Книга Первая

Павел внимательно прислушивался, но понимал не все.

— Наша родня отказались прислать нам своих воинов, — продолжил Конди, — они опасаются прихода северян, хотя их весь* (*Весь — небольшое поселение) находятся далеко от озера. Так что нам придется управляться самим.

— А у тебя есть какие-то сведения о варягах? — спросил Вадим.

— Нет, — ответил Конди, — но я чувствую, они скоро придут, — Коди говорит, что они придут через три дня.

— Коди?

— Коди — это местная шаманка, — ответил Павел, — вредная старушенция, меня водили к ней перед обрядом.

— Ага, понятно, — сказал Вадим, — и что ты хочешь от меня?

Вепс, склонившись, облокотился на стол и заговорщицки произнес:

— Коди говорит, что ты поможешь нам!

— Чем? — не поверил Вадим, — даже если меня сделали десятником, то все словенские воины ранены и не встанут в строй так скоро. Чем же я могу помочь, кроме своего меча?

Конди встал.

— Пойдем со мной!

Они вышли на улицу. Перед домом, выстроившись в два ряда, стояли новгородцы без доспехов, но при оружии. Вадим заметил бородача Валуя, стоявшего крайним справа.

— Вот! — торжественно произнес Конди, — двадцать воев уже совсем здоровы и могут держать оружие.

Павел склонился и прошептал другу на ухо:

— Это старуха Коди постаралась.

— Твои вои готовы к сечи, — констатировал вепс, — им уже сказали, что ты их десятник.

— Интересно, чем это вы их напоили? — спросил новый десятник.

— Тем же что и тебя, — сдержано улыбнувшись, ответил глава рода.

Вадим вспомнил, как вчера пробовал меч в левой руке и она еще болела. Сейчас, он невольно ощупал раненое плечо — неприятных ощущений не было. Вытащил из ножен меч и переложил его в левую руку — порядок, тяжести в плече не почувствовал. Вадим попробовал взмахнуть мечом — нормально. Сделал выпад — хорошо.

— М-да, дела, — протянул он, пряча меч в ножны.

— Вот и хвала богам, — сказал вепс.

— А хворые еще остались? — спросил Вадим.

— Пятеро, — ответил Конди, — с ними труднее.

Вадим еще раз оглядел новгородцев. Они стояли бодрые, картинно втянув животы и выпятив грудь — орлы! Воины с интересом и уважением разглядывали своего нового начальника.

— Валуй! — позвал он.

Бородач подошел.

— Слушайте все! — громко обратился Вадим к воинам. — Первый ряд — это мой личный десяток, второй ряд, — он указал на Валуя, — вот ваш десятник. Общее руководство всеми оставляю за собой. Все! Разойдись!

— Ну, ты КОМАНДИР! — улыбнувшись, похвалил его Павел.

— Да, это получше будет, чем руководить историческим клубом, — тоже улыбнувшись, ответил новоиспеченный десятник.

Новгородцы не спешили расходиться и о чем-то загомонили.

— Валуй! — позвал Вадим, входя во вкус должности. — Нечего им тут торчать, давай по казармам, — и, спохватившись, добавил: — по избам!

Втроем они вернулись в большой дом. Уселись по своим местам. Первым заговорил Конди:

— Я приказал кузнецам делать сулицы и стрелы, много стрел.

— А сколько у тебя воев? — напрямик спросил Вадим.

— Мой род самый большой в округе, — похвалился вепс, — можем выставить дюжину десятков.

— И моих соколов еще два десятка, итого почти полторы сотни воинов, — подсчитал Вадим, — очень неплохо.

— Я отозвал всех охотников с лесных стоянок, вернул всех бортников и рыбарей, — добавил Конди.

— Хорошо, надо бы еще у сгоревшей деревни дозор поставить, — предложил Вадим, — ведь там самое удобное место для высадки?

— Там, — подтвердил Конди.

— А по реке им не пройти, — вставил Павел, — я проверял. Там, где она впадает в озеро, пороги каменистые и мелко — драккары не пройдут.

— А высадиться могут?

— Кругом болото! Топкий берег.

— Коди хотела, чтобы ты вечером зашел к ней, — попросил вепс, — не отказывай.

— Хорошо, — согласился Вадим, — если надо.

— Паша проводит тебя.

Друзья вышли, оставив Конди в комнате.

— Есть хочешь? — спросил Павел.

— Да уж пора бы.

— Пойдем, что ли, к моей невесте, — с грустью в голосе предложил Павел, — подкрепимся.

— К кому? К невесте? — не поверил Вадим.

— Да, к невесте, к Улле, — огрызнулся Паша.

— Это та, мать "пойки"?!

— Угу. Конди же назвал меня сыном, и теперь, видите ли, я должен жениться на Улле, такие у них тут законы, — с грустью в голосе ответил Павел.

Они шли по улочке, и встречные вепсы приветствовали сына главы рода кивком головы.

— Да, дружище, быстро тебя захомутали, — посочувствовал Вадим другу.

Павел обреченно выдохнул:

— Вот что я скажу Насте, когда мы вернемся? Что меня силой склоняли к сожительству с вепкой?!

— Ну, ты хватил, дружище! Твоя Настя теперь за сотни лет от тебя, — произнес Вадим, пытаясь поддержать друга, — да и не узнает она никогда.

Слово "никогда" получилось у него как-то особенно горько, и Паша тяжело вздохнул.

— Свадьба-то когда? — спросил друг.

— Конди сказал, как пройдет траур и потише в округе станет, так сразу и...

— Значит, когда отобьемся от викингосов, — подвел итог Вадим.

Павел еще раз вздохнул.

— Вот и пришли, — сказал он, когда они поравнялись с домом, крыша которого была покрыта камышом, в отличие от других изб, крытых соломой.

Они вошли в дом. Улла встретила их в серой некрашеной рубахе без вышивки и в темном платке. Поверх длинной рубахи была надета серая понева с темно-синей каймой. Она низко поклонилась.

— Видишь, какая тебе уважуха, дружище, — заметил Вадим, — цени!

Стол был уже накрыт, словно она ждала их. "Пойка" спал в подвешенной к потолку люльке. Вадим заметил, что Улла смотрит на Павла, как-то иначе, по-особенному — печально-нежно, а жених наоборот прятал глаза, не смея взглянуть на невесту.

— Ты чего глаза-то отводишь, — тихо спросил Вадим, когда они, сев за стол, принялись за вареную курицу с ячменной кашей.

— Да не хочу я жениться, — так же тихо ответил жених. — Я это... Настю люблю... Зачем мне это все...

Улла поставила на стол две кружки и крынку — разлила по кружкам напиток и села напротив гостей, сложа руки на коленях.

— Так ты же хотел жениться? — ехидно спросил Вадим, пробуя напиток, — ух ты, пиво!

— Кончай подкалывать, — обиделся Павел и продолжил упорствовать, — я хотел на Насте жениться. — И тоже отпил пива. — А пиво здесь, и правда, хорошее, я его еще после обряда оценил.

Во время еды, Вадим украдкой посмотрел на Уллу. Она была печально красива. Белолицая, чистая, с прозрачно-голубыми глазами. Она тихо сидела — ждала, когда мужчины насытятся. "Да, — подумал Вадим, — ничего, может, Пашке и повезло, будет в тепле, в уюте, и главное — всегда сыт".

Тем временем жених опустошил свою миску и кружку и уже потянулся к крынке с пивом за добавкой.

— Спасибо, хозяйка, — Вадим, отложив ложку, встал из-за стола.

Улла поднялась следом.

— Что, уже? — спросил друг.

— Пойдем, нам пора. Еще раз спасибо, — Вадим слегка поклонился, благодаря за угощение.

— Пюудан, — ответила вепка, тоже слегка склонив голову.

— Ну, пора, так пора, — жених нехотя поднялся, схватил крынку и быстро сделал большой глоток.

— Пошли-ка, давай! — поторопил его друг.

— Улла, спасибо, — сказал Павел, поставив сосуд на стол, — киитос.

Он последовал примеру Вадима и поклонился. Улла ответила ему более глубоким поклоном. Друзья вышли.

— Эх, покурить бы, — мечтательно произнес Вадим, — ладно, — он махнул рукой, — я вот что тебе хотел еще сказать...

— Что?

— Если тебе в принципе интересно, в каком времени мы очутились, то теперь могу практически точно пояснить.

— Ну и в каком мы времени? — больше для порядка, чем из искреннего интереса спросил Павел.

— Мы тут с Андреем, — Вадим на секунду осекся, — царствие ему небесное, прикидывали. Во-первых, наиглавнейшего в отечественной истории династического основателя князя Рюрика еще нет, а во-вторых гумилевский пассионарный толчок в самом разгаре и...

— Вадя, а можно без этих твоих наукоемких оборотов? Скажи просто на языке родных осин.

— Мы в первой половине девятого века.

— Хорошо.

Вадим, окончательно разглядев в глазах друга полное безразличие к временным рамкам, предложил:

— Ладно, пойдем, что ли, оглядим ваши владения.

— Пойдем, покажу, — согласился Павел, — а то мне тебя потом еще к Коди вести.

Поселение оказалось довольно большим, дворов сорок, а то и больше. Вадим шагами измерил периметр частокола — получилось около ста пятидесяти на триста метров. Ворота были одни и выводили на реку, ни калиток, ни тайных ходов обнаружить не удалось. Смущало Вадима только одно — высота частокола не более двух метров, а местами чуть меньше. Ров, понятное дело, отсутствовал, ровно, как и вал. "Да, невелика крепостишка" — подумал Вадим и стал тут же лихорадочно вспоминать все исторические осады, которые в этом мире еще не наступили, но в их с Пашей двадцать первом веке уже были описаны в учебниках.

Глава шестая. Тайны старой Коди

Имеющий уши, да услышит

(Матф., гл. 11, ст. 15; гл. 25, ст. 30)

Друзья прогуляли до темноты. Паша, в раздумьях о своей предстоящей свадьбе, уже и забыл про то, что должен отвести друга к шаманке. Вспомнил об этом сам Вадим, который, честно признаться, был заинтригован ее словами — что именно он должен помочь вепсам в обороне Каргийоки. "Что я маршал Жуков, что ли?" — недоумевал Вадим, но сходить к шаманке все же решил твердо.

Старуха, по словам Павла, была очень странная, постоянно лепетала что-то о духах, богах, била в бубен, то успокаиваясь, то пускаясь в пляс. Вадиму вспомнилась сцена из фильма "И на камнях растут деревья", там тоже была какая-то старуха-колдунья.

— И знаешь, — заговорчески изрек Павел, — в прошлый раз она на меня так пристально смотрела, что я думал, она на мне дырку прожжет... или две дырки.

— Ладно, не стращай, — мирно произнес Вадим, — пойдем, посмотрим на вашу шаманку.

Вепсская шаманка жила в лесу, в стороне от поселка. Выходя за ворота, они взяли по факелу и обещали воротным охранникам, что скоро вернутся. Те молча кивнули: мол, ладно, предупредили.

Идти по темнеющему лесу пришлось не меньше получаса. Чаща становилась все мрачнее, света факелов хватало лишь на то, чтобы светить под ноги. Зажужжали какие-то ночные сверчки, и где-то совсем рядом негромко ухнула сова. Паша вздрогнул и, чертыхаясь, перелез через поваленное дерево.

— Мы, часом, не заблудись? — спросил Вадим.

— Да нет, — ответил Павел, — мы же типа по тропе идем, где-то здесь ее шалаш.

Тут они заметили мелькнувшую в отблеске факела тень и сразу услышали скрипучий старческий голос.

— Идите сюда, я вас давно уже жду, — сказал голос "по-москальски", то есть на чистейшем русском языке.

Друзья остановились, переглянулись.

— Что за шутки? — шепотом спросил Павел у друга.

— Не знаю, — пожав плечами, ответил Вадим.

Они подняли факелы выше, пытаясь осветить пространство и увидеть, кто говорит. Справа в кустах кто-то зашевелился, опять метнулась тень, и друзья услышали хруст веток под ногами.

— Идите сюда, — повторил голос все так же по-русски, — и не надо пугать моих посетителей.

Друзья двинулись вперед, на голос, продолжая высоко держать факелы. Пройдя немного вперед, в ночном мраке леса они разглядели старуху и ее шалаш, сложенный из жердей и елового лапника. Запахло сушеными травами, в особенности мятой.

— Ну, здравствуйте, соколики, — приветствовала их шаманка, — как давно у меня не было столь долгожданных гостей.

Вадим и Павел подошли ближе. Свет факелов осветил старуху, которая стояла, опираясь о резную клюку. Она была седа, как лунь, годы согнули ее спину. Вадим посмотрел ей в лицо: все говорило о преклонном возрасте — глубокие морщины, складки, вот только глаза... зеленые, с молодым блеском... Они на мгновение вспыхнули озорным огоньком в отблеске факелов — и тут же погасли.

— Здравствуйте, — первым поздоровался Вадим.

Павел не смог ничего сказать, он только слегка наклонил голову.

— Пойдемте-ка вовнутрь, — жестом пригласила шаманка и первой скрылась в шалаше, отодвинув полог из тяжелой медвежьей шкуры.

Друзья переглянулись.

— А ты говорил, что она ненормальная, — тихо произнес Вадим, — вроде тихая старушка, да еще по-русски знает.

— Да, уж, — протянул Павел, — чудны твои дела, Господи.

Но делать нечего. Пригласили — надо входить.

— Факелы потушите, — услышали они изнутри, — у меня тут светло.

Они покрутились, подыскивая, обо что притушить огонь, но тут заметили ведро с мутной жидкостью и, не раздумывая, сунули туда факелы.

В жилище шаманки действительно было достаточно светло. По центру, ярко и бездымно горел очаг, в дальних углах, тихонько потрескивая, горели светильники. Шаманка сидела на невысоком табурете возле очага. Она предложила гостям сесть, указав на низкую скамью напротив очага, а сама сложила руки на клюке и положила на них подбородок.

— Ну-у, рассказывайте, соколики, — попросила она, когда гости уселись.

— А может, сначала вы расскажете, откуда знаете наш язык? — спросил Вадим.

— Да, откуда? — поддержал его Павел.

Они не рассчитывали, что ведьма согласиться так быстро.

— Оттуда же, откуда и вы... из школы, — ответила шаманка.

— Так вы тоже попали сюда из двадцать первого века? — спросил Вадим.

— А что уже и двадцать первый наступил?

— Да! И давно, восемь лет как уже!

— А вы знаете... знаете, как вернуться? — с огромной надеждой в голосе вопросил Павел.

— Эх, соколики, — вздохнула шаманка, — если бы знала, если бы...

Она прикрыла глаза и задумалась:

— Так какой нынче там год?

— Две тысячи восьмой, — ответил Вадим.

— Долго... очень долго, — протянула старуха и, прочитав в глазах гостей новые вопросы, продолжила: — Я ждала вас... ну не конкретно вас, а кого-то из того времени. Раз я смогла попасть сюда, значит смог бы и еще кто-то...

— Но мы не хотели, — возразил Паша.

— И я не хотела, — улыбнулась шаманка.

— А Коди, это же ваше не настоящее имя? — спросил Вадим.

— Конечно, нет! Коди это всего лишь по-вепсски — шалаш. Прозвище, или как говорят местные словене — порекло. А крестили меня Еленой.

— Простите, а как вас по отчеству? — не удержался Павел.

— Константиновна, — ответила шаманка, — Елена Константиновна...

Она умолкла, прикрыла глаза, казалось, она что-то мучительно вспоминала. Друзья не торопили ее.

— Вижу, вам не терпится узнать историю моего чудесного появления в здешнем мире? — после паузы спросила она.

— Да уж...— протянул Павел.

— Действительно, сделайте милость, — поддержал друга Вадим, — а то мы не особо в курсе этаких переплетений времен и народов.

— И не особо в восторге, — с грустью вставил Паша, вдруг вновь вспомнив о Насте, своей невесте, оставленной в двадцать первом веке.

— Ничего, — мягко ответила Елена Константиновна, открывая глаза, — привыкните....

— Нет уж, спасибо, — огрызнулся Павел, ерзая на скамейке, — не надо нам такого счастья.