1655

— Ну?

— Поверхностные знания у меня есть, но назвать себя специалистом по эпохе, я не могу.

Майор шумно выдохнул. Академик Елсуков, усмехаясь, поддержал юного коллегу:

— Поверхностные знания, уверен, господин майор и так уже знает. Из курса школьной истории.

Горбач поднял руку:

— Отставить! То есть, не надо, Альберт Николаевич. Если я что и слышал про это время, то удачно забыл все еще в курсантскую пору. Давайте все, что знаете, но в краткой и понятной форме!

Шноров набрал воздуха в легкие, задумался и начал политинформацию:

— 1655 год — второй год войны между Речью Посполитой и Россией, Московским княжеством, за восточные земли входившей в Речь Посполитую ВКЛ, Великого Княжества Литовского. Год назад восставшие казаки Украины во главе с гетманом Хмельницким подписали Переяславскую Раду, отдав земли Украины под власть московского царя. Сейчас их объединенные силы берут один белорусский город за другим, продвигаясь к Вильно, Вильнюсу, столице ВКЛ. В этом или следующем году его возьмут, но присоединению всех захваченных земель помешают шведы, напавшие на ту же Речь Посполитую. Остатки местных магнатов во главе с Радзивилом подпишут со шведами какую-то унию, по которой вся Литва станет шведской. Царь начнет войну со Швецией, у которой сейчас сильнейшая армия Европы. В общем, все затянется. Шведы сначала займут всю Польшу и большую часть Литвы, потом отгребут от поляков, отдадут Польшу обратно, но в войне с нашими успехов у них будет побольше. Все затянется лет на десять, — он замер, прикидывая что-то. — На одиннадцать лет затянется. После чего подпишут мир. Россия получит Чернигов, Киев и Смоленск. Речь Посполитая останется на карте, шведы оставят себе земли Прибалтики.

— Одиннадцать лет? Тут еще на одиннадцать лет войны? — переспросил майор.

— Собственно, мира тут не было и до прошлого года. С 1648 года Украина бунтует, а за ней и Литва. Уже семь лет как Речь Посполитая воюет с казаками и собственным народом. А следующие десять лет окончательно разорят край. С 1648 года, года восстания Хмельницкого, и до окончания войны с Россией, Московским княжеством, местное население сократится в два раза.

— Больше, чем во Вторую мировую?

— Да... Тут, вроде, около половины податного населения убыло... Убудет. Считается, что численность людей восстановиться только через сто с чем-то лет.

Горбач почесал голову:

— Угораздило... — он вздохнул и похвалил ученого. — А говорил, что не знаешь эпоху.

Тот развел руками:

— Общие детали. Фамилии деятелей не помню точно. Только то, что гетман литовский, Януш Радзивил, поляками считается изменником за то, что со шведами мутил.

— Уже мутит?

— Не знаю. Кажется, все произойдет только после падения Вильнюса и вступления шведов в войну. Мне надо время, чтобы в книгах покопаться.

Комаровский перегнулся через стол и схватил академика Елсукова за лацкан пиджака:

— Вы нас того... Назад все верните? Раз учудили, то и назад же сможете?

Все в комнате повернули головы к ученым. Академик медленно снял руку со своей одежды.

— Нам бы разобраться, что произошло, — тихо констатировал собственное бессилие ученый. — Мы же даже установку не включали толком. Так. На разогрев ставили.

Вацлав убрал руку, вытер вспотевшее лицо платком:

— Выходит, что шансов нет?

Все умолкли, осознавая навалившуюся реальность. Тишину первым нарушил майор:

— Как бы то ни было, как бы тут кто не бзде... переживал, надо думать, как обустроить жизнь! Здесь и сейчас! У меня есть план на такие ситуации. Правда, думаю, многие пункты этого плана сейчас нежизнеспособны. Но это не значит, что весь план негоден. На данный момент мы начали мобилизацию призывного состава на нашей территории и требуем такой же оперативности от наших белорусских соседей. Не думаю, что нам стоит по отдельности строить свою жизнь?

Он выразительно посмотрел на председателя, Вацлав кивнул.

— Итак. Со вчерашнего дня капитан Ещенко занят развертыванием линии предполагаемой обороны с созданием блок-постов, секретов и КПП, способных удержать проникновение нежданных гостей на нашу территорию. Там же по плану создаются мино-проволочные заграждения и очищаются сектора обстрела. По выходу с консервации мы можем создать капониры для БТР, что подымет мощь наших блок-постов на недосягаемую для семнадцатого века высоту. Для всего этого нам нужна техника и люди. Особые надежды у нас на ресурсы агрогородка и мобилизацию. Кроме того, наши ученые заняты решением проблемы обратного переноса нашего участка в более привычное для нас время.

— Вы собираетесь воевать со всем миром?

— Я собираюсь подготовить вверенную мне территорию для того, чтобы каждый гражданин на ней чувствовал себя в безопасности.

Все замолчали. Майор продолжил:

— Поэтому к вечеру первые принявшие присягу мобилизационные отряды из числа наших призывников займут периметр, а первый призыв вашей народной дружины должен явиться в казармы для переписи, построения, присяги и получения боекомплекта.

— Кому присяги?

— Российской федерации.

— Здесь такой нет. Московскому княжеству будем присягать?

Майор набычился:

— Вот, — он обвел руками вокруг. — Это и есть пока Российская Федерация. Будет такая необходимость, мы укрепим нашу прородину, Московское государство.

— Тебе — боярство, а нас в крепостные? — вскочил Комаровский.

Академики закивали головами. Такой перспективы никому не хотелось.

Майор сказал, как отрезал:

— Объединение русских земель под руку Московского князя — историческая необходимость. Наша задача при этом — сохранить свои права и свободу для людей. Хотя лично для себя я, например, другой перспективы не вижу, кроме как помочь молодому русскому княжеству выстроить сильное государство. И не важно — царь или... президент будет во главе!

— Не юли, майор. Не надо, — Вацлав погрозил офицеру толстым указательным пальцем с обгрызенным ногтем. — У нас, белорусов и русских, есть уже свое... это... образование. Союз! Пускай Союзу мои ребята присягают. А твои — кому пожелают. И там видно будет — под царя, короля или князя какого придется пойти. А лучше — своим умом жить до того, как ученые нас обратно возвернут!

— Не хотите по-хорошему — заставим силой!

— Ты и с нами воевать собрался? Много твоих солдат в наших стрелять будет? И в царские рабы каждый офицер и сержант рвется? — Вацлав выказывал неприсущую для своей внешности стойкость.

Майор осмотрелся. Вопреки его ожиданиям, поддержку ему никто активно не выказывал.

— Хорошо, — неожиданно согласился он. — Союзу, так Союзу! Пускай так и будет.

— И пускай представителей от всех сторон в штаб этот соберут. А не только военных и ученых!

Горбач и в этот раз согласился:

— Согласен.

Комаровский расплылся в улыбке, будто он только что самолично отстоял свою Брестскую крепость.

Рация на столе ожила, заморгав яркой лампочкой вызова.

Горбач нажал тумблер, включая громкую звязь:

— Горбач у аппарата.

— Товарищ майор, старший сержант Голота на проводе. Товарищ лейтенант у вас на совещании, я не могу доложить по инстанции, а дело не терпит.

— Что там у тебя, сержант?

— Тут... Эта... Делегация к нам.

— Какая, на хрен, делегация, сержант?

Голос сержанта замер на секунду и выпалил:

— Тут на окраину Лужков мужики на лошадях вылетели, попробовали коров колхозных угнать. Дружинники их попугали выстрелами. Те ответили. Постреляли минут пять, пока на помощь БТР не прилетел. После чего басмачи залетные отошли в лес, пошушукались и послали переговорщиков. Кричат, что они — люди какого-то Лисовского. Утверждают, что мы им провиант дать должны. Грозятся... И главного требуют.

Майор вздохнул:

— Пускай старшего с несколькими бойцами пришлют. Говорить будем.

— Так уже.

— Что уже?

— Выслали... Я ж говорю "делегация к нам"!

Майор повернулся к заседанию:

— Все свободны. Заседание расширенного совета штаба переносится на вечер, — и уже лично Комаровскому. — Ваших бойцов жду к 19:00!

Председатель кивнул.

Когда ученые и представители села покинули комнату, майор подозвал к себе капитана:

— Передай нашим, что при встрече с московскими отрядами они должны не открывать огня, а требовать старших на переговоры. Пускай говорят, что мы готовы войти в состав Русского государства.

Ещенко удивился:

— А председатель этот? Вы ж ему обещали.

— Да пошел он! Тоже мне — колхозники, а гонору, как у генерала. Пускай только присягу принесут, а там раскидаем между ротами — никто и пикнуть не посмеет. Если бы не такой недокомплект — я бы с ним и разговаривать не стал. А так — пускай пока в демократию поиграют.

Капитан покачал головой:

— Не правильно это.

Майор вспыхнул:

— Ты кому присягу давал?

— России.

— Вот и служи ей!

Глава 4.

Проблемы выбора.

1.

Пара чернодоспешных рейтар в сопровождении спешно высланного "Тигра" и пятеро потрепанных шляхтичей в компании милицейского УАЗика и джипа дружинников въехали на территорию базы почти одновременно.

Рейтары задержались у складов на окраине, шляхту встречал сам майор и большая часть тех, кто присутствовал на совещании. Не было председателя, уехавшего изыскивать обещанный наемникам овес и зерно.

Со стороны "какого-то Лисовского" выступал грузный дед с обвислыми усами на хитрой пропитой роже. Говорил он на вполне понятном русско-белорусском языке с невнятными вкраплениями. Один из ученых охарактеризовал их, как "корявая латынь", но видно было, что усач очень гордится своей "ученостью".

— С кем имею честь разговаривать? — Горбач стоял на крыльце комендатуры, возвышаясь над не слезшими с лошадей переговорщиками.

— Видно судьба совсем evanuit тебя, пан лыцарь, если ты приезжим гостям не чарку с закуской для respirium предлагаешь, а словно пойманных в хлеву татей допрашивать берешься?

Толстяк покачал головой, отчего усы его заболтались унылыми сосульками, и подбоченился:

— Я — поручник доброахвотницкой хоругви пана Кароля Лисовского, доброго наследника славной фамилии. Имя мое — Константин Катовский из Витебска, герба Бяла.

Горбач оглянулся на Шнорова, ожидая подсказки, что за "славная фамилия" такая у этого Лисовского. Историк зашептал:

— Был известный вояка у поляков. В рейды ходил в семнадцатом столет... лет пятьдесят назад.

— Против кого?

— Против всех. Сначала с нашими воевал, а помер где-то в Голландии. Наёмничал.

— Ага.

Майор повернулся к шляхтичам:

— И что здесь надо госп... пану Константину?

Толстяк слегка поклонился:

— Я так и не услышал, с кем честь имею?

— Майор Горбач Константин Николаевич. Мы — тёзки... Я — глава вооруженных сил данного городка. Это, — майор указал на ученых и участкового. — Представители гражданской власти. Итак...

— Так, — прервал толстяк. — Я не услышал герба вашего, пане добрадею. Да и "глава"? Это място приняло руку царя московского? Где мы, кстати?

Оборванцы вокруг толстяка хмурились. Ладони их лежали на рукоятках сабель (пистолеты у переговорщиков забрали еще на въезде, как ненужные для послов).

Горбач отметил, что эскорт литвинов в лице троих срочников с младшим сержантом во главе грамотно разошелся, не перекрывая друг другу обзор, и скинул автоматы.

— Так как, пане добрадею? Мы среди верных слуг государя нашего, Яна Казимежа, или в кругу врагов?

Толстяк слегка покачивался с носок на пятки. Грузность фигуры не обманула майора. Этот дед легко перемахнет пару метров, разделяющие их, и выхватит саблю быстрее, чем сам майор расстегнет кобуру. Майор пожалел, что помчался на встречу аборигенов сам, да еще прихватил с собой гражданских.

Горбач не спешил открывать рот.

Заговорил академик. Елсуков прокашлялся, слегка подвинул майора плечом, и шагнул к шляхтичам:

— Это земли герцога Курляндского.

Толстяк опешил на секунду, но быстро собрался:

— Какие курляндские земли в центре Витебского воеводства? Я тут каждый лесок знаю.

— Земли пожалованы еще прошлым королем... Владиславом, — академик услышал подсказку Шнорова. — За услуги Короне. А городок выстроил испанский гранд, которому герцог и продал ненужный клочок земли.

Толстяк закивал головой, будто соглашаясь с услышанной ахинеей:

— Король дарит частные земли, а усадьбу Вощинских и гнездо моего друга Михала Виргофа просто сносит в речку Мнюту? А вы, — толстяк ткнул пальцем в следивших за ним солдат. — Гишпанские рундашеры? Это же, — тычок в оставшийся на въезде БТР. — Элефант пердючий с пушкой из Вест-Индии?

Дед, похоже, глумился.

Академик пожал плечами и отступил обратно. Типа, сделал, что смог. Майору захотелось врезать ему в зубы. Мозгляки самовлюбленные! Всегда все испортят! Людей за стадо дебилов держат.

— Брехня, — выдал резюме один из шляхтичей.

Майор решился. Пора было определяться в глазах мира. В своих стрелков он верил:

— Это — царский городок. Воздвигнут по повелению царя... Романова...

Послы замерли.

И тут майор заметил, как подоспевшая на слухи о послах толпа лаборантов, клерков и ученых вклинивается между эскортом, взявшимся на цевье автоматов и послами. Рука дернулась к кобуре.

— Гыыыр! — заорал крайний из послов.

Пять сабель вылетело из ножен, вослед им торопливо защелкали предохранители автоматов. Охрана запоздала на самую малость. Пока подымались калаши, пока распихивались любопытные, шляхта пошла на прорыв.

Катовский рубанул саблей воздух там, где только что был академик. Елсуков с неожиданной для его возраста скоростью отпрыгнул за спины коллегам. В замахивающего по новой пана врезался участковый, не успевший достать табельный ПМ.

Стоявший справа от толстяка пожилой шляхтич одним движением выхватил и раскроил саблей голову профессору Чабанову и замахнулся на академика Харова. Капитан Ещенко, подскочив сбоку, снес его боковым ударом ноги.

Сам майор сцепился с тощим усачом, выступившим из-за спины Катовского. Ухватив шляхтича за кисть с саблей и за отворот кафтана, майор держал лезвие подальше от собственной шеи. Шляхтич дернулся, но бывший десантник сумел устоять. Усач прошипел сквозь зубы замысловатое ругательство и врезал носком ноги в коленку майора. От боли в глазах Горбача побежали слезы, хватка ослабла. Усач отпихнул руки противника и занес саблю.

Именно в это мгновение первый из солдат оцепления наконец-то открыл огонь.

Пули из калаша отбросили двух крайних литвинов. К первому стрелку подключился второй. Усач напротив майора охнул, схватился за грудь, крутанулся на месте, выгибаясь.

Стреляли все.

Ученые, майор с капитаном повалились на землю.

Солдаты шпиговали бывших послов.

Десять секунд над головами замершего на плацу майора с компанией грохотали автоматы, и слышался звон падающих гильз.

Внезапно все смолкло.

— Остановить стрельбу!!!

Горбач, убедившись, что приказ исполнен, медленно поднялся, отряхиваясь. Руки у майора дрожали.