Битва при Тюренчене

В канцелярии Городецкого перехватил секретарь губернатора и проводил в кабинет.

— Спал ты, видимо, хорошо,— участливо обратился к нему Михаил Александрович, — выглядишь довольным, ужель так в себе уверен?

-Все в руках Божьих, говаривал нам священник на уроках закона божьего. Сегодня я с ним, пожалуй, согласен.

— На бога надейся, а сам не плошай, — пробурчал как бы себе под нос Плец. — Сейчас секретарь приведет сюда твоих секундантов.

— Кроме секундантов мне нужны две обычные шпаги и хорошо владеющий этим оружием человек. Надо бы немного потренироваться...

— Вот это дело, — оживился губернатор. — И я посмотрю, владеешь ли ты шпагой в должной мере... Понадобятся еще колеты и маски, конечно.

— Только кроме Вас, Михаил Александрович, в зале не должно быть никого: я хочу отработать один необычный прием, который должен остаться в секрете.

— Все что угодно, только победи, голубчик. Иначе дочери меня из дома выживут. Так с утра сегодня обе выли...

Секундантов обоих соперников свели в двенадцатом часу, в городском саду, близ канцелярии губернатора. Договорились провести дуэль на рядом расположенном, удачно огороженном кустарником острове, в четыре часа дня, переправившись туда на двух лодках. Решили взять и знакомого врача — молодого парня из ординатуры городской больницы. Сергей все это время стучал шпагами в спарринге.

В назначенный час все участники предстоящего убийства были в сборе, на острове. Уже смеркалось, небо закрыла серая облачная пелена, впрочем, было достаточно светло. Подмораживало, но редкая желтая трава, росшая из плотного галечника, обеспечивала достаточное сцепление обуви с грунтом.

— Что, господа, начнем? — крикнули из группки оскорбленного Бориса Красавина.

— Пожалуй, — ответили им.

Секунданты сошлись в центре выбранной площадки, померили шпаги, пошептались и один из них зычно сказал:

— Предлагаю господам дуэлянтам помириться и взаимно извиниться!

— Ни за что! — крикнул Красавин и сбросил наземь шинель, оставшись в своем обычном гвардейском мундире. Городецкий же, одетый в свободный, не стесняющий движенья сюртук, промолчал.

К нему подошел секундант соперника и, извинившись, ощупал одежду на предмет каких-либо неположенных средств защиты или нападения. То же проделал его секундант с одеждой Красавина.

— Сходитесь! — последовала команда.

Красавин скорым шагом подошел на свою позицию, махнул резко шпагой крест-накрест и сказал:

— Ну, шпак, молись!

После чего сразу начал атаку. Была она вполне стандартной, Городецкий-Карцев в течение дня такие атаки уже неоднократно отбивал, но прапорщик вел ее так яростно, что Сергею пришлось спешно отступать, едва успевая парировать частые длинные уколы.

"Черт побери! — лихорадочно подумал Карцев. — Этак он меня уроет... Как же суметь заплести его клинок?"

В это время Красавин сделал особенно длинный выпад, который Карцев едва успел отклонить гардой. Красавин подался чуть назад с целью подготовки новой атаки, и в это время Карцев скользнул своей шпагой навстречу и заплел-таки клинки. Тотчас он провел свой эксклюзивный, многократно отработанный прием: резко развернул назад правое плечо, сделал стремительный пируэт, и оказался вплотную к сопернику — спиной к нему и чуть справа. Шпага его по ходу движения выскользнула из захвата, он перехватил эфес кистью как рукоять ножа и воткнул клинок в печень дезориентированного Красавина. И отскочил от него, выдернув шпагу.

Тот постоял, удивленно прислушиваясь к необычным ощущениям, сделал было шаг вперед, но тут ноги его подломились и он упал ничком на гальку. К нему подбежали секунданты, потом подошел врач, осмотрел обильно кровоточащую рану и безнадежно мотнул головой:

— Все, печень проткнул, а это смертельная рана. Его даже перевязывать бесполезно.

Вдруг один из красавинских секундантов сказал:

— Я протестую. Удар нанесен из неправильного положения...

— Ничего подобного, — категорически возразил секундант Городецкого. — Запрещенным является удар в спину или каким-то дополнительным оружием. Здесь же в руках Городецкого была только шпага. Просто он проявил чудеса ловкости. Этот удар еще войдет в историю дуэлей.

— Ладно, Григорий, — примиряюще сказал второй секундант Красавина. — Прием, в самом деле, оказался и эффектным и эффективным. Бориса он застал врасплох. А уж как он расписывал предстоящее вспарывание шпака...

На том берегу лодки встретил сам генерал-губернатор в сопровождении неизменного секретаря.

— Жив! — ликующе вскрикнул он. — А Борис?

— Мертв, — ответили ему из второй лодки.

— Господи, верно, ты все-таки есть на свете, — сказал с жаром губернатор, — раз позволил мальчишке завалить настоящего волчару...

И спросил вполголоса вышедшего из лодки Сергея:

— Значит, твой прием сработал?

— Да, — ответил тот. — Если бы не он, я был бы уже мертв.

— Едем к нам, — безапелляционно заявил губернатор. — Девочки должны тебя увидеть и ощупать. Не знаю, как тебе удалось их приворожить, но это несомненный факт.

Лишь они вошли в гостиную, как сестры бросились Сергею на шею.

— Боже, какое счастье (чудо!), что Вы остались живы! Или дуэль не состоялась? — встревожились вновь они.

— Все состоялось, и Красавин убит, — торжественно произнес Плец. — Сергей Андреевич проявил чудеса ловкости.

— Убит (Ужас)! — вновь вскричали девушки. — Но он сам этого захотел.

— А теперь, Сережа, рассказывайте подробности, — скомандовала Надя. — Мы их заслужили, так как очень за Вас переживали

— Ужасно хочется супа, — вдруг сказал Городецкий-Карцев. — Такое чувство, будто я сто лет не ел...

— Конечно, Сережа, — захлопотала присутствовавшая при встрече героя Мария Ивановна. — Мойте оба руки и марш в столовую...

Обласканный и затисканный, Сергей явился, наконец, домой.

— Уже десятый час! — с нажимом сказала Елена Михайловна. — Где ты был?

— Снова у губернатора, — признался, улыбаясь, сын. — Мы ужинали, потом музицировали с Надей и Таней, танцевали и играли в фанты.

— Ох, — вздохнула мать,— боюсь я что-то твоего неожиданного фавора. Помни: минуй нас пуще всех печалей и барский гнев и барская любовь...

— Мама, у Грибоедова это присказка для слуг, а мы все-таки дворяне, шляхтичи!

— Увы, мы из безденежных шляхтичей, а таких в Польше половина населения...

— Уже не такие и безденежные. Когда ты салон намерена открыть?

— В будущее воскресенье. Придет ли публика?

— А с чего она оскудеет, если каждый день у нас в доме столпотворение?

— Мало ли... Вдруг непогода случится?

— Разве что снег с дождем и гололед впридачу... Но я не о том. Вскоре мне должны выплатить большую премию, а возможно и акции от товарищества "Драга". Когда получу, мы перестанем считать деньги. Да и в приличный дом переедем, с прислугой и всем прочим.

— Господи! Сережа! Когда ты все успел заработать? Ведь в архиве, в основном, находишься?

— Как раз в архиве много ценного и нашел... Но ты, пожалуйста, не говори об этом никому. И ты, мартышка, у себя в гимназии помалкивай!

— А какие у дочерей губернатора наряды? — вдруг спросила Катенька.

— Шикарные, — сообщил брат. — Но они носят дурацкие корсеты, не то что вы с "мама". И трусиков у них наверняка нет.

— Фу, дурак! А прически какие?

— И прически шикарные, — продолжил, улыбаясь Сергей. — Кругом локоны, локоны и бантики, бантики, лоб закрытый, а затылок наоборот...

— Дурак! Что значит наоборот?

— Наоборот — значит, волосы зачесаны к макушке и там локоны, локоны...

— Да ты меня дурачишь, — догадалась, наконец, сестренка. — Перед другими серьезничаешь, а я для тебя малявка, мартышка...

— Ты самая лучшая на свете девочка! — сказал торжественно Сергей. — У тебя пока нет недостатков, не нажила... Хочешь, познакомлю тебя с сестрами?

— Хочу! Но как ты это сделаешь, где?

— Да хоть завтра вечером привезу их к "мама", белье заказать и по всей форме познакомлю...

— У меня очередь, — возразила мать. — Все дни по часам расписаны, вплоть до пятницы...

— Значит, привезу в субботу. А вообще дочерей губернатора и саму губернаторшу могла бы без очереди принять. Очередники поймут.

— Так ты что теперь каждый день будешь с ними видеться? — спросила мать. — Как жених что ли?

— О жениховстве речи не было, но дружба у нас уже крепкая. Даже с губернатором.

— Я просто тебя не узнаю. Всегда был тихим, скромным, не на виду и вдруг такая перемена. Впрочем, Анджей тоже умел себя подать...

Глава тринадцатая. Жених.

Следующая неделя у Городецкого тоже была насыщенной — как всегда в эту осень. Впрочем, вечера его изменились: вместо бесед и читок с матерью и сестрой он проводил их все, без исключения, в губернаторском доме.

Поначалу он пытался протестовать.

— Дорогие Надя и Танечка, я не хочу Вас компрометировать, не может здоровенный парень просто так торчать в вашей гостиной каждый вечер.

— Ну, так посватайся к Наде, — усмешливо предложила Таня. — Жениху это будет можно...

— Какой из меня для нее жених: почти ровесник и в жизни еще не определился, денег на создание семьи нет...

— Тогда посватайся ко мне: я почти старая дева, мне можно выходить замуж хоть за кого — старого или малого и совсем безденежного, папа нас деньгами обеспечит.

— Я тебе все глаза выцарапаю и космы повыдергаю! — тотчас вспылила Наденька. — Это будет мой жених!

— Ему тебе женихом быть нельзя, ты ревностью его замучаешь. Я же приласкаю и даже с тобой позволю временами разговаривать...

— Приласкать и я могу, хоть сейчас! Сережа, ты не хочешь пойти со мной в зимний сад, наедине побыть?

— Мама мне строго приказала не оставлять вас наедине... Хотите целоваться — целуйтесь при мне, а наедине — ни-ни!

— Какая Вы, Татьяна Михайловна, зануда!

— Да, я такая, Надежда Михайловна!

— Боже мой, в чьи лапы я попал?!

— Ты попал в райские кущи, где тебя готовы ласкать гурии... Неужели ты этого еще не понял?

— Но так я рискую получить косоглазие и раздвоение личности...

— Раздвоение твоей личности — это было бы неплохо, — томно потянулась Татьяна. — Нашу с Надеждой проблему могло бы решить.

-И не мечтай! Он мой и только мой! Так ведь, Сереженька?

— Рад бы это сказать, Наденька...

— Что значит "рад бы"? Просто скажи и все!

— Мои глаза, руки и сердце тянутся к тебе, говоря "да!", но разум твердит: она не для тебя!

— Вы несносны, Городецкий! Мне что, отдаться Вам вон на том кресле, чтобы Вы поверили, наконец, моим чувствам?

— Надин! Ты в своем уме? — всерьез встревожилась Татьяна. — Мы же флиртуем, только и всего!

— Ты — может быть, а я нет! Он мне необходим как воздух! После него все мужчины кажутся мне пресноводными рыбами: окунями, карасями, плотвой...

— Сергей Андреевич, — раздался вдруг голос Михаила Александровича, появившегося в дверях кабинета, — женское общество, конечно, необходимо мужчине каждый день, чтобы поддерживать на должном уровне свое "эго", но потехе час, а делам время. Пора заняться ими, Вам не кажется?

Городецкий поднялся с кресла, молчаливой гримасой извинился перед девушками и прошел в кабинет.

— Я вижу, Надин не на шутку Вами увлеклась, — сказал Плец. — Надеюсь, Вы не злоупотребите ее чувствами? Надо сказать, она вообще в этом смысле натура увлекающаяся. Этот Борис позволил себе с ней некоторые вольности, за что я его и невзлюбил...

— Не злоупотреблю. Я понимаю, что для нее не партия. Сейчас не принято выходить замуж за ровесников.

— Принято, не принято... Жизненные правила все время меняются, вместе с жизнью. А она последнее время развивается стремительно. Все время появляется что-то новое: электричество, автомобили, броненосцы, дирижабли, новые виды оружия, телефон, радиотелеграф, кинематограф, граммофон, наконец... А что еще будет впереди?

— Главное, что впереди война с Японией, — тихо подсказал Сергей.

— Да, она все неотвратимее. Но некоторые весьма влиятельные люди в окружении императора не хотят в это верить. "Японцы не решатся, у нас самая мощная армия в мире...", — повторил он чьи-то слова. Хотя про скорую войну ясно даже неискушенным в политике людям, даже студентам недоучившимся — вроде тебя... Впрочем, ты-то человек совершенно неординарный, это мне понятно. Вот что: официально предлагаю тебе поступить на службу в канцелярию Енисейского генерал-губернаторства. Служить будешь в моем секретариате и выполнять непосредственно мои поручения.

— Михаил Александрович! — начал с заминкой Городецкий. — Я очень хочу помочь Вам в деле отражения японской агрессии. Но мое официальное зачисление в штат будет, мне кажется, препятствовать нашему сотрудничеству. Для обычных, повседневных поручений у Вас, я думаю, людей хватает. Я же тяготею к абстрактным или, если позволите так сказать, стратегическим рассуждениям и обобщениям — а их мы с Вами прекрасно можем обсуждать здесь, в тиши Вашего кабинета. И кривотолков никаких в канцелярии не возникнет по поводу зачисления в штат вчерашнего гимназиста...

— Ну ты нахал, как любят говорить про тебя мои дочери. Сразу готов обсуждать стратегические проблемы... В роли тайного советника...Вот нахал! Впрочем, здесь, действительно, лучше. Кривотолков же в моей канцелярии полным-полно. Так и быть, уговорил. Тогда давай рассмотрим предстоящий театр военных действий, может ты со свежей головой, правда, что дельное подскажешь...

Другим вечером Татьяна играла на пианино (преимущественно, арии из опер и оперетт), а Надя и Сергей пели под ее аккомпанемент, обняв друг друга за талии. Как им было трепетно, в том числе и для разнежившегося Карцева!

— Устала! — вдруг объявила Татьяна и бросила руки на колени. — А ты, Сережа, случаем не играешь?

— У вас есть гитара? — спохватился Сергей (торкнутый Карцевым).

— Есть! — воскликнула Надя. — Мне же на именины подарили, только я ее не брала еще в руки ... Сейчас принесу!

Городецкий-Карцев сел с семиструнной гитарой поудобнее на диван, быстро ее настроил под свой баритон и задумался: что же спеть? Сестры его не торопили, оценив беглый перебор и замерев в предвкушении романсов. Наконец он провел большим пальцем по струнам, прикрыл глаза и запел проникновенным, глубоким голосом: — Москва златоглавая, звон колоколов...

Все время, пока он пел, в гостиной не было слышно других звуков, хотя обитатели дома постепенно сходились в нее.

-...гимназистки румяные, от мороза чуть пьяные, грациозно сбивают рыхлый снег с каблучка...— закончил тихо Сергей.

— Я не могу терпеть, простите меня! — воскликнула Наденька и, бросившись к нему, впилась в губы страстным поцелуем.

— Надя! — всплеснула руками бывшая здесь же Мария Ивановна.

— Мама! Я хочу выйти за Сергея Городецкого замуж! Надеюсь, он не откажется от меня... Никто другой мне не нужен!

— Но так не делают, это моветон. У Сергея Андреевича могут быть другие планы...

— Если Вы, Михаил Александрович и Вы, Мария Ивановна сочтете это возможным, я готов предложить Надежде Михайловне свою руку и сердце!