Долг

Женщина подошла к корчащемуся Попову и осторожно втянута иглу из кисти страдальца.

— Теперь вы мне верите?

Не удостоив Диму Попова больше даже взглядом, она вернулась к столу с Рыжовым.

Иваницкий смотрел на неё уже совсем другими глазами. Женщина была небольшого роста, обычного вида, полноватая. Скорее всего, она упорно боролась с лишним весом, но пока без особого успеха. Сложно было судить о её возрасте. Где-то от тридцати пяти до сорока пяти лет. Она делала свою работу абсолютно спокойно, без эмоций. Залатав на скорую руку раны на кистях Рыжова и перебинтовав их, женщина подняла глаза на Иваницкого.

— А вы куда его хотите определить?

— В подвал, там камеры.

— Нет, нет. Из-за стола поднялся Нечаев. Мы его для большей сохранности на оружейные склады отправим. Он нам ещё очень даже пригодиться.

— Нет. Так дело не пойдёт, — голосом, не допускающим возражения, заявила врачиха. — Ему сначала раны надо зашить. Руки как следует обработать, а потом уже и везти. А там ему привязки делать и раны обрабатывать, кто будет?

— Ради такого случая я ему там целый лазарет организую, — заверить её Нечаев. — А на счёт руки зашить. Вы ведь это и сами можете сделать?

Женщина устало посмотрела на Нечаева.

— Сейчас я сделал все что могла. Его надо отвести в медпункт. Я практикующий невролог. Медицинская сестра или хирург с шитьем ран лучше справиться. К тому же у него связки сильно повреждены. Сейчас ночь и у нас только дежурная бригада осталась, но думаю, что они его заштопают.

Солодов тут же распорядился выделить аж четырех человек для охраны пленного. Рыжова понесли на руках. Впереди шла врач.

Работа Володи была закончена. Теперь Рыжов будет щедро делиться информацией, чтобы купить себе жизнь и спастись от страшного Иваницкого. Внезапно упавшим богатством пусть Нечаев с ментами и вояками распоряжается, а у Володи еще куча работы. ДОЛГ настойчиво требует идти дальше. Только куда?

Последняя мысль неожиданно ввела Иваницкого в ступор. Похоже, что он на полных парах выскочил на дорогу, которой нет на карте. Куда он движется?

Да. Сейчас он 'на коне'. Теперь на него смотрят другими глазами — он герой, он победитель. Ему дадут практически неограниченные полномочия. На отдельные моменты в его работе будут закрывать глаза, ожидая от него очередного 'результата'. Но какая-то внутренняя неудовлетворённость неожиданно засвербела глубоко внутри. Тень неуловимой мысли фланировала где-то на самом краю сознания, но он не мог уловить даже намека на причину нарождающегося беспокойства. Похоже, что за первым откровением должно было прийти второе, но замешкавшись на пороге, оно никак не могло шагнуть в его разум.

Да! Он показал свою результативность и доказал окружающим то, что его позиция заслуживает внимания и уважения. Но что делать дальше? Теперь ему так и придется бегать по останкам гибнущей цивилизации, выискивая очередную гадину, чтобы придать ее справедливому и бескомпромиссному суду. В этом было нечто от инфантильных американских комиксов. Роль бетмена или супермена во главе команды головорезов была какой-то плоской и однобокой. Неужели его великое служение должно уподобиться американскому вестерну с положительными героями в белых шляпах и отрицательными героями в черных?

На следователя накатила слабость. Он понял, что ему все же необходимо остановиться и собраться с мыслями. Как-бы ошибок не наделать. Великий ДОЛГ подводил его к следующей ступени самореализации, и здесь следовало не оступиться. Мгновенный перепад настроения убил кипящее торжество и опрокинул Володю в унылое раздражение.

Иваницкий молча вышел из кабинета начальника накопителя. Он нагрубил в коридоре улыбающемуся военному, который попытался у него что-то спросить. Тот так и остался стоять с открытым ртом, ошарашенный столь неожиданной реакцией на вполне невинное обращение. А вот нечего под ноги лезть! Кирильцев и Попов, озадаченные внезапной сменой настроения босса, молча следовали за ним. Володя вернулся в кабинет следователей.

В кабинете Иваницкий уселся в большое офисное кресло руководителя, которое ему принесли сегодня утром вместо сломанного. Дима Попов нерешительно поднял со стола ополовиненную бутылку водки и с немым вопросам посмотрел на Володю. Волосатая полная лапа Попова многообещающе тряхнула бутылку, разгоняя пургу мелких пузырей в прозрачной жидкости. Похоже, что других способов снятия стресса и борьбы с хандрой Дима просто не знал.

Кирильцев как стойкий оловянный солдатик замер у самой двери, вытянувшись в струнку. Его обеспокоенный взгляд буравил Иваницкого. В жениных глазах замерло напряженное внимание. Иваницкий видел в нем зарождающийся страх разочарования. Похоже, внезапная смена настроения Иваницкого серьезно насторожила Женю. Возможно, он видел в Иваницком нечто больше, чем просто начальника, а сейчас эта иллюзия Кирильцева могла рассыпаться в прах.

Они ему мешали. Следовало выровадить соратников на какое-то время. Они давили на него. Они настырно отвлекали его внимание на себя, мешая сосредоточится на главном.

— Дима, будь любезен. Я устал немного. Прояви инициативу. Поработай, пожалуйста, с тем зеком из банды. Ну, ты понял.

Отечная морда Попова расплылась в радостной улыбке. Веселье продолжалось. Все было по-прежнему. Он с готовностью козырнул, приложив руку к краю мятой милицейской кепи, и выскочил из кабинета, прихватив добавкой к ополовиненной бутылке водки, вторую не распечатанную.

— Женя. Работа предстоит большая. Нам нужны люди. Кто-то уже готов встать в наши ряды. Я хочу понимать: на кого можно рассчитывать. Собери людей, пожалуйста.

Напряжение с Кирильцева слетело как сигаретный дым от сильного порыва ветра. Он одарил Иваницкого счастливой улыбкой. Володя не разочаровал его.

— Есть! — громко рапортовал Кирильцев и, выполнив строевой разворот кругом, шагнул за дверь.

Не смотря на глубокую ночь, его коллеги будучи исполнять поставленные задачи, а он пока соберется с мыслями.

Все. Теперь он один. Но мысли все равно путались и наползали друг на друга, коверкаясь и слипались в мутную кашу. Иваницкий не заметил, как уснул. Все же сказывался хронический недосып. Яркие сюрреалистические картинки понеслись перед глазами. Он никак не мог понять: где он находится и что с ним происходит. Более того, у него впервые были такие удивительные сны, больше напоминающие ожившую абстрактную живопись, наполнившуюся еще более странными звуками и ощущениями.

Проснулся Володя уже с восходом солнца. Лязгнула дверная ручка и легко скрипнули петли открытой двери. Веки Иваницкого распахнулись, пустив в мозг картинку безмерно гордого собой Попова. Тот светился всеми красками счастья и гордости.

— Вова. Босс. Гражданин начальник, — Дима пытался подобрать нужное обозначение для руководителя. — Я расколол его. Млять. Точно расколол. Во! Протокол допроса!

Попов протянул Иваницкому мятые исписанные листы.

— Ты только посмотри, что нарыли. За такое раньше медальки навешивали и звездочек на погоны добавляли.

Внешний вид документа заставил Иваницкого замереть. Сочетание белой бумаги, черных написанных слов и кровавых отпечатков человеческих пальцев создавало уникальное ни с чем несравнимое внутренне ощущение реальной живой работы. Этот клочок бумаги был все равно как знамя. Но не то знамя части стоящее на почетном месте под стеклянным колпаком и с караульными вокруг. Это было знамя части, вынесенное из боя с подпалинами и дырами от осколков и пуль, с запахом пороха и брызгами человеческой крови героев и поверженных врагов. Вот она их работа. Вот то доказательство служения, которое требовалось от них. Вот она правда, поднятая на поверхность и освобожденная от лжи. Его начало наполнять исступление. Он не чувствовал усталости, его ум был бодр и мысли снова прозрачны и чисты как зимний лед в роднике.

Быстро пробежав глазами протокол допроса бывшего уголовника, он не столько вникал в смысл написанного, сколько разглядывал окровавленную бумагу, навивал на нее слова, изложенные черными кривыми буквами, сопоставлял полученный образ с тем великим служением, которого удостоился. Это было еще одним доказательством его правоты и прозорливости. С этих удивительных листов в него текло понимание очередного преступления против людей, порождая в его душе желание выжечь скверну жестоко и страшно, чтобы те кто это все устроил, корчились в огне от боли, искупая свои злодеяния.

Принесенные Поповым сведения действительно заслуживали внимания. Иваницкий представил, как бы воспринималось все это в прошлой мирной жизни. Сотрудники ФСИН при участии высших чинов Министерства Юстиции и МВД сформировали из бывших и не бывших заключенных отряд, который комплектовали только зеками самых низших каст. Отряд обиженных в полной секретности готовили серьезно и обстоятельно на базе учебного центра ФСИН. Созданный для борьбы с одиозными фигурами преступного мира, отряд в своей преступной деятельности выходил далеко за рами поставленных задач. Количество и тяжесть преступных эпизодов, которые поведал участник отряда Пистон, вполне тянули на несколько пожизненных сроков или на долгую мучительную сметь для каждого из его участников. Отряд был хорошо подготовлен, вооружен и обеспечен материально. За последние дни отряд понес значительные потери в количестве трех десятков человек, но банда все равно оставалась крупной. Сейчас отряд составляла практически сотня бойцов.

Опасность такого формирования просто зашкаливала. Его нужно было немедленно уничтожать. Также следовало уничтожить тех, кто создал и руководил этим петушиным отрядом. Целый лист протокола занимал перечень сотрудников ФСИН и МВД задействованных в организации и обеспечении деятельности отряда.

— Вот это, да! Пошли. Покажешь жулика, — уставившись на замершего Диму, сказал Иваницкий.

Тот зарделся как довольная похвалой учителя отличница и, смущенно отступил в сторону, пропуская начальника вперед. Ему была приятна реакция босса на его работу.

Выходя из кабинета, Володя на мгновение остановился перед четырьмя, процарапанными на белом дверном полотне, буквами. Непонятное томление опять толкнулось глубоко внутри. Второе откровение застряло где-то совсем рядом и продолжало его беспокоить, ожидая когда эта бестолочь Вова откроет для себя очевидные вещи, без понимания которого он не мог продвинуться в своем служении ДОЛГУ ни на сантиметр.

Попытки осознать то, что он пока не мог понять, не оставляли его всю договору до пыточной. Шагая по коридору первого этажа, Иваницкий свернул на лестницу в подвал. Металлические ступени загудели под ногами. Тусклые подслеповатые лампочки освещали путь в подвале по дороге в камеру. Специфических запахов пыточной теперь там не ощущалось. Наконец-то наладил вентиляцию. Под ее натужное гудение Иваницкий вошел в ярко освещенное помещение. Яркий белый свет неоновых светильников не оставлял никаких шансов для темноты.

На виду лежал залитый кровью Пистон. К ножевому ранению в живот добавились многочисленные порезы, ожоги, ссадины и рваные раны по всему телу. Кровь, залившая татуированное тело, глянцево блестела под холодными яркими лучами.

Пока Иваницкий рассматривал зека, Дима Попов с большим удовольствием рассказывал ему, как велся допрос. Диме настолько не терпелось вылить весь свой восторг на начальника, что он чуть из штанов не выпрыгнул.

Попов перестарался. Измученный тюремными сроками и нездоровым образом жизни организм сдавал свои позиции. Глаза Пистона были мутными, дыхание прерывистым, как у собачки. Он даже не стонал. Жить ему оставалось не долго.

— Вы слышите меня? — обратился Иваницкий к Пистону.

Бурцов Константин Семенович, 1962 года рождения, неоднократно судимый, в том числе и за преступления сексуального характера против малолетних, попытался сфокусировать взгляд на следователе. Но угасающее сознание не справилось с этой задачей — дрогнувшие веки опять полуприкрыли глаза. Подследственный умирал.

— Дима, а где находится начальство этого Пистона? Где осели все те люди из большого списка, который ты мне принес? Каков режим и система охраны их базы? То, что ты сумел вытянуть из него признания в преступлениях — это очень хорошо. Но значительно важнее — это предотвратить преступления, которые совершат эти отморозки в будущем. Наказать мы его и так накажем. Тем более, что ты его уже наказал. Жить ему осталось не много. Но как ты поможешь этим предотвратить большее зло? Показания подследственного о подельниках и главарях организованной преступной группировки — это действительно важно. Но с его показаниями ты не в суд пойдешь, тебе нужно остановить тех, кто остался на воле. Понимаешь? Наша работа сейчас ближе к труду разведчиков на войне. Ведь мы воюем. Ты понял меня?

Попов снова покраснел, как отличница, но уже застуканная за чтением запретного любочвно-эротического романа. До него дошло, что он лажанулся по-полной.

— И чего теперь? — понурив голову, спросил тот.

— Неси его в медпункт. Желательно к той самой медичке твоей знакомой, — Иваницкий напомнил Попову о его давешнем фиаско. — По крайней мере, ей лишнего объяснять не придется. Пусть организует помощь этому недобитку.

Дима послушно сгреб тщедушное тело уголовника со стола и понес его на руках. Иваницкий шел вслед за ним и разглядывал как болтаются, обвисшие безвольными плетьми, конечности уголовника.

'Может действительно получится спасти его?' — подумал Володя — 'Не следует больше пускать такие допросы на самотек. Старание Попова понятно, но результат-то корявенький и слабо применимый. Где мы теперь будем искать полковника Пшонкина и подполковника Лебеду?'.

На полноватую женщину невролога они наткнулись прямо на крыльце, щурясь на свет восходящего солнца. Она сидела на корточках и глубоко 'в затяг' курила крепкую сигарету, пуская дым из ноздрей. Это какие нужно иметь легкие, чтобы так круто долбить 'тяжелые' сигареты?

— Что опять допрашивали? — усталым серым голосом спросила она, завидев приближающихся работников дыбы и протокола.

-Угу, — кивнул Дима.

— Это больше на казнь похоже, — прокомментировала она ответ, поднимаясь с колен.

— За то, что он сделал, его несколько раз нужно замучить насмерть и оживить. Ада для него не достаточно, — сказал ей Иваницкий, глядя прямо в глаза врачу.

Женщина вздрогнула. Не выдержав взгляда Иваницкого, она отвела глаза.

— Пойдемте. Я вас провожу, — тем же усталым бумажным голосом сказала невролог и открыла дверь.

Врач завела их в помесь приемного покоя и операционной. Две пожилые санитарки в замызганных халатах ползали на коленях по полу, пытаясь отмыть щетками грязь и спекшуюся кровь. За исключением отсутствия вони паленого мяса, пахло здесь также как и в пыточной. Большой пластмассовый бак возле операционных столов был практически до верха наполнен окровавленными бинтами, использованными шприцами, пустыми пузырьками и ампулами. Среди всего этого богатства дремали несколько человек в перепачканных кровью халатах. Нелегко приходилось врачам.

— По коням, коллеги. Нам еще полупокойничка в порядок приводить для дальнейших пыток. Порезвее пожалуйста.