— Вы вообще подумали, кого об этом спрашиваете? — хмыкнул "сейф".
С точки зрения других народов, любой малк представлял собой настоящий "швейцарский нож суперспособностей". Но на практике у них была одна-единственная психосила. Управление многомерными полимерами (multidimensional polymers), из которых состояли их тела. Один конец полимерной цепочки всегда находился в параллельном пространстве, другой — всегда в нашем. Это относилось и к молекулам биопластика, и к метанорганике, из которой состояло истинное тело.
Всё остальное было всего лишь разными способами применения этого контроля. Изменение формы — просто передвижение молекул. Изменение цвета — вывод наружу различных мономеров. Дематериализация — почти полное погружение цепочек в параллельное пространство. Увеличение размеров тела — почти полный вывод их в пространство наше. Телепатия — внедрение небольшого количества своего биопластика через параллельное пространство в мозг собеседника. Телекинез — прикрепление ван-дер-ваальсовыми силами головок дематериализованных полимерных цепочек к перемещаемому объекту и использование их в качестве "буксира". Как альтернатива, если нет времени на нормальное "прилипание", можно использовать трение — просто быстро проводя "течение" из дематериализованных молекул сквозь цель и создав таким образом вектор силы.
Но "всё просто" было только в том, что касалось общих способностей всех марсиан. Была у них и своя "экстрасенсорика" — способности отдельных избранных особей, которые не удавалось ни объяснить научно, ни повторить искусственно — но научились выявлять, усиливать и использовать. В среднем один обладатель подобных способностей рождался на Марсе раз в пять местных лет, то есть примерно один на тридцать тысяч "нормальных" марсиан.
Именно к этой категории относились прекогнистика (видение будущего) и посткогнистика (видение прошлого).
Выявляли то и другое обычно в возрасте примерно семидесяти марсианских лет. Поскольку все "экстрасенсорные" дары были весьма опасны, потенциальному одарённому предоставлялся выбор — развивать их или блокировать.
Мать близнецов, Ша-Шин Дж-Онзз, выбрала развитие. У неё дар прорезался достаточно поздно, в сто двадцать лет. Но когда психохирургия сняла ограничения с её сознания, её сила начала прогрессировать огромными скачками. К моменту рождения Ма-Алефа-Ака и Дж-Онна, она уже была сильнейшим прекогнитором на планете. То есть попросту пророком удивительной силы.
Причём она не просто изрекала туманные предсказания, как большинство оракулов. Она сама их использовала. У каждого зелёного марсианина, если он не "сейф", есть две специальности — материальная (внешняя), и духовная (внутренняя). Внешняя профессия — то, чем занимается тело в грубом физическом мире, внутренняя — то, чем занимается его разум в Великом Голосе.
Ша-Шин Дж-Онзз была по внешней профессии Преследователем.
Нетрудно вообразить, что может сделать детектив с даром предвидения будущего, пусть даже он не может в полной мере выбирать, что именно увидит. Ша-Шин не просто раскрывала преступления, она их ПРЕДОТВРАЩАЛА. При этом ей зачастую были благодарны как потенциальные жертвы, так и сами несостоявшиеся преступники — поскольку за намерение марсианские законы карали куда мягче, чем за реализованное преступление.
В основном она заглядывала вперёд на месяц-другой, изредка на год. Но растущая сила требовала большего — и однажды Ша-Шин осмелилась бросить мысленный взгляд на несколько десятилетий вперёд.
Никто не знал, что именно она там увидела. Она не смогла или не захотела передать свои видения никому в недолгие минуты агонии. Но видение было настолько ярким, что женщина сгорела, как свечка.
Сейчас, зная о планах своего реципиента, Ричард мог с высокой степенью вероятности предположить, в чём же заключалось то видение. Жаль, что Ша-Шин так и не сможет узнать, что её прорицание никогда не станет реальностью. Возможно, это дало бы ей напоследок хоть какое-то утешение.
Вообще-то марсиане почти не умирают насильственной смертью. Не только потому, что убийство является для них табу. И не только потому, что прикончить окончательно такого жидкого терминатора крайне сложно. Даже если вы сумеете обойти эти ограничения и убить тело — марсианин не будет полностью мёртв. "Эхо" его сознания продолжит жить в Великом Голосе до того же естественного предела в тысячу лет. Это не настоящее бессмертие, но общения с таким призраком чаще всего достаточно для утешения его близких и завершения дел, которые он не успел закончить при жизни.
Могут быть лишь два исключения. Если покойный был в момент смерти отключен от Великого Голоса, или если он был поражён достаточно опасным ментальным вирусом, так что его "эхо" пришлось стереть в рамках мероприятий по защите коллективного психического здоровья. Случай Ша-Шин совместил оба этих исключения, так что от неё не осталось ничего вообще. Обычный профессиональный риск экстрасенса.
Посткогнистика считалась относительно более безопасным занятием. И однако, от мысли, что археологический институт более или менее регулярно использует услуги экстрасенсов, то, что осталось в нём от Алефа, невольно передёрнуло.
— И какой из трёх методов дал вам знание о Рианоне?
— Все три. Это одно из немногих открытий, подтверждённых разными, независимыми методами. Миф о Рианоне Проклятом передавался в течение всей истории Марса, от цивилизации к цивилизации. Даже когда их разделяли миллионы лет абсолютно мёртвой пустыни. Объяснения такой стойкости легенды до сих пор нет. Поневоле поверишь, что его действительно прокляли.
Подвижки рельефа привели к тому, что гробница оказалась почти на тридцать метров выше поверхности земли. Трёхметровое чёрное яйцо с мерцающими внутри звёздами висело в разрежённом воздухе без всякой опоры. Пять тысяч марсианских лет назад на него даже приходили полюбоваться туристы. Затем белые марсиане возвели башню, которая скрыла его.
Эта башня была прекрасно видна издали и сейчас. Чёрно-красная, асимметрично изогнутая, она вознеслась почти на пятьдесят метров к небу, и напоминала хвост скорпиона, занесённый для удара.
— Внутри самой башни ничего опасного нет, — поясняла Дэйр-Ринг. — Она абсолютно стерильна, как в психическом, так и в физическом плане. Если мы окажемся внутри, сможем перевести дух. Весь вопрос в том, как до неё добраться. Видите ярко-красный шпиль на верхушке? Это мощный лазерный излучатель. Вернее, мы называем его лазерным. На самом деле, никто понятия не имеет, чем он стреляет... но это очень эффективное оружие. Он уничтожает всё, что пытается приблизиться к гробнице по земле или по воздуху — в радиусе пяти километров. Наведение практически мгновенное, поражающая сила невероятная — даже камень пробивает с лёгкостью. Мы можем попробовать обмануть или как-то вывести из строя лазер. Либо же пройти подземными тоннелями. Там лазер не работает, зато много ловушек и призраков.
— Невидимость против этой штуки неэффективна, надо полагать? — без особой надежды уточнил Ричард.
— Ну, не то, чтобы абсолютно неэффективна... Километров до трёх она может быть и даст приблизиться... как повезёт.
— А если дематериализоваться и попробовать проскользнуть неглубоко под грунтом, чтобы и в тоннели не соваться, и на поверхность не показываться?
— Там под поверхностью кабели с током. Специально от таких... умных. Вдобавок, если глубина меньше полутора метров, то лазер и грунт продырявит.
— Милая штучка... ладно, тут есть относительно безопасное место, где можно развернуть палатку? Будем думать.
Учитывая широкий спектр возможностей марсианина, Ричард, вероятно, нашёл бы способ взлома старой высотки за полчаса или около того. Но ему нужно было не просто одолеть тупую машину, но сделать это с использованием пипбака — чтобы доказать полезность их с Дэйр-Ринг изобретения. Тут было, о чём подумать. Кстати, практически сразу всплыл один существенный недостаток, о котором он, как землянин, не подумал. Маленький компьютер состоял из металла и керамики, но многомерных структур в нём не было (почти, исключая кристаллы). А это означало, что его нельзя протащить сквозь стену. То есть в большинстве закрытых помещений эта штука будет бесполезна.
С другой стороны, благодаря наличию психочувствительных кристаллов в интерфейсе, марсианин мог общаться со своим компьютером на расстоянии до трёх сотен метров, а если доработать систему связи — то и до километра дойдёт. Так что вариант "оставить пипбак и нырнуть в стену" вполне реален. Благо, на Марсе, в отличие от Пустошей, никто его тут не сопрёт и не сломает.
— Что насчёт скорости? Объект на гиперзвуке эта конструкция сможет перехватить? — поинтересовался он на всякий случай, пока Дэйр разбивала палатку.
— Сможет. Пять километров это... много. Даже для гиперзвуковой скорости. Время реакции у неё одна десятая секунды, кроме того, помимо основного излучателя на верхушке башни есть несколько зениток поменьше у её основания.
— А время перезарядки?
— Около трёх секунд...
— Так это же вообще не проблема!
— Около трёх секунд при использовании полной мощности луча, — терпеливо уточнил Б-Арзз. — Но чтобы уничтожить любого из нас, ей хватит и одного процента заряда.
— А какая у неё пробивная сила на полной мощности?
— До десяти метров броневой стали.
— Хм, а насколько заряд квантуется? Кто-нибудь проверял, какой луч минимальной мощности эта штука способна выпустить?
— Насколько мне известно — нет. Только стандартный в нашем деле "тест броском гайки" я бы проводить не советовал.
— Почему?
— Пять километров — это "дистанция допуска". На этом расстоянии башня уничтожает всё, не имеющее правильного отзыва "свой-чужой". "Дистанция самообороны", то есть расстояние, на котором уничтожается любой объект, несущий угрозу, у неё намного больше. Точно неизвестно, какая, но до границы космоса добивает. Если вы кинете камень с десяти километров, первый выстрел уничтожит камень, второй — вас.
— Погоди, так получается, что мы и здесь, в палатке, под её прицелом?
— Да, но пока мы не проявляем агрессивных действий, она нас не тронет.
— Так зачем мы возимся с этой башней? — подскочила к ним Дэйр-Ринг. — Пойдём через тоннели! Там опасности только локальные, легче пройти!
— Если ничего не придумаем для преодоления этой лучевой пушки — так и пойдём, — кивнул Ричард. — Но лучше всё-таки найти способ преодолеть одну большую угрозу, чем выкручиваться, преодолевая десяток малых. Кстати, а мы не можем подделать этот сигнал "свой-чужой"?
— Наверно смогли бы, используя ресурсы Великого Голоса. Но увы, никто не знает, каким он был, — вздохнул Б-Арзз. — Может быть, через пару десятилетий раскопок кто-то и найдёт запись правильного сигнала. Но пока таких не попадалось, я проверял.
Ричард хотел потереть подбородок, но сдержался — слишком не-марсианский жест.
Вся проблема с этой чёртовой башней заключалась в дефиците ресурсов. Будь у них побольше техники на опыты, побольше телекинетической силы или добровольцев-исследователей — он бы взломал эту защиту за полдня.
С другой стороны, уж к чему, а к ограниченности ресурсов на Пустошах привыкаешь очень быстро. После войны им не хватало абсолютно всего. Именно поэтому старые базы типа той же Сьерры оставались неприкосновенными в течение многих лет.
Пока не приходил кто-то вроде Выходца из Убежища...
— А если кинуть камень телекинезом, башня распознает, что я его бросил?
— К сожалению да. Её сканеры обнаруживают биопластик где угодно и в любом состоянии. Вернее, не сам материал, а твои мысленные усилия по его движению.
— Именно по этому психическому усилию она определяет и наличие живого марсианина вообще, и факт агрессивных действий в её сторону?
— Да, а что?
Избавиться от психического поля марсианин не может. Даже когда спит, он должен прилагать некое минимальное усилие, чтобы поддерживать себя единым целым (исключая сон в кровати-чаше). Иначе биопластик мгновенно растечётся, а клетки истинного тела погибнут от контакта с неуютной внешней средой.
— Кажется, у меня есть идея...
Спустя три часа над башней пролетел беспилотный аэростат. Высота его пролёта составляла двадцать километров, никакого оружия аппарат на борту не нёс, поэтому защитная система его проигнорировала. Как и отделившийся от него парашютик с подвешенным камнем. Тот опускался достаточно медленно, был достаточно лёгким, и не мог нанести никакого вреда даже при прямом столкновении.
Тем не менее, как только он пересёк невидимую пятикилометровую черту, небо прочертила ярко-красная прямая линия — и камень вместе с парашютом перестал существовать.
— Так я и думал. Псионические детекторы там есть, но они не единственные. Летающих предметов естественного происхождения тут достаточно мало. Поэтому любой из них, даже падающий метеорит, идентифицируется, как искусственный аппарат, подвергается проверке "свой-чужой" — и уничтожается, если проверку не пройдёт. Даже если он не идёт курсом на столкновение, и не представляет угрозы.
— Почему именно летающий, а не любой движущийся?
— А вот это я планирую выяснить следующим экспериментом...
Простейшая повозка с простейшим пружинным двигателем. С руку размером. Она тоже не могла повредить башне ни при каких обстоятельствах. Но всё равно была уничтожена. Запустивший её за границей пятикилометровой зоны Ричард, однако, остался невредим.
— Значит, на наземные подвижные объекты она тоже реагирует. Либо это та же система, что перехватила парашют, либо две разных.
— Гениальное открытие, — буркнул Б-Арзз. — И что дальше? Я вам об этом уже говорил.
— А теперь все садимся, и собираем такие же повозки... только вставляем в них редукторы-замедлители и часовые механизмы.
Как башня отличает едущую повозку от просто лежащего камня? Очевидно, что по движению. Вряд ли там стоят системы распознавания образов — во-первых это слишком сложная задача для примитивной марсианской техники, а во-вторых, противник всегда может обмануть защиту, изменив силуэт своего аппарата. То, что движется — искусственное и проходит проверку "свой-чужой". Неподвижное — классифицируется как деталь рельефа.
Вопрос был в том, считается ли движущимся всё, что изменилось с предыдущего такта сканирования, или движение определяется непосредственно — по эффекту Доплера отражённого радиосигнала, например. Если второе — то должен быть нижний предел, за которым система распознать движение не способна.
Увы, если этот предел и был, то найти его не удалось. Даже повозка, ехавшая со скоростью метра в минуту, была уничтожена.
"Тогда предположим, что она реагирует на измерение рельефа..."
Пружинная катапульта с часовым механизмом затолкнула в пятикилометровую зону большой камень. Спустя секунду две других кинули камни поменьше. Второй камень был направлен непосредственно на столкновение с башней, третий должен был упасть примерно посередине.
Луч сперва пробил насквозь большой камень, затем испарил тот, что был направлен на башню, потом запустившую его катапульту, потом малый камень, не летевший курсом пересечения. После чего медленно, короткими импульсами плавил большой камень в течение почти десяти минут, пока тот не превратился в ровное стеклянное пятно. Первая и третья катапульта остались нетронутыми.
