Попробуй поверить в мечту!

Первое, что я сделал, узнав, что в женское общежитие парням путь закрыт — это зарылся в библиотеке на долгие 2 недели (иногда и ночи там проводил). Наставники были восхищены моей тягой к знаниям, а сокурсники записали меня в ботаники, даже издевались маленько (над принцем шибко не поиздеваешься), а эльфийки так вообще обходили стороной и кидали презрительные взгляды. Особенно одна надменная графиня, в которую я по дурости был влюблен. Она была сестрой одного из 'крутых' старшекурсников. Ради нее, по большей части, я все и затеял.

После того, как я выбрался из библиотеки с 'чистой' совестью — парни меня боготворили. Ведь не каждый день найдется гений, которому придет в голову сделать прозрачными стены женского общежития. Это был незабываемый месяц! Много нового узнали парни, так как только они могли лицезреть все то прекрасное (ну, не всегда прекрасное, но всегда все то), что создала матушка — природа. Наставникам такого кайфа я не обеспечил, а то бы они мне тоже обеспечили...

Все обломал 'крутой' брат моей графини, настойчиво весь месяц твердивший сестре, чтоб она занавешивала стены. Ну не дебил, а? Она ж не будь дурой — догадалась. Наставникам не сказала, но объединенными женскими силами стены стали как прежде, даже с 'иммунитетом' к моей силе.

Прошло много лет... Я прославился на всю академию, стал 'почетным' посетителем кабинета ректора, наставники меня откровенно избегали, особенно за пределами учебного заведения... К этому времени я пришел к выводу, что проделки прощаются только сумасшедшим, что и навело на мысль 'официально' принимать у себя в гостях 'тетушку Шизофрению'. Лекарь услужливо выдал мне справку. ( Я стал подтверждением того, что не все эльфы тормознутые, до неприличия серьезные и, главное, ответственные личности, про красоту молчу!).

В конце концов, ректор начал грозится не выдать мне аттестат. Тогда я решил поступить как все нормальные эльфы, то есть дать взятку. Зная, что мой обожаемый ректор коллекционирует раритеты, я купил ему один из самых дорогих вещей в городе: пепельницу из инспирианского стекла. (Кто не знает: редчайшее вещество, которое люди добывают в горах, при вечной мерзлоте, причем для данной пепельницы материал добывался, наверное, не один год). Я был так горд своим подарком, что незамедлительно вручил его ректору. Аттестат у меня был самым лучшим на курсе!

Только во дворце я узнал, что ректорский кабинет был снесен взрывом, а он сам спасся только чудом, и по слухам произошло это из — за соприкосновения огня и инсирианского стекла (оказалось, оно огнеопасно). Наверное, создатели данной пепельницы не думали, что кому — то придет в голову использовать настолько дорогую вещь по назначению. Хотя на этот раз я был невиновен, но лавры все равно присудили мне и в наказание отправили в армию.

Это были самые худшие годы в моей жизни. Никогда не прощу отцу, что он запретил мне говорить, кто я такой, и все относились ко мне, как к рядовому солдату. Было ужасно неудобно шалить, но против природы не попрешь... Я не удержался и как— то подшутил над нашим командиром. Уже не помню как, но он был жутко зол, настолько, что посадил меня в карцер на неделю, лишив еды и питья. Это было самое большое унижение в моей жизни, а унижение я не прощаю никогда. За неделю, что я провел, изнемогая от голода и жажды, я придумал 1000_и способов мучительной расправы над командиром лордом Ландрином. Убить я его не мог, но был один выход: опозорить его и добиться, чтоб он лишился своего звания. И я знал, как это сделать.

Покинул карцер в ужасно вымотанном состоянии. Где — то месяц приходил в себя, усиленно питался... (ну, не привык я к плохой жизни, что поделать?) А потом начал готовиться к своей мести. Но нужно были немного подождать. На целых три месяца я забросил делать пакости, был паинькой, ждал и варил зелье. Сначала Ландрин подозрительно принюхивался к моему вареву, а потом, когда я заявил, что это лекарство от моей шизофрении и даже отпил немного при нем, он убедился, что никто не собирается его травить и отстал.

Но вот и настал момент желанной расплаты!

Ландрину было приказано немедленно выступить против амазонок. Тогда я и пробрался к общему котлу и вылил в него снотворное зелье. Я ликовал. Теперь все уснут, значит, приказ не будет выполнен, и Ландрина накажут. Я настолько увлекся своими злорадными мыслями, что не заметил командира, который подошел ко мне и, увидев, что я не притронулся к похлебке, потребовал, чтоб я обязательно подкрепился перед походом. Делать нечего, пришлось есть...

Проснулся я один, в сырой, полной голодных крыс, не брезгующих темными эльфами, камере. Голова гудела, желудок срочно требовал еды, а я не знал, где нахожусь и почему. Еще с полдня я просидел, пытаясь осмыслить происходящее, затем начал кричать и угрожать, но и это ни к чему не привело... Я отчаялся. Что же могло произойти? Почему я один? И где я вообще? Ну, в камере — это понятно (хорошо, что не в пыточной), но где собственно говоря эта проклятая камера находится?! Собираются ли меня вообще вызволять из плена?!

Дверь камеры распахнулась, и вошла женщина, нет, не так — Женщина! Высокая, стройная, грациозная, как кошка, с черными глазами, светлыми кудрявыми волосами в настолько вызывающей одежде (миниатюрная набедренная повязка, которая решительно ничего не прикрывала и нечто, отдаленно напоминающее половину корсета), что я нервно сглотнул (давно я все — таки в армии). Она это заметила, нагло усмехнулась и, направив на меня свое длинное копье, которое я за ее пышными формами и не заметил, заставила подняться с места и выйти из камеры.

Не трудно было догадаться, что я был в плену у амазонок. Меня привязали к столбу посреди лагеря этих стерв и объявили, что через два дня меня казнят... Почему? Оказалось, на наш поголовно уснувший лагерь напали амазонки, взяли всех в плен и потребовали выкуп, а этот гад Ландрин попросил у начальства выкуп за всех, кроме меня! (видно догадался, кто виновен в незапланированном сне своего отряда). Вот меня и собираются казнить, так как больше пяти дней (проспал, оказывается, целых три дня!) мужчина не может оставаться в лагере амазонок. Банально отпустить никто не догадался! Варварский обычай! И вообще, феминистки они и все!

Единственное, что грело душу в этих мрачных обстоятельствах, это, что за мою смерть Ландрину придется ответить перед отцом, а богатой фантазией я пошел в него. Что ж, получается, месть удалась, только почему — то я не шибко счастлив от этого...

Последний день своей жизни я проводил, любуясь на самых прекрасных женщин — людей в мире. Умирать так красиво!

Для казни все было уже готово, когда пришел он: типичный Светлый эльф — тормознутый, высокомерный, серьезный, считающий, что весь мир ему капитально должен. Он начал разговаривать с предводительницей амазонок, сначала она яростно что — то ему доказывала, а он хладнокровно отвечал два — три слова, потом выдал длинный монолог, после чего две девушки подошли ко мне и развязали. Получилось, Светлый эльф, род которого я презирал, спас мне жизнь. И как не странно, с тех пор мы лучшие друзья. Как оказалось в нерабочее время он становится своим парнем, с которым можно провернуть не одно стоящее дело, его портила только чрезмерная ответственность. Жаль больше с ним не встречусь...

Помню, один раз он сказал:

— Аааааааааа! — истеричный визг резанул слух, словно бритва; образ друга испарился, а передо мной предстала растрепанная девица в лоскутах, только отдаленно и с болшой претензией на яркую фантазию напоминающих одежду.

Почему — то вспомнились амазонки...

* * *

Здесь определенно было что-то не так. Эта навязчивая мысль никак не давала мне покоя, отнимая последние мгновения между состоянием сна в обьятиях радушного Морфея и бодрствования. Что-то почти неощутимо мешало мне повернуться от неприятно раздражающих лучей солнца, бесцеремонно шаращих по моему лицу, и, как всегда это бывало, продолжать спать без задних ног до звонкого гула в голове...

Да что же это такое! Я заворчалась и попыталась повернуться на месте, смутно осознавая странность всего происходящего. Но настоящее ПОНИМАНИЕ происходящего пришло ко мне в тот момент, когда я в полудреме попыталась связать в одну логическую цепочку следующие вещи: лучи солнцa (солнцa!), которое ну ни как не могло быть в комнате таверны; теплое одеяло, которое до такой степени опутало меня, что я к моему вящему, сонному удивлению не могла даже голову повернуть. И наконец мерный, непрекращающийся гул, который одновременно капал мне на мозги, но с другой стороны помогал впасть в прерванный сон, в котором почему-то была дурацкая беготня по чему-то крайне скользкому, причем непонятно, то ли я пыталась кого-то догнать, то ли кто-то гнался за мной...

С каждой прошедшей секундой, во время которых после безрезультатных попыток отвоевать заслуженный отдых и стараясь отгородиться от вороха неприятных воспоминаний, которые так и ломились в дверь моей услужливо закрытой памяти, я постепенно сдавалась и уже была готова открыть глаза и покорно встретить новый день, как все внезапно встало на свои места. Точнее относительно на свои места, потому что лично для меня вся реальность происходящего была повернута вверх тормашками...

Моя ночная эскапада по таверне — раз...Резкие слова этого остроухого предателя и мой поспешный и необдуманный 'побег' от своего недобитого хозяина — два... Буря Века со всеми вытекающими последствиями — три...

Все эти горькие и не слишком приятные моему самолюбию воспоминания расплывчатым облаком пронеслись в моей голове , пока я, мысленно чертыхаясь, осознавала, в какую безвыходную яму попала по своей же глупости, и пыталась определить, что за раздражающий глухой шум мешал моему сну... Я что-то упускала...

...Тот камикадзе, бревном лежавший под деревом во время грозы — четыре...

... Ой мамочки!. Я резко открыла глаза и, боясь сделать лишний вздох, медленно повернула голову к источнику гула, сковывающему мои движения...

— ААААААААААааааааааааааааа!

Мой визг был, наверное, слышен во всех уголках мира, но это было последним, что волновало меня в этот момент. Единственной вещью, которое могло вывести меня из шокового состояния после вчерашних событий, были орехово-золотистые, раскосые и невероятно сонные глаза, с немым укором взиравшие на меня из-под длинной и кривой челки (дело рук авангардного парикмахера, не иначе), в то время как их обладатель пытался подтянуть вырывающуюся из его тисков ошеломленную меня поближе к себе, словно любимого плюшевого мишку.

Ему это благодаря моим усилиям не удалось. Я подпыгнула на месте, взяв низкий старт, и только бы он мой след и видел, если бы не чья-то (я даже догадываюсь, чья! Нет, ну какой паразит!..) нога, так не кстати изменившая свое местоположение и подвернувшаяся мне под ноги. Естественно, я упала. И совершенно естественно, что я была крайне недовольна этим фактом. Медленно опершись на руки, я не слишком грациозно встала и повернулась к этому начисто лишенному чувства самосохранения типу, жизнь которого я вчера имела глупость спасти.

— ТЫ! — показала указательным пальцем на 'лежачее бревно'. — Шибанутый на всю голову! Трижды!

Я с ни с чем не сравнимым удовольствием наблюдала, как красочно меняется его очень привлекательное (везет же мне на таких!), очень искусно вылепленное и почти без малейшего изьяна лицо. Сначала он моргнул, при этом его янтарные (тьфу, ну что за сравнение?) глаза выражали высокую степень искреннего недоумения. Потом нахмурился, сведя брови 'домиком', что смотрелось ужасно комично, если бы не сама ситуация, при которой это происходило, потрогал рукой лоб, переводя ошалевший взгляд с меня на окружающую 'живописную' фауну и флору. Несколько долгих и томительных секунд паузы, во время которых 'неопознанный субьект' осознавал суровую реальность. Затем он вновь ожил и потряс головой, заставляя этим движением привлечь мое внимание к его длинным русым волосам, у висков, точнее по бокам вплетенных в какой-то сложный и ритуальный узор, а от волос мой взгляд скользнул ниже и...

— АААааххххх ты гаааааааад!.. — возопила я, да так неожиданно даже для самой себя, что небезызвестно 'шибанутый на всю голову гад' непроизвольно подпрыгнул на месте и было дернулся в сторону, противоположную мне, если бы случайно ('случайно'? Трижды 'ха'!) не натолкнулся на мою ногу и, подобно мне пятью минутами ранее, не растянулся на вязкой грязи во весь свой гигантский, как выяснилось, рост.

Не успела я вдоволь поиздеваться над ним и истечь накопленной во мне за это короткое время желчью, последней каплей которого стали его острые и по-нечеловечески большие уши, определенно принадлежавшие племени предателей-зеленолюбов, как этот верзила молниеносно перевернулся и через секунду уже нависал надо мной, сыпя молниями из своих 'янтарных' глазок.

— Ты что, совсем ополоумела?! — гневно рявкнул он.

— ...Ползучий, — как ни в чем не бывало закончила я свою фразу.

— Чего-чего? — опешил тот, даже немного сдувшись.

— Гад, говорю я, ползучий, — медленно, четко выговаривая все слова, разьяснила ему я, чувствуя, как стремительно и неизбежно падает мое настроение. А день только начинался!..

Обогнув по широкой дуге немного приоткрывшего свой изумительно очерченный рот 'верзилу', я тяжко вздохнула и, в ярком утреннем свете разглядев свое одеяние (лучше бы этого не делала!), мысленно пыталась поставить перед собой несколько важных и выполнимых целей на будущее. То, что я встала спиной к одному довольно внушительному типу, которого еще успела капитально довести, я как-то не воспринимала как угрозу.

Неопознанный ушастый обьект молча и с непониманием на лице наблюдал за моими движениями, на этот раз не делая каких-либо попыток помешать или как-то их прокомментировать. Я же в свою очередь старалась покончить со сборами побыстрее, не желая оставаться в обществе спасенного мною шатена больше необходимого для этого времени. Как же меня все до-ста-ло. Именно так, по слогам. И мир этот, и населяющие его нелюди, попадающиеся мне на каждом шагу... И фраза 'Вот уйду я от них' сейчас кажется мне как нельзя заманчивее.

— Ну давай, не чихай! — бросила я исподлобья разглядывающему меня эльфу и фальшиво бодрой походкой направилась по еле видной дорожке.

Мне не дали сделать и двух шагов: тяжелая для 'хрупкого' представителя Гринписа рука легла мне на плечо, а вопрос, прозвучавший у самого уха, вынудил меня повернуться и продолжить все эти бесплодные выяснения 'who is who '.

— Ты всегда так непоследовательна в своих поступках? — мягко, с хорошо скрытым любопытством в голосе спросил верзила.

— А ты всегда говоришь загадками? — подняла я брови в ответ. Единственное, что мне страстно хотелось с момента моего поспешного бегства от Тариона, это оказаться в безопасном месте без присутствия коварных и подлых остроухих нелюдей, полностью уверенная в своем светлом будущем. И для этого нужно было задуматься над выполнением хотя бы одного из вышеперечисленных пунктов, а не расшаркиваться тут со вчерашним камикадзе.