Берег мой. Книга 1

— Не знаю, через две недели к врачу поеду. Там видно будет.

Они вернулись к окну. "Болею, — думала Оксана, глядя на пустынное шоссе. — Вот именно что болею. Потому ты стоишь рядом и... ничего. А была бы здорова..."

"И что тогда?" — вредным голосом поинтересовалась Маша.

"А то! Тогда бы... все было иначе. И они бы со мной иначе обращались. Посмел бы он..." — она не успела додумать, спеша спасти очки от слез, положила на подоконник, подавляя желание швырнуть со всей силы, чтобы вдребезги...

— Устала? — полувопросительно сказал Кулигин.

— Да, пойдем, наверное.

Они направились к редакции, но у лестницы Кулигин вдруг повернул направо. Оксана остановилась в недоумении.

— Ты куда?

— Тут на четвертом этаже комната есть, там диван. Пошли, ляжешь.

Оксана испуганно замотала головой:

— Нет, ты что... зачем... я не хочу. И потом, если я сейчас лягу, то тут же усну, до обеда, и что будет?

— До обеда не получится, я тебя разбужу в шесть. Или в семь. Пошли, не бойся.

— Нет, Сережа, — твердо сказала она. — Я пойду к себе. Отдохну в кресле, если что.

— Ну какой из тебя сейчас работник, — сказал он ласково, рука его легла ей на талию.

"Беги!!!" — закричала Маша, но Оксана словно приросла к месту. Повторялась сцена первого знакомства, и голос мужчины был, как тогда, и взгляд, и прикосновения... Она же была сейчас совсем иная. То, что месяц назад виделось скучным, пошлым и грязным, ныне было манящим и захватывающим. Хоть и опасным. И потому желанным. "Мне просто хочется тепла. Самую чуточку человеческого тепла и нежности", — пыталась она оправдаться перед онемевшей Машей. И потом...

Да нет тут ничего, и быть не может, фантазия разыгралась, погляди на себя! Выглядишь, как покойница, вот и предлагает добрый человек прилечь.

— Все же я пойду к себе, не люблю незнакомых мест, да еще и спать там, — вздохнула она и посмотрела на него с печальной улыбкой смертельно усталого человека, глаза в глаза, чтобы понял, что она не помышляет ничего такого... романтического.

Но он не отпустил ее, напротив, заставил подойти ближе. И смотрит так... Черт возьми, разве она подавала повод?!

— Сережа? — проговорила она одними губами. — Ты что?

— Пошли, — тихо сказал он. — Сколько можно притворяться?

— Ты о чем? — она подалась назад, но он держал крепко.

Оксана запаниковала. Как и тогда... с той разницей, что сейчас она боялась не его — себя.

— Я не притворяюсь, с чего ты взял, — запротестовала она.

Но обида вышла ненатуральной, и он это понял. А что вообще можно от него скрыть?

— Оба притворяемся, — сказал он. — Делаем вид, что все обыкновенно. Но ведь это не так, с самого начала. Пойдем, — он легким поцелуем пресек ее попытку что-то сказать. — Хватит тебе себя мучить. И меня тоже.

— Но... ведь нельзя же, — простонала она, уже не пытаясь ничего скрывать. Все, что ей осталось — это рассудок, повторять Машины доводы, страстно желая услышать опровержение, которого нет и быть не может: — Ведь я... и ты...

— Женаты? — договорил он за нее. — Ну и что?

— Как — ну и что?!

— А так. Кому какое дело до на с тобой? Вон, посмотри на кактус, — он кивнул в сторону кадки. — Ты знаешь, что он цветет?

— Ну, цветет.

Слезы высохли, от удивления, наверное, при чем тут этот кактус?!! Но Кулигин продолжал, все ближе склоняясь к ее лицу:

— А почему цветет, знаешь?

— ???

— Потому что ему наплевать. На всех.

Оксане стало смешно, но сдаваться так легко не годится, надо поспорить, хотя бы на такую отвлеченную тему. Вдруг получится свести к шутке?

— Ну и что, может, он с отчаяния цветет? Хочет привлечь к себе внимание?

Кулигин усмехнулся, разгадав ее маневр:

— Нет, он не таковский. Он независимый, дикий, и сам черт ему не брат.

С этими словами он поймал губами ее рот, и, спустя несколько секунд, Оксана поняла: это конец. Верней, начало. Чего — покажет время. А пока ей ничего не хотелось знать. Тело победило разум. Так пусть будет ему счастье. Хоть раз в жизни. Один-единственный раз!

9

Недоумение и недоверие — вот два чувства, что поселились в голове и сердце Инги после знакомства с Бурминым. С самой первой встречи. Ну не могла она понять этого человека! И себя не могла понять.

Рядом с ним было спокойно и надежно. И от писем его веяло этой спокойной уверенностью. Не жених рассказывал каждой строчкой о сжигающей его страсти и тоске по далекой возлюбленной. А будто супруг, вынужденный на долгую командировку, скучал по жене и дочке, делился своими заботами и планами о дальнейшей жизни — не мечтами, именно планами. Согласно им, Инга должна была закончить аспирантуру, защитить диссертацию — это год или полтора. И переехать в Иркутск, где как раз к этому времени будет у них жилье. Свадьба, удочерение Юльки — само собой, между делом. Работа тоже будет. Все очень гладко и хорошо. Слишком гладко. И никакой романтики.

Собственно, какая романтика в 25 лет? Кому-то, может, и не достало, а Инга... чего только не слушала, не читала! Разве, такого вот еще не было: "У нашего дома, где будем жить, две школы. Одна с английским уклоном, вторая обыкновенная. С завтрашнего дня начну фильтровать, которая нам больше подходит. Английская, конечно, неплохо, у меня сестра такую заканчивала, но в Ангарске. А про эту я слышал не шибко лестные отзывы. Надо будет посмотреть внимательнее. Не нравится она мне тем, что внешне напоминает мою родную школу, которую я ненавидел и иначе, как "тюрьма", не называл. Не хочется, чтобы у Юльки так же было. А в обыкновенной работает моя бывшая одногруппница, и довольна, что странно. Короче, разберемся..."

Разберемся! Как?! Как разобраться? Если все так... впопыхах. И то, что год или полтора впереди — не спасает. Загадал, перст судьбы... Сейчас все в мистику ударились. А он еще и в философию. Книжку пишет, прославиться хочет. Смешной. С другой стороны — что Инга в этом понимает? Общество, государство. У нее телевизор вечно сломан, из газет одна "Университетская жизнь", закопалась в своих программках. Жизнь-то идет. Мимо. С Алексеем будет по-другому. Мистика мистикой, а будут они жить, работать, Юлька в школу пойдет. Еще кто родится... может быть. Ничего особенного, все так живут, сколько было друзей — переженились, кое-кто по второму разу. Лишь Коля да Светка не пробовали семейной жизни. Кстати, Бурмин этот — тоже не пробовал. Вдруг не понравится? Почему он так уверен, что у них сразу получится?

Инга поняла, что не уснет.

Включила ночник. Взяла с полки фотографию, села к лампе, стала разглядывать лицо, знакомое до черточки и в то же время — чужое. Чужое?

Оправившись от последнего облома она запретила себе влюбляться, рассудив, что отныне если и выйдет замуж, то — с холодной головой. Взвесив все и вся. Пусть не будет страсти, томлений и слез. Наоборот, если будут — станут первым сигналом к бегству. И вот теперь: никакой страсти, а томление... от страха и неуверенности. Потому что — как же? Без любви?

Ну не влюблена она нисколько! Ни на чуточку!

А он?

Она снова всмотрелась в фотографию. Закрыла глаза, попыталась увидеть его лицо, услышать голос... Трудно. Будто где-то далеко-далеко остался человек. Нет, не так оно бывает, когда любишь.

Или она просто его мало видела? Не успела толком узнать, полюбить? Год впереди — успеет? Если он любит, то, может, и успеет. А если год пройдет, и другой, они уедут и станут жить, а там встретится... тот самый, единственный, которого она до сих пор ждет и ищет? Что будет тогда? Ведь он есть! Есть, не может не быть. Просто ей до сих пор не везло. И она подсознательно — как говорит Светка, — стремится быть свободной, одинокой, чтобы...

Господи, какая чушь!

Инга вытерла мокрые глаза, оглянулась на спящую дочку. "Вот оно — твое единственное счастье", — сказала себе и встала. Поставила фотографию на полку, покрутилась на месте в поисках сигарет. Ах, да, она ж теперь не курит. Ну и что делать? Спать ложиться бесполезно, к Коле пойти? Да, наверное.

Даровского дома не было. Ну вот, как назло. Не к Светке же идти? Почему бы и нет?

Инга вернулась домой, нарисовала для дочери "записку", изобразив себя у Светки. Для Юльки не в новинку просыпаться одной, была бы записка от матери с точным указанием, где она есть. Не для того, чтобы бежать следом (это тоже был уговор: из комнаты ночью не выходить), а для спокойствия.

Света, к счастью, была дома и приходу Инги обрадовалась.

— Привет, а я как раз думала к тебе идти, позвать на чай. Будешь сейчас? Садись, — она отгребла с одного края стола в беспорядке громоздившиеся на нем книги, бумаги, графики и схемы, вперемешку с грязной посудой и остатками еды.

Инга с привычным опасением посмотрела на стол. Если бы она позволила себе хоть пятую часть подобного бардака, то в нем немедля завелись бы тараканы. Но у Светки тараканов не было. Она говорила, что вывела их заговором: "попросила уйти, и они ушли". Можно было этому верить или нет, но факт: ни разу Инга у нее в доме не то что живого таракана, а и следов тараканьих не видела. Что не могло не вызывать уважения.

— Ну, как дела? Я тебя давно не видела.

— Три дня, — сказала Инга, искоса следя за суетившейся подругой.

Что-то она слишком участливая сегодня. Или это Инга слишком подозрительная последнее время?

— Ну да, — согласилась та. — У меня тортик есть. А я видела утром, тебе письмо было. От этого твоего... Бурмина.

— Было.

— Какие у него новости?

— Да как всегда. Работает, книгу пишет. Юльке школу ищет.

— Слушай, так, похоже, он всерьез! — ахнула Света. — Приедет скоро?

— Обещал на праздники, — подтвердила Инга и тяжело вздохнула. — Я вот курить бросаю по этому поводу. Уже три дня не курю.

— Молодец. Так и правда бросишь.

— Ага, — Инга взяла чашку, отпила глоток горячего чаю. — Ух ты, индийский?

— Тридцать шестой, куда там индийский.

— Все равно. Откуда у тебя? Я вот все запасы свои выдула, турецкий пью.

— Мать прислала. У нее знакомая на развесочной фабрике работает, в Иркутске.

"Иркутск", — повторила про себя Инга название незнакомого города... который скоро станет родным?

— Свет, — несмело попросила она. — Погадай мне, а?

— Ты же не веришь! — удивилась Света. — А неверующим гадать смысла нет.

— Знаешь, я, кажется, начинаю верить, — призналась Инга. — Я тебе рассказывала, как мы с Лешей познакомились? Он верит. Что-то в этом есть, определенно. Погадай, я не буду мешать своим скепсисом.

Светка странно поскучнела. Всегда с такой охотой всем гадала...

— Я сегодня не в форме, — проговорила она, не глядя на Ингу. — В другой раз давай.

— Ты сама говорила, главное — чтобы клиент в форме был! — возразила Инга. — А я сейчас как раз очень хочу узнать, что скажут карты. И поверить готова. В другой раз не будет такого настроя.

— Инга, я правда не могу, ты не настаивай, пожалуйста, — Светка умоляюще посмотрела на нее.

— Ладно, — Инга пожала плечами. — Ты какая-то странная сегодня.

— Если бы только сегодня.

Инге стало не по себе.

— Слушай, а давай вина попьем? — вдруг предложила Светка.

Инга не успела сообразить, нравится ли ей такая идея, но ее мнение в расчет брать не собирались: бутылка "Монастырской избы" уже стояла на столе, и Света нарезала тоненькими кусочками сало.

— Сало после тортика, да на ночь, — Инга озабоченно пощупала живот. — Вконец разбухну. А я к приезду Леши похудеть хочу.

— Ешь, ерунда это. Полюбил он тебя такую, зачем меняться?

— Думаешь, полюбил?

— Еще сомневается, — возмущенно фыркнула Света.

— Ох, сомневаюсь.

— Странные вы люди, — Света с досадой бросила нож. — Когда какое-нибудь дерьмо попадается — никаких сомнений, будто, так и надо. А счастье привалило, порядочный человек, живи да радуйся — страхи какие-то, сразу гадать, думать... Я тебе сколько раз говорила: не зови беду, придет. Счастье зови, ему верь! А ты его гонишь своими сомнениями.

— Да я стараюсь, — виновато отозвалась Инга.

— Стараешься! Вижу я, как стараешься. Который месяц, как в воду опущенная. Давай лучше выпьем... за счастье!

Прежде чем пить, Света обмакнула пальцы в вино и брызнула в сторону.

— Ой, Лешка тоже так делает, — обрадовалась Инга и сама полезла пальцами в фужер.

— Понятно, он мой земляк.

— Ты же из Братска? — удивилась Инга.

— Все равно... Иркутская область. Рядом.

— Ничего себе, рядом.

Инга вспомнила, как Бурмин показывал ей эти места на карте — изрядные такие кусочки по паре-тройке тысяч километров в каждую сторону. С карты географической мысль опять скакнула на игральные карты. Да что ж ее так приперло? Сроду не надо было, и вот вам, здрассьте. А Светка, как назло, кобенится. Может, выпила — подобрела?

— Свет, — протянула она несмело. — Ну надо мне сейчас погадать. Неспроста ведь, как думаешь?

— Нет! — отрезала Светка. — И потом... не проси меня тебе гадать. Вообще никак. И никогда. Поняла?

Инга оторопела.

— Ты чего?

— Того. Я тебе навредить могу.

— Зачем?!

— Просто так. Не удержусь, и... Мне это легко. А я не хочу. Ты моя подруга, я не желаю тебе зла. Но могу запросто не сдержаться.

— Ты чего плетешь, пьяная что ли? — Инга не знала, смеяться ей или пугаться. — Выпила-то всего ничего.

— Мне нельзя пить, — мрачно усмехнулась Светка и налила себе полный фужер. — Но дело не в этом. Дело в том, что я... завидую тебе.

— Нельзя, так не пей, — Инга начала злиться. — А завидовать мне глупо. Нашла, тоже... Чему, хоть, завидуешь? Поделись, я тоже порадуюсь.

— Ты счастливая, — она подняла глаза, которые до сих пор прятала.

Инга вздрогнула. "Она в самом деле способна на гадость", — мелькнула мысль, по телу побежал противный озноб.

— Тебя любит замечательный человек, ты выйдешь за него замуж, и вы будете жить... долго и счастливо.

— Хорошее пророчество, — натянуто улыбнулась Инга и тоже наполнила свой фужер, хотелось поскорее рассеять жуть. — Давай выпьем теперь за твое счастье. Ты тоже кого-нибудь встретишь. Погоди, еще я тебе завидовать буду.

— Пить можно за что угодно, а только мне такого не видать.

— Ерунда! Ты не уродка, не больная. Скорее, мне крест на себе ставить пригоже, и то вон... что о тебе говорить! Подожди, найдется твой принц.

— Ты не понимаешь!

Светка стиснула тонкую ножку фужера, Инга испугалась за ножку, не сломалась бы... нет, крепкая.

— Тот, кого я полюблю, погибнет, — сказала Светка. — Ведьма я, нет таким счастья земного, бабьего.

— Тебе и вправду пить нельзя, — нахмурилась Инга. — Выдумываешь неизвестно что. На первом-втором курсе это было прикольно, как сказки про черную руку и гроб на колесиках. Я надеялась, ты с тех пор поумнела малость.

— Как же поумнела, когда гадаю до сих пор? И вот это, — она похлопала по стопке чертежей и загадочных картинок. — Гороскопы пишу. Заговоры всякие разбираю, травки сушу. И все на виду. Называется по-новому — астролог, экстрасенс... Суть-то одна. Беру силу и использую. Как мать моя делала, и бабка, и тысячу лет назад, все то же самое было.