— Да жил сам по себе, госпожа. Руки при мне, дичи настрелять могу, на хлеб-соль ее обменять тоже, — ответил он пасмурно. — Да только теперь не то что оленя, куропатку подстрелить не моги, вмиг вздернут!

— А это Медда, — перебил его Рыжий, подтолкнув вперед рослую крепкую женщину. — Ее ты уж точно не вспомнишь, хозяйка.

— Да где уж там, — густым сочным голосом произнесла она. — Когда мы с госпожой повстречались, я втрое меньше была, а она — вполовину. Я дочка мельника с Косого ручья.

Я всмотрелась в круглое румяное лицо, встретилась взглядом с темными, похожими на сливы глазами, и вдруг вспомнила эту вот косенькую неуверенную улыбку: верхняя губа у Медды забавно поддергивалась, как у щенка, обнажая кривоватые передние зубы, а вид при этом делался таким растерянным, словно она вообще не умела улыбаться и удивлялась, как это у нее вышло.

— Отчего же, помню, — сказала я. — Поправь, если ошибусь. У твоего отца было три сына и ты — единственная дочь. Когда он умер, они взялись делить наследство, и по всему вышло, что тебе придется или оставаться приживалкой у кого-то из братьев, или идти замуж за того, кого укажут, или просто — на все четыре стороны, если отпустят, конечно. Так было дело?

— Точно так, госпожа, — серьезно кивнула Медда. — А тут рядом королевская охота случилась. Я из сарая, где меня закрыли, удрала да и кинулась в ноги... Под копыта, то есть. Думала, пусть лучше затопчут или еще как прибьют, только б сразу... На кой такая жизнь?

Я прикрыла глаза вспоминая: да, был погожий летний денек, отец взял меня на охоту, и я радостно вскочила на Тви... Саннежи тогда с нами не было. Или был? Не помню... Я так привыкла к тому, что он всегда рядом, что теперь не могла сказать точно, в какую минуту его не оказывалось поблизости!

Так вот, для настоящей охоты еще не пришло время, и мы просто пронеслись по лесу, вспугивая дичь. Егеря отмечали лежки и новые тропы, а я просто наслаждалась прогулкой. Мы решили остановиться ненадолго у ручья, чтобы освежиться и полюбоваться мельницей: мне всегда нравилось наблюдать, как громадное колесо черпает воду, а где-то внутри сооружения скрипят жернова, и я как раз намеревалась попросить отца пустить меня посмотреть, как все это устроено. Однако не успели мы добраться до воды, как вдруг из прибрежных кустов прямо под копыта наших лошадей бросилась растрепанная, почти голая девчонка и взмолилась о королевской милости...

Я помню, она была вся в синяках — старший братец учил строптивицу уму-разуму, на лице запеклась кровь — средний оттаскал за волосы так, что выдрал порядочный клок на виске, а одежду младший отобрал, чтобы не сбежала из сарая, где дерзкой девчонке было велено сидеть на соломе.

Но Медда все равно удрала, завернувшись в какую-то старую рогожу, потому что смириться не желала.

— Ну, что станешь делать? — спросил отец, когда мы худо-бедно разобрались, что тут происходит.

Первым моим порывом было спалить мельницу, а Медду забрать с собой, но я сдержалась. Мне было лет одиннадцать или около того, но я давно успела усвоить, что спешка хороша только при ловле блох, поэтому я потребовала позвать старосту деревни и всех, кто может рассказать что-нибудь о мельнике и его семействе.

Народу пришло много: не всякий день король устраивает суд прямо на лужайке у ручья! Всем хотелось посмотреть и послушать, а если повезет, то и высказаться...

Наговорили много, противоречили друг другу, но в одном соглашались: старый мельник дочку любил, замуж неволей отдавать не собирался, а имущество хотел поделить поровну, чтобы и сыновья ни в чем не знали отказа, и Медда приданое получила и могла выйти за кого пожелает. Кроме мельницы, у него имелся еще недурной надел земли, да и денег он скопить успел, на всех бы хватило! Да только вот сыновья рассудили по-своему...

— И что решишь? — спросил отец, когда сплетни иссякли.

— Будет так, — ответила я, подумав. — Старший сын горазд драться — все видели, как он отделал сестру. Пускай отправляется служить на границу, там из него сделают хорошего солдата! Средний крепко хватает да сильно тянет — ему дорога в рыбачью артель, сети ставить и выбирать. Младший мастак догола раздевать... в стригали его!

— А мельница? — спросил отец, хмыкнув.

— А с мельницей Медда сама управится, — твердо ответила я. — Раз деньги есть, наймет работника. А в этом хозяйстве она, поди, разбирается, не пропадет... Сумеешь? — спросила я онемевшую девушку.

— Да я же всегда... я же батюшке помогала... я... — пробормотала она.

— Значит, мельница твоя, — кивнул отец. — А этих определите, куда моя дочь приказала. В солдаты, в рыбаки и в пастухи-стригали. Староста! Я проверю, как тут идут дела, и если узнаю, что девушку кто-то обидел...

— В жизни такому не бывать, господин! — заверил тот, вжав голову в плечи. — Батюшка ейный был справный мельник, вся округа к нему зерно возила... Ежели что, мы подмогнем, неужто не найдется работника... А склок нам тут вовсе не нужно, благодарим покорно, что рассудили честь по чести, пока эти трое мельницу не сожгли да друг друга не поубивали, лишь бы другому ничего не досталось!

— Принцессу Жанну благодари, — улыбнулся отец, и кавалькада двинулась прочь...

— На кого ты мельницу-то оставила? — негромко спросила я.

— На младшего брата, — ответила она. — Пришел, в ножки поклонился, прощения просил — делал, что старшие велели, дурак... пожалела я его. Ну да дело он знает, а вздумает дурить, так жених мой живо ему накостыляет... Кузнец он, — пояснила Медда. — Я со своим приданым абы за кого замуж идти не собираюсь, хоть многие сватались. Ну вот... нашелся справный мужик, который год ухаживает. Хозяйство у него неплохое, ремесло в руках, опять же... Сам бы со мной пошел, да не может, хромой он — мальчишкой с дерева упал и ногу поломал, срослась неправильно, вот и... Он пырялок-ковырялок выковать может, сколько нужно, авось, пригодится такой мастер? Я-то с ними управляться не умею, так что только ножик припасла, зато дубиной огреть могу!

— Это уж точно, — пробормотал Рыжий, взглянув на нее. — А это Ян.

Вперед выступил... Сперва мне показалось, это сказочный гном, и я невольно попятилась. Росту Ян был небольшого, ниже не то что Рыжего, но и мне, считай, по плечо, зато обладал чудовищной ширины плечами, а грудь у него была будто бочка! Мощные ручищи с огромными кулаками свисали до колен, и весь он зарос густой черной шерстью, так что не разобрать было, где кончается буйная борода и начинается курчавая шапка волос. У него даже пальцы были покрыты волосами... Из-под тяжелый бровей глядели небольшие темные глазки с острым внимательным взглядом.

— Человек я, человек, госпожа, — прогудел он, явно заметив мое замешательство. — Хотя злые языки болтают, будто батюшка мой с медведицей согрешил, это ему вполне по силам было, а она по весне глянула, что у нее народилось, да и подкинула меня к людям.

— Вот так фантазия, — невольно улыбнулась я.

— Фантазия или нет, а лучше Яна проводника не сыскать, — подал голос Рыжий. — Он все окрестные горы да леса знает, как свои пять пальцев. Где чьи тропы, какая дичь или еще кто тут водится...

— Полагаю, контрабандистам тоже он помогает?

— А как же, госпожа, — отозвался Ян и ухмыльнулся. — Те, которые береговые, вроде Клешнявого, меня лесным человеком прозвали. Даже дары приносят, чтоб не обиделся, значит, да не завел куда-нибудь на обрыв или на осыпь. А мне что? Мне же лучше...

— Ну а Клешнявый как раз из берегового братства, — закончил Рыжий. — Староват стал для дела, но котелок у него варит, так что это он нам обеспечит связь с 'ночными королями', когда доберемся, куда нужно. Он такими делами давно промышляет, не подведет. Не подведешь, а, рыбья твоя душа?

— Сам такой, — беззлобно отозвался тот и почесал курносый нос. — Сделаю, что надо. Наши-то сильно недовольны: никакого житья не стало! При твоем батюшке, госпожа, гладкого ему моря, всё шло чин-чинарем... Все свое дело делали и знали, что если не пытаться лишку ухватить, то и охрана береговая отвернется, и таможенный люд, куда не надо, нос не сунет, и стража вовремя уснет, и егеря со-овсем на другом перевале заплутают... Ну и казна свое возьмет, куда ж без того! Зато все тихо да мирно, и всем хорошо: нам прибыль, казне тоже, а если и взбрыкивал кто, хотел откусить больше, чем мог прожевать, так его живо свои же усмиряли!

— А теперь, я слыхала, все не так? — спросила я, присев на услужливо подвинутый Меддой табурет.

— Уж так не так, что все наперекосяк! — в сердцах выпалил Клешнявый и хотел было плюнуть с досады, но сдержался под гневным взглядом мельничихи. — Будто все всё разом перезабыли! Смотришь на чинушу, с которым до того столько делишек обделал, что и не сосчитать, как селедок в косяке, а ему словно намертво память отшибло. Таращится, как рыбина, глаза такие же пустые, губами шлепает, свое талдычит, и ни знаков прежних, ни словечек положенных — ничего не узнает! — Он перевел дыхание и добавил: — Хуже того... Когда все это только началось, собрали главные подношение казначею, как всегда, отправили людей, как давным-давно условлено было, с записями, не придерешься... У старика-то тоже все записано было, лишку он не брал, но и недоимок не терпел, за столько лет уж приспособились!

— И что случилось?

— Не вернулись те люди, — ответил Клешнявый. — Наутро их перед городскими воротами выставили, удавленными. А и деньги, и записки как в воду канули. Больше уж рисковать не стали. Оно, конечно, положенную долю старшие откладывают, только не передают...

— Вот эти-то деньжата нам и пригодятся, если что, — заметил Рыжий. — А то у нас в карманах ветер свищет!

— Ну, не вовсе уж, — хмыкнула Медда, похлопав по туго набитому кошелю у себя на поясе.

— Да, с голоду не помрем, — подтвердил Ян.

— С голоду-то не помрем, а вот чтобы добраться до столицы да пробраться туда, денег куда как больше потребуется, — ответил Рыжий. — Может, придется корабль нанять, потому как на суше нас караулить могут, а с моря вряд ли ожидают... Ну, это уж Клешнявый разведает, верно я говорю?

— А как же, — кивнул тот, пристроившись у очага. — На побережье-то народ поздоровее будет, словно морской ветер эту странную заразу, что мозги отшибает, выдувает напрочь!

— Феи морской воды боятся, — совершенно серьезно сказал бродяга, а Ян покивал. — Что так смотришь, хозяйка? Припомни, Рикардо хоть раз выходил в море?

Я задумалась, потом покачала головой.

— Не припоминаю такого. Приехал он посуху, это точно, а потом... Он и прогулки по побережью не слишком жаловал, говорил, слишком сыро и ветрено, а чтобы он хоть раз на борт корабля поднялся — такого не упомню.

— Так может, если его под килем разок-другой протянуть, он сдохнет? — кровожадно предложил Клешнявый. — Или того, рыбам на корм — булыжник на ноги, только его и видели, одни пузыри пойдут! Акулы, опять же...

— Сперва до него добраться надо, — одернул Рыжий. — Но это мы попозже обсудим, а пока неплохо было бы перекусить!

Миска горячей каши после сухомятки показалась мне даже слишком маленькой, а уж от только что зажаренной перепелки я оторваться не могла. Рыжий тоже — кажется, он даже косточек не оставил...

— Вот славно! — сказал он, запив трапезу водой из помятой оловянной кружки. — Теперь к делу. Выйдем пораньше, до рассвета. Ян проведет...

— Уж не промахнусь мимо нужной тропы, — проворчал тот. — В те места без проводника соваться — проще сразу со скалы спрыгнуть. Если кто и станет госпожу искать, так еще подумает, стоит ли туда идти... А пойдет, так сгинет, это уж я устрою.

— Ян уверяет, что дружит с духами гор, — пояснил Рыжий. — И я не вижу причин ему не верить.

— Еще б ты мне не верил, сам ведь горазд кое на что, — хмыкнул Ян, а я вспомнила, что бродяга проделывал с огнем. — Медда ведь тоже не промах, а? Мельники ж тоже знают всяко-разно...

— Да я что... — смутилась женщина. — Так... зубы заговорить, дорогу запутать — это любая деревенская баба может! Ну разве что с водой договариваться умею, батюшка научил, а то так вот прорвет плотину...

— Ну вот, мало вам? — серьезно сказал Рыжий. — Деррик все охотничьи приметы наизусть знает, да и Клешнявый умеет ворожить!

— Я по мелочи, — вздохнул тот. — Так... ветерок поднять или унять, облачко приманить, дождичком полить...

— Вот-вот. Это ж ты устроил ливень? Киваешь... — ухмыльнулся Рыжий.

— Ты сказал, что по дождю уходить лучше, я и постарался, — ответил Клешнявый.

— Хорошо сделал, — кивнул тот. — Ну так вот... Горами проберемся в обход, выйдем на побережье. А там уже решим, как дальше быть. Это, — пояснил бродяга, — зависит от того, что сейчас в столице творится, а этого нам никак не узнать. На месте Клешнявый свяжется со своими, тогда и станем судить да рядить. А пока нет толку переливать из пустого в порожнее, верно я говорю?

Я молча кивнула. От меня сейчас все равно ничего не зависело.

— Тогда давайте-ка на боковую, — сказал Рыжий. — Выйти, повторяю, надо до рассвета, и лучше бы всем отдохнуть как следует, пока мы в тепле да под крышей!

Это в самом деле когда-то был постоялый двор, и хоть комнатушки оказались маленькими, я хотя бы могла уединиться. Ян с Клешнявым остались ночевать внизу, в общем зале, остальные разбрелись по комнатам.

Правда, не успела я стянуть сапоги и улечься, как в дверь коротко стукнули, и ко мне ввалился Рыжий с каким-то тряпьем в охапке.

— Я тут, у порога лягу, — сказал он, будто это было чем-то само собой разумеющимся, — через меня никто не переступит.

Я только плечами пожала: после того, как я ночевала с Рыжим бок о бок в лесу и в пещере, он же на полу моей комнаты никак не мог меня смутить. Разве что вдвоем тут было душновато, и я попросила его выставить окошко.

— Угу, тебе душно, а меня на полу просквозит, а у меня и так спина болит, — пробурчал он, но просьбу выполнил, потом сходил за еще парой одеял и устроился со всеми удобствами. — Доброй ночи, хозяйка. Гаси свечу да ложись спать.

— Какая ночь, солнце едва село, — вздохнула я и улеглась, не торопясь задувать огонь. — Рыжий?

— Чего?

— По-моему, компания вроде нашей далеко не уйдет. Ладно здесь, в горах, но в людных местах... Сам посуди: мне нужно прятать лицо, у тебя на голове пожар настоящий, но это-то еще ладно, волосы и перекрасить можно... Ян в самом деле на дикого лесного человека похож, в Клешнявом за двойной перестрел пирата видно! Ну вот разве что Деррик и Медда выглядят более-менее обычно. Хотя женщин такого сложения тоже не всякий день встретишь...

— Вот уж об этом не переживай, хозяйка, — ухмыльнулся он. — Есть у меня одна мыслишка... Скажи, ты какие иностранные языки знаешь?

Я перечислила.

— И в обхождении тамошнем тоже сведуща? Хотя зачем я спрашиваю...

— Для чего тебе это?

— Да понимаешь, — Рыжий сел, — когда я с Клешнявым договаривался, он обмолвился, что совсем недавно его водоплавающие товарищи захватили шонгорский кораблик... Дело еще на побережье было, так что я попросил, а он передал, кому следует, чтобы никуда эту диковину не подевали. Им без разницы — такая посудина все равно для дела не подходит, слишком приметная, и за выкуп не вернуть — хозяина сгоряча прирезали, больно уж несговорчивым оказался. А нам эта лоханка в самый раз сгодится, и никого стороннего нанимать не придется!