стол золотые монеты. — Сейчас мы разойдёмся каждый по своим делам. Не берите много в голову — само собой образуется. Это не обязанность и держать ответ ни перед кем не надо.
Покинув гостеприимную харчевню, молодые дивоярцы вышли на улицу. От предложения направиться на улицу красных фонарей Лён вежливо отказался. Его не стали уговаривать — пусть всё сам решает. Паф остался с товарищем.
— Тебя уже приобщили к решению проблемы рока? — спросил Лён друга, соображая, где тот пропадал каждые выходные дни и отчего возвращался такой загадочно-весёлый.
— Да, — просто ответил тот. — И не скажу, что это было неприятно.
— Почему же ты не пошёл с ними? Из-за меня?
— Нет. Я не осуждаю твою щепетильность, — быстро ответил друг, — я сам был ошарашен, когда они мне это изложили. Но сейчас понимаю, что так проще и честнее, чем ходить вокруг да около.
Лён понимал, что откровенность старших товарищей продиктована отнюдь не цинизмом, а необходимостью. Если бы он был более любопытным и менее увлечён "теорией", то давно был бы в курсе дела и легко вписался в реальность. Это было гораздо лучше, чем если бы в таком деликатном вопросе его взялись просвещать старшие маги — Магирус и Брунгильда. Очевидно, эта тема действительно в Дивояре не муссировалась.
Не имея никаких конкретных планов и ничего особенно не ища, они просто побрели вдоль по улице, рассматривая лавки и глазея на товары. Давненько Лён вот так просто не шатался по городу. Денег у них было в достатке, ничего не стоило расположиться с удобствами в любой гостинице. Дивояр решал все их проблемы, кроме той единственной, с которой каждый справляется в одиночку.
Дорога вывела к большой площади, три стороны которой составляли высокие трёхэтажные каменные дома с балконами. А четвёртая сторона представляла собой фигурную решётку, за которой далеко простирался парк, и вдали виднелись монументальные здания. У ворот толпились люди, стояла стража, проезжали экипажи, то и дело проскакивали верховые. Похоже, это была резиденция королевского дома. Лёну вспомнился двор короля Киарана Железной Пяты — очень уж походил и парк, и дворец, и само устройство города на исчезнувший город Дюренваль.
Лён отвлёкся от своих мыслей и посмотрел на Пафа. Что толку так просто стоять и глазеть на выезды? Надо определяться и зайти куда-нибудь. Если честно, то Лён уже жалел, что оставил свои уютные покои в башне университета, книги и прочие удобства.
Выражение лица Пафа ему показалось странным — тот словно глубоко ушёл в свои мысли. Не отрывая пристального взгляда от здания дворца, он как будто о чем-то напряжённо размышлял.
— Тебе знакомо это? — спросил Лён просто так, чтобы вернуть товарища в мир.
— Мне так показалось, — тут же ответил тот.
— А, может, ты действительно тут был когда-нибудь? До того, как попал к Фифендре в заколдованный лес?
— Возможно, — кратко ответил тот.
— Ведь ты же говорил, что вспомнил что-то, — продолжал допытываться Лён. — Ведь ты учился владеть оружием. Может, ты был пажем?
И тут же замолчал, потому что вспомнилось ему отчётливо, как рассказывал ему Долбер о своем видении при Ороруме. Он видел некое видение из прошлого, но неправильно его истолковал.
Паф повернул к товарищу лицо, на котором застыло серьёзное выражение.
— Я узнал здесь одного человека, — глухо сказал он. — Того самого, который к нам подъехал, когда королевский кортеж ехал в город. Только в моей памяти он моложе.
— Как он назвался?.. — попытался вспомнить Лён.
— Он никак не назвался, — ответил Паф, — Но я знаю его имя. Это Грай Лейхолавен. Но больше я ничего о нём не знаю.
Это было интересно, и стоило проверить эту информацию если имя подтвердится, то Паф, скорее всего, попал в лесную школу из этих мест. Но ведь лес, где стоит великий дуб, находится отсюда очень далеко — много дней пути понадобится даже конному, чтобы достичь зачарованного леса. Наверняка, для того, чтобы избавиться от ребёнка, проявившего магические дары, можно найти лесок поближе.
— А если поговорить с этим человеком? — предложил Лён. — В конце концов, мы дивоярцы.
Паф махнул рукой и направился в проход между домами.
— Если я прав, то через несколько домов по этой улице нам встретится гостиница "Королевский боров", — заявил он.
И вот удивительно — в самом деле, через несколько домов по указанной Пафом стороне обнаружилась гостиница, на вывеске которой красовалась искусно вырезанная из дерева кабанья голова. Это было чрезвычайно интересно — удивительный случай занёс их в город, о котором память Пафа содержала отрывочные сведения.
— Ну да, а вон на той стороне, дальше по улице, стоит дом королевского врачевателя, мэтра Дидизака, — весело сообщил паф.
И они прибавили шагу, чтобы проверить догадку.
— Э, нет, — озадаченно произнёс Лён, очутившись перед кирпичным домом с крытым входом и забранными решётками окнами. — Тут совсем иное имя на вывеске.
"Лечу от грыжи, грудной жабы, геморроя, гнилых зубов, кишечных колик и многого другого, — гласила на всеобщем языке большая доска, прибитая на дверь. — Нарывы, чирьи, мужская слабость, выпадение волос, бородавки, белая горячка, роды", и ниже гордо красовалось имя: Фазиско Ручеро, хирург, член Королевской врачебной Академии.
Лён огляделся — да, это то самое место, где он нашёл Лембистора, благополучно окопавшегося среди банок с двухголовыми уродцами и вырезанными аппендиксами. Только тогда была зима, и прибыл Лён на это место с другой стороны улицы, потому сразу и не узнал.
— Наверно, я всё же ошибся, — признался Паф.
— Но здесь точно врач живёт. Может, продал практику.
Ведь точно продал — Лембистор так и сказал, что купил её у старого врача, ушедшего на покой.
Лёну очень хотелось зайти сюда и кое-что спросить у бывшего демона. Нечто очень важное. Но как сделать это, не привлекая сюда Пафа?
С хорошими деньгами можно на целый день нанять экипаж и с комфортом прокатиться по улицам, не привлекая ненужного внимания своими белыми конями. Так они и сделали. Для начала решили съездить в городской парк, где по воскресеньям проводились народные гуляния и где можно встретить горожан всех сословий. В конце концов, надо же как-то с девушками знакомиться!
Они прокатили мимо врачебного кабинета и Лён не нашёл удобной причины, чтобы заглянуть туда — ни грыжи, ни геморроя, ни белой горячки у него не было. Не имелось также грудной жабы, кишечных колик, ни малейшей бородавки. Тем более не ожидалось родов. Может, пожаловаться на мужскую слабость? Сидит ведь там, среди своих банок с проспиртованными младенцами и законсервированных селезёнок его старый враг. Небось, гадает: не заявится ли в гости дивоярец?
— Давай заглянем в кондитерскую лавку, — предложил Паф, вновь обретя прекрасное настроение.
— Кто знает, может, с девушками познакомимся? — подмигнул он.
— Здесь? Девушки? — удивился Лён. Но всё же выбрался из удобного экипажа и пошёл за другом. В самом деле, недурно было бы иметь при себе в качестве подарка коробочку конфет. Им всё равно нечего делать. Никаких особых планов нет.
Паф увлёкся исследованием множества кондитерских изделий, горой выставленных посреди торгового зала на конической стойке. А Лён обратил внимание на столики у окна, где сидели посетители и с аппетитом поглощали всякую снедь. Чудесно пахло свежим кофе, даже слюнки потекли.
Он подошёл к прилавку, чтобы сделать заказ. Кондитер с радушной улыбкой передавал покупателю нарядно упакованный свёрток с большим бантом наверху — явно подарочный вариант. Покупатель любезно благодарил. Он уже собрался отчалить от прилавка и двинуться к двери, как вдруг его нежно взяли под локоть и спросили в ухо:
— Как бородавки изводятся, дражайший мэтр Ручеро?
— Прекрасно! — мгновенно отвечал тот, замерев со своей коробкой.
— О, добрые приятели! — просиял кондитер.
— О да! — с чувством ответил Лён.
— Геморрой сильно беспокоит? — осведомился доктор, задрав верх свой мягкий нос картошкой, чтобы посмотреть на рослого знакомца.
— Почти прошло, — порадовал его пациент. — Но у меня деликатный вопрос.
— Конечно, — тут же согласился эскулап.
Легко продефилировав по залу, они спланировали за свободный столик.
— Итак, что за проблема? — спросил Фазиско, напяливая на нос пенсне.
Лён оглянулся. Кажется, Паф застрял у витрины с пирожными.
— Ты мне чего наврал? — напрямки спросил доктора настырный пациент.
— О чём вы? — не моргнул глазом тот.
— Ты говорил, что в этой тушке нет ни малейших магических возможностей, — напомнил Лён.
— Ну да, — подтвердил Лембистор, блестя линзами пенсне. Коробку он держал перед собой, как будто думал при помощи конфет спастись от дивоярца.
— А я вот помню кое-что, — коварно напомнил мстительный волшебник.
Фазиско вопросительно поднял свои реденькие брови, наморщив лобик и как-то странно растопырив уши.
— В тот день, когда мы последний раз встретились в школе. Ты ещё хвастался, что собираешься отправиться весенний полёт. Ну, накануне Вальпургиевой ночи!
Полный непонимания и абсолютно честный взгляд круглых глазок.
— И ты ловко перебросил шмуртов обратно в астрал, — закончил свою речь дивоярец.
— А, вот оно что, — вздохнул Лембистор и положил свою коробку. — Вспомнил всё-таки. Я думал, до тебя не дойдёт, как до жирафа.
Дивоярец ждал, и по его решительному виду было ясно, что так просто от него отделаться не удастся.
— Да, я соврал, — с достоинством признался бывший демон. — Но соврал я позже, когда это действительно стало правдой. Следовательно, я сказал истину.
Дивоярец озабоченно потрогал воротник куртки. Он оглянулся и посмотрел: не закончил ли Паф рассматривать пирожные и не собирается ли подойти к столику.
— Дело в том, — быстро заговорил Лембистор, проследив за взглядом собеседника, — что я лишился в ту же ночь даже того небольшого магического дарования, которое было свойственно телу этого проходимца, Павла Андреевича. Шмуртов я действительно перебросил в Селембрис, где-то тут шляются эти мелкие террористы. Но в ту же ночь я выпил волшебного вина и отправился в полёт. И вот после этого магический дар оставил меня.
— Как это? — удивился Лён.
— Представь себе! — развёл руками Лембистор и снова оглянулся на Пафа. — Он не узнает меня?
— В таком-то виде? — усмехнулся Лён, прекрасно понимая опасения своего врага. Действительно, узнай Паф, что в этом дряблом тельце поселился демон Лембистор, благодаря стараниям которого друг перенёс тяжкие испытания и потерял четыре года жизни, ничто Лембистора не спасло бы от расправы.
Он не слишком верил старому врагу — тому соврать, что глазом моргнуть. Но времени на разговоры не было, и Лён позволил демону смыться со своей коробкой. Когда Паф подошёл, место напротив уже было пустым.
— Ты чего так долго рассматривал пирожные? Никак выбрать не мог? — шутливо спросил Лён друга.
— Нет. Не поэтому, — медленно ответил тот, садясь за столик. — Видишь ли, я помню эту лавку. И кондитера помню. И помню, как мы бегали сюда за пирожными с воздушным кремом.
