Толмач

-Две комнаты. Одна кровать, — и ее сухощавый палец уперся в моего спутника, так и не назвавшего себя, — Две кровати — и теперь она указывала на нас с Вагуром. Ну что ж, пусть так. Но зачем было возмущаться?

Получив долгожданные ключи, мы поднялись наверх. На каждой двери был изображен потешные значки. Найдя те, что соответствовали рисункам на выданных нам ключах, я отпер дверь. Судя по двум кроватям, предназначалась она нам с наемником. Кинув вещи на пол и показав, как зажигаются лампы, я пошел демонстрировать местный колорит второму попутчику.

Его жилище оказалось соседним. Обычная комнатка с одной кроватью да маленьким шкафом, зато с уборной. Существование под боком этой комнатушки делало комфортным любое проживание. Не надо в мороз бежать на улицу, чтобы справить нужду. Я с удовольствием продемонстрировал молчаливому попутчики все возможности, данного удобства. Объяснил, как надо нажимать на рычаг, чтобы накачать воду в небольшую кадушку, в которой можно ополоснуться. Но спутник не изобразил никакого энтузиазма по этому поводу. Лишь кивок шляпы подтверждал, что меня слышат, но сам он явно думал о чем-то другом.

-У них зрачки как у животных! Круглые, будто у собак! Ты заметил? — наконец выпалил он и взглянул на меня. Наконец-то выдался шанс рассмотреть его лицо. А он оказывается еще моложе, чем я думал. Бледная кожа, большие серые глаза, нос прямой, но не длинный, высокие скулы и чуть полноватые губы. Короткие светлые волосы выбивались из-под шляпы. Смазливое личико. Я бы даже сказал — девчоночье, если бы не пронзительный умный взгляд и не резкие линии подбородка. Прямо как у его отца. А волосы и нос, судя по всему, достались от матери, хотя ее я не видел. Ну что ж, уважаемые маги, вот и выполнил я ваше задание. Сразу по прибытии в Эстобург и отчитаюсь. Интересно — это старший или младший королевский отрок. Ох, не помню я, сколько им сейчас должно быть лет. И как звать не помню. Вот это ужас, а еще профессиональный толмач называется!

Парень догадался, что я его раскусил. Теперь он смотрел на меня настороженно и с вызовом, ожидая, как я себя поведу. По правде говоря, мне было все равно. Попутчиком он был, попутчиком и остался. Ответственность за него я несу по-прежнему. Ничего не изменилось. Лишь ушла эта таинственность. И вообще, я спать хочу, вчера не дали выспаться. Пора возвращаться к ожидавшей меня кровати.

-Как мне тебя называть, принц?

-Принц? — в глазах его что-то промелькнуло, но я не уловил смысла. — Зови меня Карат.

-Ну, спокойной ночи, Карат.

Поспать сегодня мне опять не дали. Под утро в дверь раздался осторожный стук. Вагур моментально соскочил с кровати, как будто и не спал. Выхватив один из ножей, он выжидающе замер за дверью. Я поспешно натянул брюки и пошел открывать. На пороге стоял Маркович — хозяин гостиницы. В черной шляпе, какие здесь носят все мужчины, и полосатом жилете одетом поверх черной же рубахи. Как я понял из его речи и жестов, мужчина что-то хотел показать. Причем, судя по хмурой физиономии — что-то неприятное.

Оделся я быстро. Вагур мрачно предупредил, что если я не вернусь через час, он пойдет меня искать. Уже на лестнице Маркович дал мне черную шляпу, точно такую же, что была надета на нем.

Хозяин постоялого двора привел меня на главную площадь этого маленького городка. Солнце еще не всходило, а накрапывающий дождик только сгущал предрассветные сумерки. В свете тусклых фонарей мне удалось рассмотреть небольшой помост с кучей наваленного вокруг него хвороста. Рядом, на лавке спал стражник. Громадная пика лежала у ног, а сам он кутался в клетчатый плед. На помосте стояла большая клетка.

Тихо, чтобы не разбудить спящего, мы пробрались наверх. Маркович указал мне пальцем на кучу тряпья, лежащую в ближнем углу. От нее нестерпимо воняло смесью затхлости и мочи. В грязной миске остатки какой-то каши. Я непонимающе пожал плечами. Тогда мужчина наклонился, и ткнул в нее пальцем. Куча зашевелилась. Что за опасный зверь содержится в таких кошмарных условиях?

Это был не зверь. На меня смотрел тощий ребенок. Одетый в разодранные лохмотья, он дрожал под осенним дождем. На босых ногах засохшие струпья крови. Лицо покрыто грязью или синяками, губы разбиты, одно веко так распухло, что не дает открыться левому глазу. Зато правый смотрел прямо на меня. Смотрел, но не видел. И черный, вытянутый как у меня зрачок казался остекленевшим.

-Почему? — с содроганием в голосе прошептал я. Маркович видимо понял мой вопрос, хотя я задал его на своем языке. В ответ он начертил четырехточечную руну перед моим лицом. Я опять пожал плечами. Что он хочет сказать? А потом мужчина проделал то же самое в сторону еле стоявшего на ногах мальчишки. На него магия подействовала. Как будто получив невидимый удар, ребенок взвизгнул, его тельце выгнулось назад под неестественным углом, и он рухнул на пол.

Маркович испуганно оглянулся — не проснулся ли стражник, а потом потянул меня за рукав прочь от клетки. Всю обратную дорогу он пытался мне рассказать о том, что происходит в городе. А перед самым домом, сказал:

-Если понадоблюсь, то я на заднем дворе, кстати, я тебе ничего не говорил.

Как жаль, что я до сих пор хорошо не выучил язык этого места. Из рассказа Марковича я понял не более половины, а пользоваться способностью толмача на взволнованном человеке не имеющего понятия о передаче образов практически не реально. Но даже та часть повествования, что мне удалось разобрать, не внушала оптимизма. Ладно... Вдвоем с Вагуром, мы что-нибудь придумаем. А еще надо разбудить Карата, кажется, этот мальчишка не плохо осведомлен о дороге, может он знает способ, как караванщику поменять спутников. Первым делом я пошел к нему. Стучать в дверь пришлось долго. Я уже намеревался спуститься вниз и взять дубликат ключей, когда, наконец, парнишка высунул из-за двери заспанное лицо.

-Зачем так колотить?! Что, пожар? Наводнение? Или еще что-то случилось? — язвительным тоном поинтересовался он, но, узрев мое каменное лицо, насмехаться перестал.

-Последнее. Зайди к нам в комнату, сейчас все объясню.

Вагур, уже полностью одетый, сидел на кровати. Рассказывать пришлось недолго.

-Месяц назад в этом городе появился мальчишка. С такими же, как у нас глазами. К сожалению, он вышел прямиком к тому высокому дому, который я предпочел обойти. Живет в том доме мужик, подозреваю, что сумасшедший, но он имеет власть в городе. Как я понял, он местный маг по борьбе с запретной магией и с демонами, или что-то похожее. Вот этого-то мальчишку и приняли за демона. Как только ребенок вошел в дом мага, на него подействовало защитное заклинание, встроенное в стены. Мальчишке стало плохо, и он отключился. Месяц проходило следствие, и вина ребенка в том, что он демон была полностью доказана. Сегодня на рассвете его сожгут. Все это мне рассказал хозяин гостиницы. Он и еще несколько человек против расправы. Они предложили магу отвести его в столицу, для того чтобы верховные маги сами решили, что с ним делать, но им не позволили. Что будем делать?

-Ничего. Мальчишка не наше дело. Разве мы имеем право вмешиваться в дела другого мира? И нам не стоит рисковать. Мне надо быстрей попасть в Эстобург, от этого зависит судьба нашей страны и всего народа. Стоит ли ставить это на карту ради неизвестного мальчишки? Он что тебе брат? Сын? Или может племянник? А может он и вправду демон и несет с собой зло! Перетащим его к нам, а он в благодарность напустит на людей мор, или вызовет потоп. Откуда ты знаешь? — слова Карата были полны желчи и плохо скрываемой ярости. Вроде он говорил верно, но в душе-то я понимал, что не можем мы оставить здесь ребенка. И не зря же нити так настойчиво звали посетить этот мир. Возможно, дорога сама хочет, чтобы мы забрали его с собой.

— Я без этого ребенка уйти не смогу, — упрямо повторил я, — А что ты скажешь, Вагур?

Наемник, все это время сидевший на кровати и рассматривающий свои руки, поднял голову и посмотрел на нас. Я доверял его опыту, что интересно он скажет.

-Риск есть, но он минимальный. Всякая операция делится на две части. Первая — это захват цели, вторая — ее удержание. Главное сейчас — похитить объект, проблем с ее удержанием у нас не будет, ведь местные не смогут пройти за нами на дорогу, а значит, вторая часть операции легко решается.

-Значит, ты согласен взять мальчишку? Ты поможешь мне?

-Постой! Ты что, вот так просто хочешь рискнуть нашими жизнями? Ты же караванщик! Ты отвечаешь за нас! — Карат чуть ли не срывался на крик. Все-таки он очень юн. Смотрит сейчас на меня большими перепуганными глазищами.

-Ты прав. Вашими жизнями я рисковать не могу, поэтому пойду один. Вы же будете ждать меня на кладбище у дома мертвых.

-Но как же мы? Если ты погибнешь, мы же не сможем отсюда выбраться!

-Пусть идет. — Вступился за меня наемник. — Он сейчас главный. Раз он считает, что это надо, значит надо. И он приложит все силы, чтобы остаться в живых. Извини, Олеж, но помочь я тебе не смогу. Пока с меня не снимут обвинение, я не могу вмешиваться в неприятности.

— Хорошо. Осталась решить одну проблему. Четверых живых существ в свой караван я уже набрал, и как пристроить мальчишку?

-Я читал — недовольно начал принц, видимо уже смирившийся с моим решением, — что если кто-то из спутников на перевале решит, что он нашел свое место, и захочет остаться здесь, то его место вполне может занять кто-то другой. Но дело в том, что этот человек действительно должен захотеть остаться. Если на словах он скажет одно, а на душе будет другое — связь останется. Учтите, мне срочно надо в Эстобург.

— Ты прав, наверное, так и есть. Я смогу заменить члена каравана на постороннее существо, но только в том случае если остающийся действительно хочет остаться в этом месте, и вдобавок сможет отрезать все нити, связывающие его со своим миром. Я не знаю, как Вам рассказать об этих нитях, так что бы вы хотя бы приблизительно поняли, что это. Обычно, что бы их увидеть, нужна особая предрасположенность. Чаще всего люди, не способные их почувствовать, верят на слово проводнику. Вне зависимости от того верят ли путешественники по дороге в их существование — факт остается фактом, эти нити опутывают всех членов каравана, за исключением может быть животных. Но в то же время животных опутывают наши нити. То есть осла связывают мои нити, и замечу сразу я не смогу его оставить здесь. Значит, исходя из того, что мой попутчик должен попасть в Эстобург, заменяемыми спутниками могут стать только Вагур или его конь.

И я посмотрел на Вагура. Тот слегка поморщился, брови сошлись на переносице, а руки непроизвольно сжались в кулаки.

— Не могу я остаться, — начал он, — не смогу. И даже если бы не было у меня срочных дел в Эстобурге, здесь я находиться не смогу. У меня такое ощущение, что, сидя в этом доме, топча местную траву — я нахожусь не на своем месте. Я не знаю, как объяснить это, но чувствую, что все неправильно. Просто неправильно. Ну, а насчет коня — что ж, раз надо, то пусть остается здесь. Думаю за ним будут хорошо ухаживать. Но как мы узнаем, что он хочет остаться?

Тут уж пришла моя очередь сообщить, что пока я несу ответственность за моих спутников, я ощущаю их эмоции — все: и положительные и отрицательные. Ответом мне было гробовое молчание. Да уж, почему-то все сразу решают, что я читаю их мысли. Хотя я только могу сказать, насколько утомлен или бодр человек, с желанием он двигается вперед или хочет поспать, а может быть даже досадить мне. Рассказывать им это я не стал — предводитель каравана вообще не должен ни перед кем отчитываться. Под впечатлением последней новости, мои подответственные замолкли, и генератором идей пришлось стать мне. К сожалению, ничего гуманнее обычных побоев мне в голову не пришло.

Времени у нас было мало, и приходилось поторапливаться. Решительно распахнув дверь в конюшню, я подошел к коню. Жеребец спокойно жевал овес и лишь тихонько всхрапнул при виде меня. Я зажмурился и приложил руку к теплому боку. Короткая шерсть приятно ласкала ладонь. Пальцами я чувствовал, как под кожей перекатываются бугорки мышц, как размеренно бьется сердце, насосом перегоняя литры крови. А главное, я чувствовал умиротворение коня. Он устал, но был доволен жизнью. Про то, как тяжело передвигаться под низкими сводами пещер, он давно забыл. Стоит ли помнить о мелких неприятностях, которые были в прошлом. Для него существовало только "сейчас". А сейчас ему было хорошо. Сухо, тепло, дневная усталость проходит, желудок сыт, на зубах приятно похрустывает капустный лист. Его вычистили, вынули из копыта камень, который доставлял боль. Теперь все хорошо. Умиротворение.

А я должен все это уничтожить. Ради мальчишки, который сейчас дрожит под холодным дождем, мальчишки, которого завтра может не быть.

-Прости, — прошептал я коню и снял со стены хлыст. Конечно, мне далеко от умения барона, но он немного научил меня обращаться с хлыстом, в том числе и наносить болезненные удары, которые быстро и без последствий проходят.

Жеребец оторвался от кормушки и доверчиво покосился на меня черным, блестящим глазом. Конюший на славу поработал над животным. По сравнению с доходягой, которого мы привели в конюшню, этот конь смотрелся на золотой дороже. Вычищенные от пыли бока лучились здоровьем, расчесанные грива и хвост придавали ему ухоженный вид... И все же...

Сделав резкий взмах, я припечатал хлыстом спину коня. Тонкий кожаный ремень пропорол шкуру и впился в плоть. Боль. Плачь. Горький всхлип, так похожий на человеческий, вырвался из глотки ничего не понимающего жеребца. Он шарахнулся прочь от меня, прижался трясущимся боком к стене. Нити, ответственности, связывающие меня с этим большим животным, натянулись, но продолжали соединять. Конь жалобно смотрел на хлыст, не понимая, что он такого сделал, чтобы заслужить это. Но ржание и не верящий вскрик попутчика послужили фоном для следующего удара. И еще, и еще. На исполосованном крупу выступили капли крови. Белки в глазах жеребца залило красной болью, с губ закапала пена, дрожь, становилась все сильней, но нити доверия еще соединяли нас. Резкая боль, отдававшаяся в моем сердце, после каждого нового рубца на шкуре животного, перешла в ноющую. А рука вновь и вновь мерно наносила очередной удар.

Потом на бешеное ржание прибежал конюший и бросился грудью под свистящий хлыст. Я отвел руку, и удар пришелся в пустоту. Мужчина, с искаженным гневом лицом размахнулся и его кулак врезался мне в челюсть, а через секунду в поддых. Меня скрутило, и я рухнул на выстеленный соломой пол. Боль прекратилась. Нет, челюсть и ребра, по которым прошелся тяжеловесный кулак конюшенного, ныли, обещая бессонные ночи, но сердце — сердце молчало. Я с трудом приподнял голову, и увидел, как мужчина с видом наседки хлопочет вокруг исполосованного жеребца. А тот горько ржет и жалуется человеку на людскую неблагодарность и безжалостность.

Побои сделали свое дело. Нити под градом жестоких ударов лопнули. Конь теперь видеть меня не мог. Стоило мне с трудом подняться, придерживаясь рукою за стену из грубо обструганных досок, как он шарахнулся в сторону, а конюшенный угрожающе обернулся и выкрикнул несколько гневных фраз, ускользнувших от моего сознания. Ну что ж дело сделано. Теперь жеребец ясно желал остаться со своим защитником. Он остается здесь. Показав знаками, что это животное мне больше не нужно я оставил его на попечение нового владельца. Тот лишь вызывающе сплюну мне под ноги, и вернулся к дрожащему коню.