Сэйл-мастер

Эфир и эйнштейновское пространство — как страницы одной повести. В отличие от бесконечной пустоты реального космоса, в эфире пустоты нет. Он переполнен звездной энергией — ее более тонкую форму, просочившуюся в мир, называют магией. Звезды и черные дыры — как заколки и булавки-невидимки, скалывают все слои сущего в месте своего расположения, не давая ткани пространства расползаться. Спросите у любой швеи: не так-то просто сцепить несколько слоев из разных тканей и не оставить складок. У каждой материи своя манера растягиваться и сжиматься, а уж если в таком состоянии постирать... Складки мироздания заставляют энергию течь: где гладко — там ровно, точно залив или озеро, а где бугры — образуются целые реки, течения и водовороты. Поэтому навигация в самом эфире никогда не была простой — особенно если выходить за пределы Стримов или хорошо известных штилевых полос.

— Прошу прощения, капитан, возможно, я не так понял задание, — Сашка не кокетничал: он действительно не понял. Потому что если допустить, что он понял правильно... — Если курс проложен через выданные координаты, мы непременно пересечем Северный Стрим в районе Ветряной Мельницы.

— Отменное знание навигации, штурман, — заметила Княгиня, и Сашка безнадежно подумал: "Издевается! За что она со мной так?" — Мы пройдем по верхнему от эклиптики краю — вместе с потоком.

— Есть, — сказал Сашка. А что ему еще оставалось?

При их разговоре виртуально присутствовала Сандра: ее усталое лицо медленно вращалось вместе с хрустальным шаром прямо над штурвалом. Разумеется, она не могла не спросить:

— Как поступать относительно кристаллов, Марина Федоровна? Их запасов хватит впритык, но я предпочла бы...

— Двигательные кристаллы мы вообще использовать не будем, пойдем на парусах, — безмятежно продолжала Княгиня. — На таких условиях хватит, госпожа корабельный мастер?

— Да хватит, но... — начала Сандра, и запнулась. Сашка тоже сидел без языка. Это надо же: на парусах, в потоке! Губа, конечно, не дура, но не спутала ли их Балл случайно с персонажами Жюля Верна?

Хорошо, что Катерины и Белки сейчас на вахте нет: Сашка не хотел бы, чтобы новенькая видела, как у него челюсть отвисла.

Балл неожиданно дернула себя за мочку уха (едва ли не единственный бессознательный жест, который наблюдал у нее Сашка — а он с некоторых пор очень хорошо присматривался к капитану).

— Господа, не расстраивайтесь раньше времени, — начала она на диво миролюбиво, без своей обычной холодности, и Сашка порадовался, что не успел встрять с какой-нибудь репликой в нарушение субординации. — Штурман, вам не читали в курсе парусной подготовки историю освоения Зеленых Лугов?

Сказать по правде, Сашка считал исторические вопросы в экзаменационных билетах специальным способом поставить нормальным курсантам, не ботаникам, побольше "неудов". Он обычно пытался списать подобную ересь со шпаргалки, но тут с перепугу вспомнил:

— "Пигмалион"?

— Именно. Колониальный транспорт "Пигмалион" двигался в течение месяца в Южном Стриме, и прошел расстояние, недостижимое за такой короткий срок на парусном судне. Даже теперь от Земли до Зеленых Лугов скоростные курьеры идут на стационарных двигателях в полтора раза дольше — и при этом затрачивают гораздо больше энергии. Вы хотели сказать, что у вас недостает опыта, штурман? Не волнуйтесь, я подстрахую.

Сашка хотел сказать совсем другое — прошедший поток "Пигмалион" развалился при посадке, погибла почти тысяча человек из четырех тысяч переселенцев... но посмотрел в глаза Княгини и промолчал.

— Если не возражаете, — сказал он все-таки, — я вызову Катерину, мы просчитаем курс вдвоем. Если мне придется управлять парусами, она должна быть... ну, в курсе дела.

Сашка не хотел каламбурить, это получилось случайно — но Санька поморщилась.

— Возражаю, — сказала Княгиня. — Сначала посчитайте по отдельности, потом сравните. Ответственный за выбор конечного варианта — вы, старший штурман. Ладно, пойду вздремну, — Сашка ничуть не удивился: был первый день после старта, а они стартовали ночью. — Если что, зовите.

Когда она ушла, Сашка умоляюще посмотрел на физиономию Сандры в шаре.

— А я что? — пожала плечами боевая подруга. — Это ваши пилотские заморочки, меня они не касаются. Между прочим, тебя только что назначили страшим штурманом. Всего через месяц плавания. Радуйся!

— Санька, дак я не смогу! Представляешь, управление в потоке, и с парусами! Я их только на Блике пару раз пока подымал!

— Ничего, я в тебе не сомневаюсь. И Княгиня не сомневается, а уж она побольше меня понимает. Так что расслабься. Или наоборот, соберись, как тебе удобнее.

— Сааанька!

— Нет, ну чего ты так переживаешь? Угробимся — значит, угробимся, что за морока-то?

Какое-то время они все-таки двигались в Стриме, где усиленным с помощью корабельного духа зрением можно было даже разобрать кормовые огни впереди идущего корабля (и где кто-то, без сомнения, видел их собственные огни). Однако потом они ушли в 41й стрим: подобно многим другим ответвлениям, он не имел имени, только номер. Это было не настоящее, сильное течение, способное пронести корабль через полгалактики, а так, обычная флюктуация в эфирной ткани, немногим шире переменных ветров.

И начались многие недели петляния по эфирным волнам, смены одного малоизученного течения на другое, которое вроде как должно было нести их в нужном направлении. Кристаллы использовали редко, только если попадали в штилевой рукав или если течения нужно было постоянно менять. Сашка часто поднимал паруса по настоянию Балл, но у него было много работы и как у навигатора: приходилось постоянно определять их местоположение, вычислять более экономичный курс. Он работал на этих заданиях вместе с Катериной, и Сашка по достоинству оценил девушку. Ее нельзя было назвать гением, но дело она свое знала, причем больше на опыте, чем из учебников. Ей было известно множество мелких хитростей, как заставить корабль выгадать узел-другой скорости, как перейти из одного стрима в другой с наименьшими потерями. Сашка радовался возможности поучиться у нее — хотя она не так легко, как он, например, могла определить их точное место по Узору Мироздания. Этому она училась у Сашки.

В дополнение к своим должностным обязанностям Катерина постелила в кают-компании салфетку на стол и расположила лианы, необходимые для выработки кислорода, не вдоль одной стены, как это делала Людоедка, а живописно. Каюта сразу приобрела домашний вид.

Так прошло много дней: за притиркой, за сложной мелкой работой по смене курса, которая, однако, нравилась Сашке — несмотря на свою внешность легкомысленного атлета, он любил работать головой. В свободное от вахт время, — его условно можно было назвать корабельными "вечерами", — они играли, причем часто вчетвером. Иногда, когда к ним присоединялась Княгиня, даже впятером. Иногда они делали аккомпанемент для Катерины, которая постепенно распелась. Глядя на нее, начал петь и Сашка. Свой баритон Белобрысов не разрабатывал только от лени, а так он звучал почти сценически.

В один прекрасный день Сашка доложил Княгини, что всего в миле по правому борту от них, по всей видимости, пройдет знаменитый Артуров Стрим.

— Отлично, — спокойно сказала шкипер, — вот туда и проложите курс.

Сашка замер, не в состоянии возразить.

— Потренируемся перед Мельницей, — сказала Княгиня. — Как только окажемся в виду стрима, поднимайтесь в фонарь. Посмотрим, как вы будете взаимодействовать с пилотом.

"Ему легко, — думала Белка, глядя на нервничающего Сашку. — Он может открыто показать, что нервничает. Он может, в конце концов, с Сандрой посоветоваться или даже с Княгиней. А я?.. А я, по сути, ничего не могу".

С некоторой неприязнью она покосилась на Катерину, которая, мурлыкая, разливала по формочкам желе и которую никакие страхи, казалось, вообще не беспокоили.

* * *

.."Блик" все сильнее затягивало бешеное течение Артура: гасимые амулетами колебания корабля сначала невесомо, а потом все явственнее и явственнее стали напоминать качку. И все быстрее прибавлял узелок за узелком висевший над контрольной панелью лаг.

-Двигатели на 75% мощности, расход энергии 600% от марша, — голос Сандры из переговорного шара шел с искажениями, то и дело перемежаясь треском: магический фон в двигательной зоне зашкаливал за все разумные пределы. Пока работали двигатели, заклятья автоматической коррекции курса гасили львиную долю колебаний, но вот что начнется, когда капитан прикажет двигатель отключить...

— Пилот, прекратить погружение. Удерживать курс вдоль течения на данной глубине. Штурман, тридцатисекундная готовность, поднять паруса, — Балл сидела в фонаре позади Сашки. Как Княгиня и обещала, она страховала молодого парусного мастера.

— Госпожа кормчий, отключить двигатели. Будьте наготове. Двадцать секунд.

Двигатели нельзя ни запустить мгновенно, ни остановить — еще полтора десятка секунд мощность будет плавно падать, а корабль — двигаться по пря...

Удар слева был такой силы, что не пристегнись Бэла — улетела бы к самому борту. Судорожно дернула штурвал вправо — и корабль повернулся поперек основного направления течения, "поймав" попутный удар уже в правый борт. Штурвал влево!.. Едва не пропахав носом доску панели, Белка каким-то чудом удержала корабль от переворота через собственный киль. Рывок, хруст — и в пяти метрах перед мостиком палуба взорвалась кучей мгновенно снесенных потоком щепок. Удар! Рывок!..

Сашка тем временем пытался хоть как-то управлять парусами. Бешено раскачивающийся корабль, ежесекундно меняющий курс, порывистый ветер эфира со всех сторон — ярко-зеленые полотнища на мачтах просто не успевали. Вдобавок на каждый рывок он обязательно промахивался мимо нужного сектора печати, и один парус мешал другому...

Ему казалось: одна Балл надежная, как скала за спиной. Но полагаться на нее точно нельзя.

-Компенсаторные заклятья трещат по швам, предупреждаю. Еще чуть-чуть рывков — и от этой болтанки все грузы пойдут гулять по трюму. Повреждение обшивки при ударных нагрузках тоже не исключаю, — в какофонии скрипов и шумов, на бешено виляющей палубе твердый голос кормчего совершенно без обычных искажений звучал сюрреалистично. А корабль все больше терял управление, еще немного — и поздно будет пускать двигатель, не может Княгиня не понимать — не получится вот так сходу, они...

-Штурман, пилот — сосредоточьтесь. Помните, что вы должны достичь на парусном ходу скорости основного течения потока и не давать кораблю сходить с курса.

Легко сказать! Как управлять парусом, если скорость...

— Выровнять корабль, поймать ветер, удержать курс. Пробуйте еще и еще, — спокойный голос Балл на секунду прояснил сознание, вырвал мысли из замкнутого круга "я-не-успеваю-что-мне-делать?!". Сашка машинально отклонился назад, запрокидывая голову на плечо капитану. Так было легче.

Белобрысов развернул паруса. Полотнища выросли и выгнулись — есть ветер... "Блик" рывком положило на борт, и другой порыв ветра, наподдав снизу, крутанул бывший курьер назад.

— Белка!!! — Сашка наклонился вперед, совершенно забыв о своем недавнем жесте.

— Сашка!!!

Два вопля слились в один. Попробовать еще раз... У них получалось... если под "получалось" понимать балансирование над пропастью. Им удалось остановить дальнейшее затягивание в поток, но бешеное кувыркание никак не назовешь нормальным ходом. Две-три секунды — и новая ошибка одного из них, еще секунды две, чтобы выправить положение, две — на попытку двигаться прямо, разогнаться.

— Он — сэйл-мастер?! — в этот самый момент спросила Катерина у Людоедки, помогая ей методично приносить в жертву корабельному духу свежие помидоры.

— Погоди, они все так поначалу, — отвечала ей Людоедка со знанием дела.

"Чертова Белка, маневры слишком резкие, корабль крутит как щепку, это же не на барабане стучать!"

"Придурок без мозгов! Только удается совладать с течениями в потоке, как паруса переворачивают корабль! Как прикажешь держать курс?!"

— Сашка! — Бэла орала, сама не заметив, когда ее голос сорвался на крик, — плавнее, плавнее же, как смычком! Как позавчера, помнишь?!

— Белка! На четыре такта, давай! Раз, два...

Позже они пытались поделиться впечатлениями — размахивали руками, бледная и молчаливая Бэла раскраснелась, говорливый Сашка не находил слов. И все равно никак нельзя было объяснить Сандре, что они чувствовали и сделали, — словами.

— Это! Это, знаешь, нечто бесподобное! Я вдруг увидел — эти всполохи и порывы — это мелодия! Только наложить аккорды! Знаешь, парусная печать — как гриф у альта, только словно одновременно держишь струны и водишь смычком!

— А течения — барабанная дробь, просто успевай отбивать! — Бэла порывисто вскочила, взмахнула руками, и опять рухнула на диванчик. — Тогда корабль — как по ниточке!

— А каждый порыв ветра — один за другим — толкает вперед, прямо вовремя...

Времени не было, не было больше мостика, исчезла пилотажная рубка, исчез фонарь сэйл-мастера, растворилась в бесконечности Княгиня и остальные члены экипажа, пропал корабль... Они стали единым целым — импульсом, летящим в такт божественной, быстрой и пронзительной мелодии, баюкающей и зовущей одновременно, срослись с целью, вперед, только вперед...

-Экипаж — мои поздравления! — сухой голос капитана, как капля вина в бокале с водой, чуть подкрашивало довольное, искреннее одобрение. — Точка смены курса, выходим из потока. Кормчий, двигатели — пуск.

Сашка вздрогнул — теперь он был уверен, что и Белка вздрогнула в унисон — чудесная музыка прервалась, стихла. С удивлением они услышали обычные шумы корабля: где-то точит об стенку острейшие когти Абордаж, скотина черная, тихое бульканье — опять Васька что-то пьет, и, судя по звуку, чуть ли не в стенке рубки, — тихое шуршание песка в часах, звяканье альтимометра, шелест лага... Руки их продолжали жить своей жизнью, двигаться, все подчиняясь той неслышимой музыке, что не напишет ни один композитор. Все оставшиеся до выхода на рабочий ход двигателей двадцать секунд.

То, что они продержались в потоке три часа, они осознали только спустя несколько минут.

...Сандра хлопнула Белку по плечу (отчего та снова шлепнулась на диван, да так и осталась сидеть, широко открыв глаза). Кривовато улыбнулась сияющему Сашке и, прихватив сумку с инструментами, полезла в трюм. Нужно было сменить разбитые кристаллы гравитации, провести юстировку килевых заклятий — небось, разболтались. Если поведет в сторону во время посадки — весело не будет никому.

Нет, понять из такого восторженного бреда решительно ничего невозможно, если только ты не испытал нечто подобное сам. Как смычок по струнам... Как кисть по холсту, двигаясь вместе, и время пропадает, и не остается ничего, что бы имело смысл, кроме этого движения и стремления.

Музыка еще звучала в ней — одинокая скрипка в вечной ночи, которой больше никогда не услышать утренний рассвет над холмами.

...Балл сидела у себя в каюте, с задумчивой улыбкой потирая шею, и думала о чем-то своем.

Глава 14, о мужских посиделках

Так они и шли до самой Мельницы: хватаясь за любую возможность потренироваться в экстремальных условиях. Дошло до того, что Сашка и Катерина специально начали выискивать на картах возможные места с флуктуациями, соревнуясь, кто найдет больше. Побеждала Белка, которая в игре участвовала даже не всегда: Сашка подозревал, что исключительно по причине своей зловредности. С другой стороны, он теперь вообще по-новому понимал Белку и по-другому принимал ее характер.

Довольно скоро Княгиня перестала помогать ему в фонаре, ограничиваясь только комментариями их рубки. Сашка начал и в самом деле верить, что сумеет провести бригантину мимо Мельницы: по узкому проходу между двумя звездными гигантами, которые сжимали там мощный Северный стрим до состоянии этакого моста из конского волоса. Он даже почти не боялся. Но оставался вопрос: зачем? Майреди можно достичь и другими путями, не такими экстремальными.

И к тому же, что-то не нравилось ему в Княгияне. Он не мог бы сказать, что. Но чувствовалось — она не до конца искренна с экипажем. Это почему-то обижало куда больше, чем Сашка мог бы предположить.

Сандра разговоров об этом не поддерживала, Белка — и подавно, Катерине он пока еще не начал настолько доверять, а Людоедка... ну, Людоедка в любом случае была ближе Балл, чем кто бы то ни было. И к тому же все они женщины! Пусть и на удивление разумные, пусть и не флиртуют, почем зря, но все равно — женщины.

Сашка и сам не заметил, как пришел за советом к тем единственным существам, которые могли его понять.

— Ты понимаешь, — сказал Сашка, осторожно отмеряя почтительную дозу "Северного сияния" в оба их стакана, — что происходит на этом корабле?.. Я вот совершенно не понимаю. Чего она от нас хочет, в самом деле?

— Капитаны — они такие, — глубокомысленно заметил Василий, разворачивая салфетку с солеными ломтиками баобабов: привет с Новой Оловати. — Их либо понимаешь, либо нет.

— Очень тонкое наблюдение, — вздохнул Сашка.

Они расположились в трюме Блика, прямо на захваченных с Новой Оловати мешках с картошкой. Сашка предложил пить в его каюте, но Василий отказался. Отчасти потому, что Сашкина каюта располагалась в неудобном соседстве с каютами пилота и кормчего, а отчасти потому, что домовой вообще недолюбливал жилые помещения.

— Ну вот зачем, зачем тренировать меня на сэйл-мастера так упорно? — тоскливо вопросил Сашка. — Да, мне это нравится. Да, у нас с Белкой хорошо получается работать вместе. Но ты ведь понимаешь, что это бессмысленно? Катерина — только временный вахтенный офицер, она с нами дальше Майреди не полетит, и где мы найдем там еще одного штурмана?.. Значит, после Майреди — никаких парусов. Но самые сложные и ветреные пространства начинаются как раз после Жасмина!

— Жасмина?

— Известный пиратский аванпост вдоль Северного Стрима после Майреди. Не факт, что мы туда зайдем.

— Ага, — кивнул Василий. — Вздрогнем?

Сашка послушно выпил, закусил баобабом и продолжил все с той же интонацией удивленного отчаяния:

— До Жасмина никакого смысла в парусах нет на нашем маршруте, вообще никакого! Ни малейшей экономии во времени и никакого смысла в экономии энергии кристаллов: слишком короткий переход, а на Жасмине мы заправимся легче легкого. Кому это нужно?

— Никому, — кивнул Василий и набулькал Сашке еще. — Скажи, а вот что, ты правда на Новой Оловати видел, как шкипер общалась с лазурными мундирами?

— Til helvete42, видел, не видел... — Сашка махнул рукой. — Я уже сам не знаю, что я видел. Это все так неопределенно...

Он потянулся за закуской, но баобаб в горло уже совершенно не лез, и пришлось выпить еще раз.

— А что ты переживаешь? — спросил Василий. — Сам подумай, ты же хотел стать сэйл-мастером. Квалификация и все такое. А она тебя учит. Ну и прекрасно, ну и учись дальше.

— Да... — Сашка вздохнул. — Учит. В том-то и дело, что это она меня учит! — он бросил на Василия безнадежный взгляд. — Нет, бесполезно. Ты не понимаешь.

— Чего я понимаю, что ты свою дозу еще не добрал.

— И тут ты прав, друг, — кивнул Сашка. — Я еще даже в стрим не вошел. Но! Нам нельзя терять бдительности! Ни на секунду...

Он грустно посмотрел на Абордажа, который неслышно подошел и сел рядом, неодобрительно глядя на двух молодых людей.

— Вот видишь, — Сашка указал на кота. — Наверняка он за нами следит. А потом расскажет Княгине. А она что-нибудь еще придумает... такое-эдакое.

— По-моему, он просто обижается, что мы его не позвали, — предположил Василий.

— В самом деле! — обрадовался Сашка. — Мой благородный лев, идите же сюда и разделите нашу скромную трапезу!

В хозяйстве домового нашлось и блюдце, в котором благородный янтарный напиток смотрелся сильно разбавленным чаем. Кот, как ни странно, до "Северного Сияния" снизошел, хотя и смерил Сашку презрительным взглядом. Вскоре, однако, взаимная неловкость была забыта. Не прошло и часа, как Сашка, нежно поглаживая Абордажа, чуть ли не со слезами шептал ему на ухо, как он ему завидует, потому что "Вот тебя твоя хозяйка любит, а меня — нет! Ни разу за ухом не почешет, только все время издевается!"

Абордаж высказался в том смысле, что он предпочитает под подбородком, а не за ухом, но тут Сашка поручиться не мог бы. Зато он был точно уверен, что в какой-то момент Василий сказал:

— Ну в самом деле, ну что ты переживаешь? Раз тебе тут так... некомфортно, ну и уволься ты к едрене-фене! Спишись в первом же порту, и забудь, как страшный сон.

— Меня?! Списать на берег?! — Сашка взревел бы, если бы у него были силы. — Не позволю! — после этого он рухнул обратно на тюки, а то ли Васька, то ли Абордаж налили ему еще, кажется, на сей раз тоже в блюдечко. И дальше уже Сашка не помнил ничего окончательно.

Проснулся он у себя в каюте, но не на койке, а на полу. На его койке дрых Василий, свернувшись калачиком.

— С ума сойти... — простонал Сашка.

У него слегка плыло и мутилось перед глазами, но штурман был из тех счастливчиков, которых почти не затрагивают столь обычные горести похмелья. Он на опыте знал, что вскоре неуверенность пройдет, туман из глаз исчезнет, и он будет свеж, как огурчик. Ну, относительно.

Василий что-то промычал о состоянии своей головы: очевидно, он не был так благословен в этом отношении, как штурман, хотя про домовых сплетничали, что они особенно спиртоустойчивы.

— Это ты меня дотащил? — спросил Сашка.

— Не-а... — придушенно ответил домовой.

— А кто тогда?

В этот момент дверь каюты скрипнула, приоткрываясь. Через комингс перепрыгнул Абордаж с зажатым в зубах ремнем. Почти без удивления Сашка наблюдал, как кот, упираясь задними лапами, втащил через порог полупустой бурдюк с вином. Потом он развернулся и со снисходительной укоризной оглядел обоих собутыльников: ну люди же, чего с них взять.

Глава 15, о разнице мировоззрений

Однажды Сашка понял, что если ветры их совсем не подведут и если они с Белкой не сделают какой-нибудь совсем грубой ошибки, то через пару суток "Блик" достигнет Ветряных Мельниц. Как раз в тот день Княгиня объявила, что после Мельниц, перед Майреди, они сделают еще крюк и зайдут на Тэту-115 в созвездии Дракона.

Что это за звезда, Сашка толком не знал, но по номеру было понятно: ни хрена ее с Земли не видно. Найдя местечко на карте, штурман немедленно заподозрил: именно ради нее, а вовсе не для экономии энергии кристаллов и достижения рекордов Княгина их потащила через Мельничную стремнину. После Мельницы Стрим разветвлялся, и западный рукав загибался как раз к Тэте. Выйдя из него, им придется пройти на кристаллах или пользуясь малыми ветрами не больше сотни килокабельтовых — и можно приземляться.

Последние два дня, однако, по распоряжению Княгини, они шли не под парусами. Тащились на кристаллах, на половинном ходу. В связи с этим у всех оказалось время отдохнуть.

Свою освободившуюся вахту Катерина истратила на великолепный лимонный торт, кисло-сладкий, с желе и кремовыми башенками. С кондитерским мешком второй штурман управлялась мастерски. "Тут у меня опыта больше, чем со штурвалом," — прокомментировала она без всякого стеснения. Это Сашку удивило. По его мнению, ничего лучше не было, чем стоять за штурвалом корабля или прокладывать курс. Нольчик, к его удивлению, вела себя так, будто навигация — просто работа вроде любой другой. Мол, надо, курс проложу, надо — кашеварить буду.

Сашка этого не понимал.

Но на камбуз Белобрысов пришел сам, на удивительно приятный запах, и тут же был припряжен к чистке картошки. Естественно, вдвоем у крохотной плиты они не поместились, так что старший штурман просто забрал табурет, ведерко и котелок в кают-компанию.

Очистки падали в ведро, чистая картошка — в котелок, а Катерину Сашка не видел. И в такой вот расстановке, когда не надо смотреть в лицо и скрывать свои истинные эмоции, он решился спросить о том, что его на самом деле интересовало:

— Катя, а вот скажи... ты что дальше собираешься делать? Ну, вот когда придешь к мужу на Майреди?

— Наверное, мы там и осядем, — ответила Катерина жизнерадостно. — Хорошее место, и от занудной Земли далеко.

— А как же эфир?

— А что эфир? Везде эфир, Саша.

— Ну смотри, ты вот только-только штурмана получила — и что? Сразу вот так возьмешь и откажешься от неба?

— При чем тут лицензия? — удивилась Катерина. — Это вообще случайно вышло. Мне пришлось помощником шкипера на грузовом каботажнике ходить, вот и потребовались корочки. А там когда экзамены пришла сдавать в комиссию, очередь на малые суда слишком большая была. Вот я и записалась на дальнюю навигацию — думаю, авось пройду. Учила-то я на совесть. Ну и прошла, не так уж оно и сложно. А вообще я штурманом никогда быть не хотела.

Сашка только головой покачал: история показалась ему совершенно фантастичной. Случайно выучить эфирную навигацию, это надо же! Но уважения к Катерине у него от этого не убавилось: все-таки она была добрая и по-хорошему, без навязчивости веселая.

Ужин удался на славу: собрались все, кроме капитана (Балл взял дежурство себе). Впрочем, Катерина отнесла ей обед на мостик, а люк между кают-компанией и рубкой был открыт. Рубка располагалась прямо над кают-компанией, туда вела деревянная лестница, заодно отгораживающая крохотный уголок алтарной. Если в начале рейса пиетет перед Балл заставлял вахтенных все время люк закрывать, то теперь все чаще его оставляли нараспашку.

То кормчий, то старпом перекрикивались с капитаном, чтобы та не заскучала.

Говорили о разном: о возможных капризах ветра, о недоказанном влиянии солнечной активности на эфирные волны, о наилучшем диффиренте на трехмачтовиках, о мировой политике, в особенности о ее колониальном аспекте. Последняя тема была рискованной, однако все участники застолья (кроме Белки, которая больше молчала) привыкли избегать особенно острые моменты — необходимый навык выживания в эфире. Поэтому беседа не перешла на личности и вообще никаких острых углов не задела. После ужина Сандра с Катериной даже сыграли дуэтом и спели: низкий голос Сандры хорошо гармонировал с более высоким и чистым Катерининым. Людмила Иосифовна, распугав молодежь от спиртовки (просто улыбнулась), самолично приготовила необыкновенно вкусный грог. Потом Белка и Катерина отправились спать — их вахта начиналась первой. Берг удалилась в обществе сыто жмурящегося Абордажа: котяре перепало маринованное рыбное филе, на вкус не хуже, чем в неплохом ресторане. Тогда Сандра предложила Сашке сыграть вдвоем — мол, с Катькой она совсем не устала, а все-таки скрипка и альт — это совсем не то, что гитара и скрипка.

Тут-то Белобрысов и понял, что нервничает куда больше, чем перед вступительными экзаменами в Академию. Но не понял, с чего.

— Успокойся, Златовласка, а то сломаешь свой альт, — дружелюбно посоветовала Сандра, глядя на его руки. — Вон лапищи у тебя какие — нажмешь посильнее — и все, прощай музыка до конца плавания. Сомневаюсь, что на этой самой Тэте найдется скрипичный мастер.

Вот ведь. Сашка опустил инструмент на диван, поднес левую ладонь к лицу, сжал кулак и вновь расслабил кисть. Пальцы не тряслись — но где-то в глубине тела пела тоненьким голосом туго натянутая струна. Предвкушение? Испуг? Или просто нервное напряжение?

— Denn, Златовласка, не будем сегодня. Вот чего ты так распереживался, ты вообще можешь сказать?

Сашка только стиснул зубы. Нет, он не боялся своей некомпетентности — три недели тренировок дали результат. Может быть, это страх смерти?

Смертельно опасный запредельными нагрузками из-за внутренних токов на просторах галактики, зажатый звездами осевой поток течения ускорялся, приобретая ламинарные свойства: все слои текли в одном направлении и очень быстро. Если аномалия встретится на пути — погибнут они мгновенно, даже сами не поймут. Бешеная энергия двойной звезды разнесет их тела на атомы быстрее, чем нервный импульс дойдет до мозга.

К смерти Сашка не стремился, но и ужаса перед ней не испытывал. Неприятно будет, если из-за него пострадают члены экипажа — но это, опять-таки, для эфира обычное дело. Все они знали, на что шли.

Что Сашке не нравилось больше всего: завтра в прозрачном фонаре позади него опять будет сидеть Княгиня. Сидеть последний раз: вчера она сказала ему, что дальше он тренироваться будет самостоятельно. И Сашка не мог понять: не то он дрожал от предчувствия провала перед строгим экзаменатором, не то ему заранее было горько, что эта их неожиданная близость ученика и учителя скоро закончится, иссякнет.