Иллория: спасти королевство (общий файл)

— Замолчите все, а ты продолжай, — приказал он.

Да, девочка действительно неплохо пела и выглядела прилично.

— Достаточно. Пойдешь завтра на главную площадь. И пой пожалостливее. И волосы распусти. Ясно? Теперь вы двое, попросите у меня денег.

Сестрички мгновенно преобразились. Пания хлюпнула носом, глаза ее повлажнели, нос сморщился, будто она вот-вот расплачется. Золька напротив, сдвинула брови и сжала губы, словно изо всех сил старалась выглядеть взрослой.

— Дяденька, подайте сестричкам на пропитание! Кушать хочется! — Золька просительно протянула руку, а Пания хлюпнула носом. — Сестричка болеет, а мамка пьяная под лавкой валяется. Подайте копеечку!

— Неплохо, — одобрил Богун. — Завтра будете на рынке работать. И чем больше принесете, тем для вас лучше. Понятно?

Сестрички послушно кивнули головами.

— А с тобой что делать, звереныш? Поешь ты хорошо, а вот выглядишь не очень. Не будут тебе подавать. Пожалуй, мы вот что сделаем, — отец Богун задумчиво посмотрел на девочек и махнул рукой: — Пошли вон отсюда, а ты, Охра, останься.

Сестрички выбежали из библиотеки, девочка без имени тоже поспешила уйти, и никто из них на подругу даже не оглянулся.

Охра настороженно смотрела на священника.

— Не бойся, — улыбнулся отец Богун и поднялся со скамьи. — Ну-ка, ляг сюда. На спину ложись. Да не бойся, кому говорю!

Девочка легла на скамью, где минутой раньше сидел наставник.

— Теперь пой. Хочу посмотреть, сможешь ли ты петь лежа. И глаза закрой.

Охра запела.

— Громче, чтобы все слышали! И глаза не открывай!

Девочка запела громче. Священник некоторое время смотрел на ее худую костлявую фигурку, потом отошел к печке и достал из-за нее тяжелый металлический прут.

— Громче пой! — приказал он.

Поднял прут над головой, примерился и изо всех сил опустил его на ноги несчастной.

Песня мгновенно перешла в крик. Девочка завизжала, схватилась руками за раздробленные ноги и свалилась со скамьи.

— Я пришлю кого-нибудь.

Отец Богун убрал прут обратно за печку и вышел из бани. Теперь у Охры будет такое лицо, какое надо — плаксивое и обиженное, а вкупе с изуродованными ногами и красивым голосом она станет настоящим золотым источником. А теперь следовало позаботиться о главном событии года.

Священник подозвал проходившего мимо послушника, шепнул ему пару слов, и тот побежал в баню, а сам отец Богун вполне довольный своей находчивостью, направился к главному храму.

* * *

Когда Ивор принес свечки отца Зевона, возле храма уже толпился народ. Служба началась и те, кто не уместился в главном зале, стояли у дверей, стараясь взглянуть внутрь. Молодой человек обошел прихожан и вошел в храм с заднего входа. Оставил корзину со свечами в подсобном помещении, а сам отправился в главный зал.

— ... и те, кто говорит, что не верит в чудо, сегодня сам убедится в своей слепоте, — вещал отец Богун с возвышения перед алтарем. Полный зал народу слушал его так внимательно, будто от этого зависела жизнь. — Каждый год мы празднуем день рождения святого Палтуса, и каждый год он являет нам свои чудеса. Поднимите руки те, кто лично видел творимые им дела!

Ивор остановился за колонной, но из любопытства выглянул, чтобы увидеть, сколько несчастных верит в чудеса святого Палтуса. Несчастным оказался почти весь зал, количество поднятых рук Ивор не сосчитал бы и за час. Вот он, масштаб обмана во всей красе. Те, кто в прошлом году имел счастье лицезреть чудо, в этом году явились снова в надежде, что чудо произойдет с ними. Но они не знали, что "чудо" — тщательно спланированный и отрепетированный спектакль.

Молодой человек осмотрел зал и увидел Ирию. Девушка сидела на первой от отца Богуна скамье, под которой, как знал Ивор, лежали приготовленные для спектакля клюшки — Ирия будет изображать калеку. На девушке было надето свободное белое платье, подпоясанное тонким кожаным пояском, длинные светлые волосы распущены, на лице выражение спокойствия и радости. Сейчас она была похожа на ребенка, на маленького наивного и очень чистого ребенка, ребенка, который никогда не станет лгать.

Со своего места Ивор рассмотрел, что Ирия не обута. Она старалась не ставить ноги на холодный каменный пол и поджимала пальцы. Сердце у Ивора кольнуло — не нужно было лить столько воды. Зря он не подумал об этом, когда решил облегчить себе задачу и вымыть пол, просто вылив на него воду.

— Видите! Нас много! Свидетелей чуда много! И чудо может произойти в любой момент с любым из вас! Давайте же поблагодарим за это святого Палтуса!

Отец Богун был в ударе, говорил жарко, то и тело воздевал руки к сводчатому потолку, даже вставал на цыпочки, чтобы казаться выше, а наивные зрители лишь открывали рот и кивали в такт его словам.

Священник сделал знак и из-за соседней с Ивором колонны вышел мальчик, лет шести, с плоским деревянным ящиком, обитым желтым бархатом. Он пошел вдоль рядов, и каждый прихожанин счел своим долгом положить в ящик хотя бы одну монету.

— Возблагодарим святого Палтуса за чудеса! — надрывался отец Богун, а когда увидел, что коробка наполнилась до краев, снова обратился к прихожанам с вопросом: — Поднимите руки те из вас, у кого имеется какая-либо неизлечимая хворь!

Под потолок взметнулись множество рук, никак не меньше пятидесяти. Хворые и больные специально вылезли из своих нор, чтобы излечиться за монетку.

— Очень плохо, — продолжал Богун. — Очень плохо, что среди нас есть несчастные, но очень хорошо, что они сегодня здесь, ибо все верящие святому Палтусу в конце концов излечатся от своих болезней.

— Если не помрут раньше, — негромко произнес Ивор, но его никто не услышал.

— А тот, кто сомневается, потерпит неудачу, и будет опозорен до конца дней своих! Уповайте на святого Палтуса, да воздастся вам!

С этим утверждением Ивор был готов поспорить. Он принимал на веру только то, что видел или то, что видели другие. Он знал о существовании лесных духов, верил в магию, подозревал, что на свете есть много чудесного и необъяснимого, но святого Палтуса нет, и никогда не было. Лесные духи существовали, об этом говорят десятки, если не сотни очевидцев по всей Илории, а вот о существовании святого Палтуса свидетельств нет. Его никто не видел, его никто не слышал, не ощущал, более того, все чудеса, творимые от его имени, на самом деле чудесами не были.

— Вот ты! Ты, девочка! Выйди сюда! Вижу в твоих глазах боль и страдание!

Ивор снова высунулся из-за колонны. Ирия наклонилась, чтобы достать из-под скамьи палки, а потом, хромая сразу на обе ноги, вышла к алтарю.

— Посмотрите на сию несчастную! Она больна с самого рождения! Не может ходить! Святой Палтус, помоги этому ребенку!

— Помоги! — произнес зал дружным хором.

— Помоги! — Богун молитвенно приложил ладони ко лбу, а сам между тем внимательно смотрел на девушку.

— Помоги! — снова откликнулся зал.

— Отпусти свои клюшки, дитя, и доверься святому Палтусу!

По мановению руки отца Богуна палки, на которые опиралась девушка, поднялись в воздух. Зал ахнул. Этот нехитрый трюк срабатывал второй год подряд и, судя по довольной улыбке настоятеля монастыря, будет срабатывать и дальше.

— Видим чудо твое, святой Палтус! Иди, дитя мое! Святой Палтус разрешает тебе ходить!

Ирия несмело улыбнулась и сделала неуверенный шаг. Ей было холодно, а создавалось ощущение, что она просто не может поверить в происходящее.

— Это чудо! — взвыл отец Богун. — Она может ходить!

— Конечно, она может ходить. Она ходит с девяти месяцев. А вот говорить святой Палтус ей не позволил, — громко произнес Ивор, выходя из-за колонны.

Ему надоело смотреть на этот цирк. У Ирии никогда не хватало смелости сказать Богуну "нет", и теперь он был намерен это исправить.

— Эта несчастная может ходить, но она не может говорить. Ну-ка, отец Богун, помолитесь своему святому, пусть он вернет ей дар речи, и тогда я буду первый, кто скажет вам спасибо.

Богун побагровел.

Краем глаза Ивор заметил, как к нему приближается один из послушников. С другой стороны наверняка заходил еще один. Он быстро подхватил девушку на руки и пошел прямо через толпу.

Народ расступался, пропуская возмутителя спокойствия. Ивор знал, что Богун не допустит, чтобы ситуация усугубилась еще больше, поэтому у него было около пяти минут прежде, чем на него набросятся.

— Мы стали свидетелями чуда, — вновь завыл Богус. — Немощная исцелилась, но ее безумный брат до сих пор болен. Помолимся же святому Палтусу, чтобы он послал ему выздоровление!

Ивор крепче прижал к себе легкое тело Ирии, и как мог быстро пошел прочь.

— Я буду у Зевона, а ночью приду к тебе за ответом. Если и дальше хочешь оставаться в этом храме обмана, я тебя с собой тащить не буду, но если решишься идти со мной, я буду счастлив.

Молодой человек донес Ирию до дома, где спали девушки, и поставил на землю. Посмотрел в последний раз в ее большие серебряные глаза и тихонько коснулся губами ее лба. В глубине души он знал, что Ирия не захочет нарушить монастырские правила, но хотел верить в обратное.

* * *

Отец Богун был в ярости. Он раздраженно ходил взад-вперед по своему личному кабинету и то и дело наступал на длинные полы одеяния, отчего злился еще больше.

Мальчишка! Щенок! Наглец! Да как он посмел сорвать главное представление года! Конечно, священнику удалось убедить прихожан в умственной неполноценности негодника, но выручка оказалась гораздо меньшей, чем ожидалось.

— Ты мне за это поплатишься! Да сколько же можно терпеть!

Перед мысленным взором настоятеля монастыря одна сладкая картина мести сменялась другой. Вот Ивор сидит в душном темном подвале, руки и ноги его связаны, лицо в кровоподтеках, он кричит и просит о помощи. А вот он в бане, обнаженный по пояс привязан к широкой скамье, он без сознания, а кожа его вдоль и поперек исполосована кровавыми рубцами. Или еще проще — Ивор лежит мертвый, с рассеченной мощным ударом металлического прута головой.

— А что? И никто не узнает, — захихикал отец Богун, но тут же себя одернул. Убивать мальчишку было нельзя, это не просто какой-то бездомный оборванец, сирота, никому не нужный ублюдок, это...

Нет, убить Ивора нельзя и калечить крайне нежелательно, а вот запереть в подвал на пару месяцев очень даже можно. И доставить пару неприятных минут, из-за которых мальчишка будет мучиться всю свою жизнь, тоже очень даже запросто. Достаточно пригласить его свидетелем на свидание его ненаглядной и отца Богуна. Свидания, после которого на нежном белом теле ангелочка останутся уродливые шрамы.

Богун остановился в центре комнаты и огляделся. Дверь заперта, ставни плотно закрытыт и за суровыми массивными книжными шкафами никто не прячется, только предыдущий настоятель монастыря отец Андриян сурово смотрит со старинного портрета.

Священник подошел к портрету и снял его с гвоздя. За портретом обнаружилось большое, три ладони в ширину и четыре в высоту, углубление, внутри которого находилась дверца с тяжелым замком. Ключ отец Богун всегда носил на шее и никогда с ним не расставался, даже когда мылся.

Замок негромко скрипнул, и священник вытащил его из петель. Открыл дверцу и довольно зачмокал губами. Две полки из трех были забиты деньгами, да не просто монетками, а самыми настоящими купюрами с королевской печаткой. Одной такой бумажки достаточно, чтобы купить корову или лошадь, а на общую сумму можно выстроить три монастыря. Богун любил любоваться своими сокровищами, но сейчас открыл тайный шкафчик не для этого.

Рука потянулась к нижней полке, где лежало всего несколько бумаг. Отец Богун отложил в стороны свитки и вытащил небольшой конверт из плотной белой бумаги.

Этот конверт он доставал каждый раз, когда Ивора хотелось придушить за очередные доставленные им неприятности. Содержание конверта позволяло отбросить пустой гнев и по-новому взглянуть на ситуацию. Сейчас отцу Богуну как никогда требовалось успокоение, потому что сегодня Ивор превзошел самого себя. Если раньше он ограничивался испорченным супом на хозяйской кухне, битыми стеклами, путаницей с порядком дежурств по монастырю и другими мелкими пакостями, то теперь перешел всякие границы.

Отец Богун погладил конверт указательным пальцем, понюхал и неспеша достал оттуда тисненую бумагу.

"Этого мальчика берегите, как собственный кошелек, и кошелек ваш никогда не опустеет, — было написано в письме. — Пусть живет в монастыре с остальными детьми на общих основаниях до тех пор, пока не придет время его у вас забрать.

Каждый год вы будете получать вдвое больше того, что сейчас лежит в конверте, взамен вы назовете мальчика Ивором и никогда не скажете ему об этом письме.

Я буду следить за его судьбой.

Первый министр его величества короля Иллории и прилегающих водных территорий, Лоддин".

В день, когда Богун обнаружил на крыльце монастыря очередную корзинку с очередным подкидышем, а рядом этот самый конверт, в конверте лежала целая стопка бумажек с личной печаткой короля. И министр не обманул, ежегодно выплачивал священнику оговоренную сумму и изредка делал щедрые пожертвования, которые, естественно, тоже отправлялись в потайной шкафчик отца Богуна.

Священник не сомневался, что подкидыш — ни кто иной, как сынок первого министра, именно поэтому Лоддин не просто ограничился деньгами, но и представился. Чтобы у настоятеля монастыря святого Палтуса не возникло сомнений в том, что за мальчиком нужно ухаживать. К счастью, за сыном министра ухаживать не пришлось, он был способен сам о себе позаботиться и быстро нашел любимое занятие: доставлять неприятности.

Богун терпел, сколько мог, но сегодняшнее происшествие выходило за все рамки. Ивор будет строго наказан, но самое главное, поймать паршивца, пока тот не сбежал. Священник не успел поговорить с ним о том, что он останется в монастыре и после наступления совершеннолетия, а точнее, сам откладывал разговор, потому что для разговора с Ивором требовались стальная выдержка. И в результате паршивец скрылся где-то между коровниками или же у отца Зевона. Но рано или поздно он попадется, ведь без своей ненаглядной Ирии он никуда не уйдет.

Отец Богун положил письмо обратно в конверт, а конверт — на нижнюю полку потайного шкафчика. Запер дверцу, вернул портрет отца Андрияна на место и отправился к Ирии. Ивор сам придет к нему в руки.

* * *

— Зевон, можно войти?

Ивор пришел к отшельнику не сразу после того, как попрощался с Ирией, а спустя час, когда на улице совсем стемнело, — не хотел, чтобы у старика были неприятности.

— Ты уже вошел. Вон, и дверь закрыл. Чтобы не дуло? Или чтобы никто не увидел?

— К вам приходили?

— Приходили. Искали тебя.

Зевон не спал, сидел на маленькой скамеечке возле стола, подперев щеку рукой. В его каморке было темно, но Ивор не стал зажигать свечи, просто подошел ближе.

— Я пойму, если вы не захотите мне помочь.

— Не захочу? — улыбнулся старик. — Если ты так думаешь, значит, совсем не знаешь ни меня, ни себя. Мы ведь с тобой одной породы.