Рок-тайм или Патлатая трагедия

На столе он оставил записку с одной единственной фразой: "В новую жизнь!". Ну, ничего себе богемные нравы?!

Леха залез в бар, достал пару рюмок и сноровисто разлил по рюмкам коньяк.

— За что будем пить? — спросил я.

— За новую жизнь! — ответил Леха и залпом осушил рюмку.

Тост поверг меня в состояние полного смятения. Вот она, богемная жизнь! Довела Леху до края! А, может, он и ширяться стал в духе рок-кумиров? Да нет же — он сам говорил, что после смертей Тэйна и Бонэма даже "роллинги" завязали с наркотой и, дескать, это уже не в моде. Но к чему тогда разговор о новой жизни? Тут я вспомнил, что Леха в последнее время без конца толковал про инкарнации и жизнь после смерти. Неужели он всерьез уверовал в это? Или у него действительно большие неприятности, переросшие в скрытую депрессию?

— У тебя чего, — неприятности на музыкальном фронте? — в лоб спросил я. Хватит юлить вокруг да около — в конце концов речь идет о жизни моего друга!

— Неприятности? — усмехнулся Леха, наливая по новой. — Ты же сам говорил, что неприятности — мое имя! Да я уже разругался со всеми, с кем можно! Особенно с этим козлом Игорьком.

— Это который при вас вроде Джорджа Мартина и Брайана Эпстайна вместе взятых? — уточнил я.

— Вот именно! Возомнил себя черт знает кем! Ты представляешь, — он не дает мне играть! Говорит, что мое дело — вокал. Я понимаю, что пока я, конечно, не Ричи Блэкмор и не Эдди Ван Хален, но ведь — и не дерьмо собачье! Я говорю — что, я такой уж слабый гитарист? А он мне — дескать, гитарист ты неплохой, но в твой сценический образ не вписывается гитара. Каково?! Я говорю, — да наплевать мне на такой сценический образ! А он говорит, — да я вас в люди из дерьма вывел, вы лишь со мной в первый раз перед публикой работать стали, а до этого вас даже ни в одну занюханную дискотеку не впускали! А, каков гад?

— Ну, в отношении последнего он прав! — опрометчиво ляпнул я. — До него у вас даже усилителя приличного не было, и кроме как во дворах и подвалах вы нигде не выступали.

Леха чуть коньяком не подавился. Его лицо побагровело, он яростно замахал руками.

— Да кто же нас куда с паршивой аппаратурой пустит?! А он в нас просто бабки вложил, — сколько концертов дали, а еле концы с концами сводим! А он нам даже не говорит, сколько за концерт взял. А как заикнешься — начинает орать, сколько денег комсомольским боссам уходит, чтобы нас вообще не прикрыли, а сам он вообще с нас ни фига не имеет, а живет со спекуляции дисками и продажей кассет!

— Ну, сейчас, действительно, опять гонения на рок-музыку пошли, — робко вставил я, — я тут в комитете комсомола у нас в институте видел список запрещенных к прослушиванию на дискотеках групп, — прислан, между прочим, из ЦК!

— Да? И кто там запрещен из известных? — заинтересовался Леха.

— Ну, Kiss, например.

— Господи, да чем же "киссы" комсомолу не угодили?! — поразился Леха.

— У них в названии нацистская символика! — попытался объяснить я парадоксальную логику идеологического маразма. — В смысле, что две рунические "S" — это эмблема эсэсовцев.

— Козлы! — проворчал Леха. — В мозгах у них нацистская символика, — вместо извилин! Опять начнут облавы делать у "Мелодии" и в НАТИ, а потом конфискованные диски нам же перепродавать будут!

— Се ля ви! — философски ответил я, подливая коньяк.

— Не, я больше не буду! — решительно заявил Леха. — Мне сегодня вообще не надо бы пить!

— Почему? — насторожился я. И не напрасно! Дальнейшие слова Лехи сделали мои растущие подозрения убеждением.

Леха откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и рассеяно произнес:

— Чтобы предстать..., чтобы предстать пред очами трезвым..., иначе... иначе нехорошо!

У меня холодок пробежал от этих его слов! Я попытался успокоить его:

— Ну... повздорил с Игорем, — бывает! Любое дело не идет без конфликтов. Успокоишься и снова... вы же не подрались, в конце концов!

— Нет, не подрались, — согласился Леха. — Я ему в рожу плюнул.

— Как?! — ужаснулся я. — Плюнул в лицо?! Так и...

— Да нет же! В переносном смысле! — пояснил Леха. — Просто сказал, что плюю на него, подонка и пусть он подавится деньгами, что зажухал от нас... ну и еще кое-чего. Хотя надо было действительно плюнуть ему в харю!

— Ну, ладно! — решительно сказал я. — Сколько тебе там не хватает на приличную гитару? Мы с мужиками скинемся, организуешь новый группешник; Ленчик тебе такой усилок спаяет — стены рухнут! Сколько ты уже денег скопил?

— Сейчас гитара уже не актуальна, — грустно улыбнулся Леха. — А деньги... эти деньги пойдут на другое!

Моя растерянность стремительно перерастала в панику. Вывести творческого человека из состояния душевного кризиса — это не то, что алкоголика вывести из запоя! Друга на глазах пожирает депрессия, уже рожки да ножки остались, а что я могу сделать? Разве что ножи попрятать, да забить гвоздями балконную дверь!

И тут раздался звонок в дверь. Я вначале не отреагировал — мало ли, кого носит, но звонок опять зазвонил, долго и требовательно. После третьего звонка я пошел открывать.

На пороге стоял парень лет двадцати. Он приветливо улыбнулся и сказал:

— Я от Виктора Ивановича!

И вошел. Я не сделал ни малейшей попытки ему помешать, — настолько мне надоело оставаться наедине с Лехой и его депрессией. Парень поставил сумку на стул рядом с телефонной полкой и деловито осведомился:

— Где у вас можно помыть руки?

Я молча указал на дверь ванной. Что меня поразило, — он достал из сумки белоснежное вафельное полотенце! С этим полотенцем он скрылся за дверью ванной комнаты, — через мгновение раздался звук струящейся воды.

Я вернулся в комнату к Лехе.

— Кто это там? — спросил Леха.

— Да так, один чувак.

— А чего ему надо?

— Понятия не имею! Сейчас узнаем.

Парень вошел в комнату. Увидев Леху, он немного растерялся и спросил:

— Так, а с кого начнем?

— А что начнем? — вопросом на вопрос ответил я.

— Как что?! — поразился парень. — Я же — от Виктора Ивановича! Он мне ваш адрес дал.

— Ну-ка, покажи!

И он протянул мне кусочек бумаги с коряво и бледно записанными шариковой ручкой буквами и цифрами. Номер дома был написан совершенно неразборчиво.

— Я думаю, что ты ошибся адресом, — сказал я, возвращая листок, — номер дома перепутал.

— Как так?! — растерялся парень. Потом он вдруг улыбнулся и понимающе покивал головой.

— А-а, это розыгрыш! Понял.

И он принялся доставать из сумки одно за другим: ножницы, опасную бритву, накрахмаленную салфетку и еще кучу разной мелочи.

— Ты что, парикмахер? — догадался я.

— Я — мастер! — по-булгаковски обиделся парень и важно уточнил: — Мастер по индивидуальным стрижкам! Я стригу на дому по персональным заявкам и в соответствие с особенностями внешности клиента. Это вам не групповая стрижка в парикмахерских, где всех лепят под образцы!

— А я думал, что групповая стрижка бывает только у овец! — поделился мыслями Леха.

— Это оттого, что ты сто лет не стригся! — заверил его надомный парикмахер.

— Ну, ладно! — прервал я их интеллектуальный разговор. — Садись, Брадобрей, выпьешь с нами.

— Да мне клиента разыскать надо, — заколебался Брадобрей.

— А мы что — не люди, что ли? Выпьем, а потом пострижешь... ну, к примеру, — меня! — предложил я.

— Ну, что ж! — согласился Брадобрей и уселся за стол. — А насчет верности руки не сомневайтесь, — я никогда не пьянею! Даже наоборот, — алкоголь придает мне особую твердость руки и четкость движений!

Я быстренько разлил коньяк на троих и мы выпили за знакомство, а затем сразу же — за славную профессию мастера по индивидуальным стрижкам.

— И что, ты так и ходишь по квартирам и стрижешь? — заинтересовался Леха. Алкоголь успешно начал действовать — Леха уже не вспоминал, что ему пора идти к новой жизни. Я убрал опустевшую бутылку и тут же достал новую из бара, — чего, впрочем, никто не заметил. Что и было мне на руку, — я свято верил в способность алкоголя снимать стрессовые и депрессивные состояния. Решив напоить Леху, я руководствовался благими намерениями — освободить его от давящих мыслей. Проспится, — и взглянет на все проблемы по иному!

Не думайте, что я решил опробовать на Лехе столь радикальный метод лечения стрессов, — я уже ранее успешно опробовал его на себе. Это было, когда меня покинула подруга — я страшно переживал, целый день ничего не мог есть, представляете?! В общем — ужас! Вот что с нами делает прекрасная половина человечества! Ну, а потом я пришел домой и начал пить: хмель долго меня не брал, а потом вдруг бац — и отключился! А утром встал, пивка натощак в "Семи дорогах", то се... в общем, к вечеру как огурчик — и снова жизнь прекрасна!

Кстати, на чем я остановился? А, ну да, — Леха расспрашивает Брадобрея об особенностях его нелегкого труда.

— У меня есть клиенты, — начал объяснять Брадобрей, — которые рекомендуют меня своим знакомым, а те, в свою очередь, другим, — так что клиентуры у меня хватает! Поэтому беру недорого: от трех до пяти рублей с мужиков и по рублю-полтора за детей. С женщинами тоже работаю, но ними сложнее, поэтому привлекаю еще знакомую из "Чародейки". Понятно, с женщин беру больше, но им обычно и химию надо, и покраска — а тут уж без импортных средств не обойтись, а стоят они дорого, поэтому на круг выходит немногим выгоднее работать с женщинами, чем с мужиками. К тому же, женщины привередливы, а часто вообще прижимисты, — особенно жены больших начальников! Поэтому я больше с мужиками работать люблю — с ними и поговорить интереснее, и забот меньше.

— И давно этим занимаешься? — спросил я, радуясь, что разговор идет на далекую от музыкальных проблем тему.

— Да уж лет пять! — сказал Брадобрей. — Сразу после училища приглянулся я одному деду. В парикмахерской, где я работал, он лет пятьдесят оттрубил. Еще до войны он разных там шишек стриг, так что клиентуры у него было хоть отбавляй! Но он уж старый стал, руки уже не те, вот он и стал себе замену искать, — ну и меня, значит, выбрал!

— А почему тебя? — поинтересовался Леха.

— А он во мне способности разглядел, — важно сообщил Брадобрей, — Мастером родиться надо! Я вот филировку бритвой делаю, так волосок к волоску лежит, без разницы — что жесткий волос, что мягкий.

Мы выпили за великое искусство Брадобрея.

— Хорошие вы ребята! — расчувствовался Брадобрей. — Давайте, я вас бесплатно постригу. Вот тебя, например — ну на фига тебе такие патлы! Сейчас длинный хэйр уже не в моде.

Леха чуть не подавился коньяком и закашлялся от возмущения. Я похлопал его по спине и укоризненно сказал Брадобрею:

— С ума сошел? Он же — рок-певец, это его сценический образ такой!

— Ну и что? — возразил Брадобрей. — Я и народных артистов стриг! Этого, к примеру, как его... ну поет еще: "из полей доносится — налей!"... или как там...

— Он еще сам и сочиняет! — гордо сообщил я. — Он про нас песню сочинил — всегда на "сейшенах" поем. Слышь, Леха! Ну-ка, врежь нашу!

Леха еще был в состоянии отличить гитару от стула и с удовольствием "врезал". Мне нравилась эта песня, особенно последний оптимистический куплет:

И пусть порой с усмешкой

Жизнь на нас глядит,

И радость вперемежку

С обидами дарит.

И пусть с тобой при "бабках"

Бываем иногда,

Но каждый день встречаем

С улыбкою всегда!

И припев:

Эх, чао, "бабки", чао!

Красотки пьют вино,

Мироныч пьет какао,

А мне уж все равно!

Эх, чао, "бабки", чао!

Красотки пьют вино,

Мироныч пьет какао,

А мне

уж

все

рав

но!

Вот такую развеселую песню сочинил про нас Леха! Было это в одной компании, когда все парни уже отключились, и лишь мы с Лехой держались молодцами. Мне страшно хотелось чаю, но чая не было и пришлось пить какао, — вот тут Леха и сочинил эту песню в один присест.

— Видал — миндал?! — победно воскликнул я, обращаясь к Брадобрею. — Он тоже Мастер! Какую песню душевную сочинил!

— Нормально! — согласился Брадобрей. — Я только не пойму, почему ты там с деньгами прощаешься?

— Так если с чувихами гулять идешь, лучше сразу "бабкам" прости-прощай сказать! — авторитетно разъяснил я и предложил выпить за женщин. Тост был принят и, ясное дело, успешно осуществлен.

— Вообще, — задумчиво сказал Брадобрей, — бывает, что и женщина может деньги сэкономить. Я вот, помню, у меня подруга была, так у нее полно талонов на такси было, — ее папаша снабжал. Таксисты, конечно, при виде талонов рожи корчили еще те, поэтому тачку всегда она ловила. Но уж покатались мы — всласть! Один раз на дачу поехали, — пятнадцать рублей в один конец! И талонами расплатились, — таксист нас чуть не убил!

Мы выпили за улучшение нравов в среде таксистов.

— Да, низок еще культурный уровень среди определенных категорий населения! — сокрушенно покачал головой Леха. — Даже среди интеллигенции такие встречаются субъекты, что становится страшно за будущее нашей культуры!

— Особенно, когда это происходит на фоне обострения международной обстановки! — подлил я масла в огонь.

— Вот именно! — подтвердил Леха. В нем явно проснулся дух Че Гевары. — А ведь именно интеллигенция должна идти в авангарде борьбы с империализмом! А для этого необходим достаточно высокий культурный уровень, — ведь именно он определяет наличие достаточных морально-этических принципов!

— Для чего — достаточных? — не понял Брадобрей.

— Достаточных для внедрения в сознание народов! — пояснил Леха. — Чтобы народы дружили, а не воевали!

— С кем дружили? — спросил Брадобрей: он явно не улавливал логической цепи.

— Ну, с нами, например!

— А если они не захотят с нами дружить? — продолжал гнуть оппортунистскую линию Брадобрей.

Этот вопрос застал Леху врасплох: ему явно не приходило в голову, что какой-либо народ может не захотеть с нами дружить — ведь мы такие классные ребята! Он задумался, а потом решительно, вполне в духе революционного максимализма отрубил:

— Тогда мы их будем бить!

— За что? — опешил Брадобрей.

— Тебя в детстве били ремнем?

— Ну, бывало! — неохотно вспомнил Брадобрей.

— А за что?

— Ну, чтобы осознал свои неправильные поступки всякие...

— Правильно! Вот и мы их будем бить, чтобы они осознали необходимость дружбы между народами!

— А-а, — протянул Брадобрей. — Понял!

Мы выпили за дружбу между народами.

Сей политический спор пролился, как бальзам мне на душу: когда в компании разговор легко и непринужденно переходит с дежурных мужских тем (выпивка, женщины, хоккей, рыбалка и т.п.) на дискуссии о мировой политике и кризисе отечественной интеллигенции, это говорит об одном: все уже прилично приняли за воротник.