Слишком много привидений

Тогда Рыжая Харя наклонилась и подала в открытое окно Люсину сумочку и пачку долларов, которые налётчик с ножом успел выгрести из моих карманов.

— Граждане пассажиры, — сказала Рыжая Харя голосом станционного репродуктора, — не забывайте свои вещи и не оставляйте их без присмотра.

— Да пошла ты..! — не выдержал я.

— Сейчас пойду, — нормальным тоном согласилась Рыжая Харя и протянула мне беленькую горошину. — Если хочешь, чтобы с твоей подругой было всё нормально, потри ей виски, а затем дай понюхать. — Она повернула голову к шофёру и приказала: — Шеф, жми на Островского, дом четыре!

И шеф "выжал" с места так, что меня вдавило в сидение. Невольно я обратил внимание на водителя. Он сидел неподвижно, как манекен, а его глаза в зеркальце заднего вида казались двумя плошками. Тоже один из моих "бесов", или это Рыжая Харя произвела на обыкновенного смертного столь "неизгладимое" впечатление?

Снадобьям Рыжей Хари стоило верить — на себе убедился, — потому, почувствовав, что белая горошина начинает таять, я натёр девушке виски. И правильно сделал, так как горошина тут же полностью испарилась.

— А куда это мы едем — Островского, четыре? — наконец сообразил спросить я.

Шофёр не ответил, молча, как автомат, управляя машиной на сумасшедшей скорости. И в глазах-плошках ничего не мигнуло, будто ни к нему обращался.

Зато Люся глубоко вздохнула и открыла глаза.

— Это мой дом. Я там живу.

Что меня больше всего поразило, сказала спокойным будничным голосом, словно в переулке у травматологической больницы ничего не случилось.

Глава седьмая

Четвёртый дом на улице Островского оказался одной из тех самых типовых панельных пятиэтажек, миллионы которых были понастроены в шестидесятые годы по всей стране и вполне заслуженно именовались "хрущобами" из-за чрезвычайно тесных комнатушек. Точно в таком доме жил и я. Шофёр въехал во двор и остановился у крайнего подъезда. Я помог Люсе выбраться из машины, затем склонился к водителю.

— Спасибо, — сказал застывшему манекену за рулём. — Сколько с меня?

Вместо ответа он рванул с места так, что меня чуть не прихлопнуло дверцей. При выезде со двора машину занесло, и я услышал из открытого окна такси отборный мат. Типа того, каким извращённым способом я, преждевременно рождённый сын чрезвычайно порочной самки из отряда собачьих, должен был свои, испражнённые вместе м человеческими миазмами, деньги дефлорировать в Рыжую Харю. Всё-таки шофёр оказался не зомби, а обыкновенным русским человеком. И реагировал на трансцендентные шуточки в соответствии с менталитетом.

— Вот ты и дома. — Я протянул Люсе сумочку.

— Что? — переспросила она, безуспешно пытаясь непослушными пальцами привести в порядок разорванную юбку. Получалось у неё плохо: движения были заторможенными и неуклюжими. Не столь уж чудодейственным средством оказалось снадобье Рыжей Хари. Ничем не лучше транквилизатора.

Люся шагнула к подъезду, пошатнулась, я поддержал её под локоть.

— В какой квартире живёшь?

Она посмотрела на меня долгим взглядом, соображая, что я сказал.

— Восьмая, второй этаж...

Честное слово, шкафы таскать по лестничным пролётам проще, чем вести девушку в полубессознательном состоянии. Хотя, не скрою, обнимать за талию податливое тело было приятно.

Самостоятельно открыть дверь она тоже оказалась не в состоянии. Я нашёл в сумочке ключи, открыл дверь. Квартира была точной копией моей — небольшая однокомнатная клетушка, только планировка зеркальная.

— Сейчас заварю чай, — сказал я, усадив девушку на табуретку в кухне. — Попьёшь, станет легче, и будешь бай-бай.

Никаких глупых мыслей в голове не было. За сегодняшний день я и сам порядочно вымотался, потому и решил, как только напою её чаем, тут же ретируюсь. До моего дома отсюда минут пятнадцать ходьбы.

Пока закипал чайник, я порыскал по навесным шкафчикам. Нашёл и чай в металлической коробке, и, как надеялся, аптечку. Коробку поставил на стол, взял из аптечки ампулу нашатырного спирта, раздавил, смочил ватку и повернулся к Люсе.

Девушка сидела на табурете, привалившись спиной к стене, и была похожа на забытую в песочнице куклу. Ноги бесстыдно раскинуты, руки висят, голова запрокинута и повёрнута вбок. Рот чуть приоткрыт, глаза бессмысленно смотрят в никуда.

Я шагнул к ней, протёр ваткой виски, поводил под носом.

Она встрепенулась, вяло замотала головой.

— Не надо...

Я снова провёл ваткой под носом.

— Не надо... — захныкала она как ребёнок, неуклюже отмахиваясь.

Когда я попытался ещё раз поднести к её лицу ватку, она перехватила мою руку.

— Не надо... Мне уже лучше...

— Вот и хорошо, — сказал я. — Пойди, умойся холодной водой.

— Д-да... — запинаясь, согласилась она и с трудом поднялась.

Пока в ванной шумела вода, я ополоснул заварной чайник, засыпал гранулированный чай, залил его кипятком, окутал чайник полотенцем и стал сервировать стол. Чашки, блюдца, ложки, сахарница...

— В холодильнике сыр, масло... — услышал слабый голос девушки и поднял голову.

Люся стояла в проёме кухонной двери, прижимая к синяку на скуле мокрое полотенце. Стояла босиком, на ней был коротенький махровый халат. Совсем иное впечатление, чем пять минут назад, когда она сидела на табурете, производили её голые ноги. Тогда Люся ничего, кроме жалости, не вызывала, а вот теперь...

— Есть хочешь? — спросил я, поспешно переводя взгляд с её ног на лицо.

— Приготовь... — попросила она и ушла в комнату.

Я открыл холодильник, достал маслёнку, пакет с сыром... И тут услышал, как в комнате мультипликационными голосами забубнил телевизор.

"Вот, чёрт! — в сердцах выругался. — Только этого не хватало!" Оставалось надеяться, что, пока я на кухне, с телевизором никаких шуточек твориться не будет. Но надежда была весьма призрачной.

Готовя бутерброды, я прислушивался. За две минуты Люся перебрала пять ночных каналов, и мне это очень не понравилось. Похоже, мои опасения сбывались.

Быстренько покончив с приготовлением бутербродов, я вошёл в комнату. Люся сидела в кресле, обеими руками держала перед собой пульт управления и то и дело щёлкала им, нацелившись на экран. Небольшой телевизор стоял в углу на письменном столе и мигал программами. Единственным, что не менялось, был мультипликационный красный краб, который, явно издеваясь над Люсей, резвился, выпрыгивая из экрана на столешницу при очередном переключении, а затем снова впрыгивая в кадр. При этом переполох в ночных программах он вызывал нешуточный, словно многосерийные мыльные оперы крутились "в живую", а не были сняты в Латинской Америке как минимум два десятка лет назад.

— Испортился, — не оборачиваясь, сказала Люся. — На всех программах один и тот же дурацкий мультик...

— Люся, — сказал я, загораживая экран, — идём ужинать.

— Погоди, — возразила она, — сейчас переключу...

— Люся, — настойчиво повторил, — чай стынет.

Затем отобрал пульт управления и поднял девушку с кресла за локти.

У меня возникло странное ощущение, что с экрана телевизора кто-то смотрит мне в спину тяжёлым изучающим взглядом. Я щёлкнул клавишей на пульте, экран погас, но ощущение пристального взгляда в спину осталось.

— Идём ужинать.

— Но как же... — Люся попыталась глянуть на телевизор через моё плечо.

И тогда я не придумал ничего лучшего, как охватить её голову ладонями, повернуть к себе лицом и поцеловать. Она не ответила на поцелуй, но и не вырвалась. Оцепенела в моих руках, и только сердце забилось часто-часто. Как тогда в больнице, у двери лифта, отвозившего Владика из операционной в реанимацию.

Я отпустил Люсю. Она смотрела на меня снизу вверх широко открытыми глазами и молчала. А затем стала медленно-медленно приподниматься на цыпочках...

Часов в десять утра в мою комнату заглянул шеф.

— Рома, — сказал он, — через час к нам приедет очень крутой заказчик, подбери для него два компьютера, два лазерных принтера, один цветной, сканер, модем... ну, в общем, всё, что посчитаешь нужным для добротной системы. Но всё самое крутое, как и заказчик. Составишь калькуляцию, торговую наценку поставишь двадцать процентов.

— Пал Саныч, а почему не тридцать, если заказчик такой крутой?

Шеф покачал головой.

— Именно потому, что уж оченно крутой! — мудро заметил он. — Да, затем поедешь к нему на дачу, установишь аппаратуру, согласуешь и проверишь систему в работе.

Где-то в полдень на фирме появился господин Популенков. Невысокий, упитанный, пышущий здоровьем и довольством жизнью. Сопровождали его двое телохранителей, этаких громил, для которых проще металлические прутья бантиком связывать, чем два слова.

— Евгений Петрович, это наш наладчик, Роман, — представил меня шеф. — Ты подготовил калькуляцию? — обратился он ко мне.

Я протянул бумажку. Господин Популенков на неё и не глянул.

— А там это... чтобы с видеокамеры в компьютер переносить, учтено? — спросил он. Видимо, насчёт "связывания" слов он не далеко ушёл от своих телохранителей. Однако колючий взгляд маленьких глаз говорил о том, что человек он отнюдь не простой.

— Для такой операции необходима спецаппаратура. — Я вопросительно посмотрел на шефа. Был у нас на складе комплект, заказанный местной телестудией. — Она вам очень нужна?

— Ага. Сынок просит. Говорит, фильмы снимать будет.

Шеф кивнул. Значит, местной телестудии придётся недельку-другую подождать, пока мы из столицы ещё один комплект привезём.

— Нет проблем, — сказал я. — Если очень надо, организуем в лучшем виде.

Покопавшись в прайс-листах, я внёс исправления в калькуляцию, распечатал её на принтере и подал заказчику.

На сей раз господин Популенков глянул на графу "Итого", и его брови подскочили.

— Солидно!

— Так и фирма у нас солидная, и заказчик соответствующий, — отшутился шеф.

— Надеюсь... — пробурчал Популенков. Как видно, ему не очень понравилось, что шеф нашу фирму и его лично на одну доску поставил. Он повернулся к телохранителям. — Значит, это... — Его взгляд задержался на громиле слева. — Ты, Викентий, поможешь аппаратуру погрузить и на дачу доставить. Ну и это... соответственно.

На этом "этом" господин Популенков и отбыл, никого не удостоив на прощание взглядом. Ох, и прав был шеф насчёт двадцатипроцентной наценки! Может, в душе сейчас и пожалел, что не десять процентов запросил.

Со мной остался громила Викентий. Однако и имечко для такого "шкафа". Наверное, родители, нарекая чадо, мечтали о его артистической карьере, а вышло вот такое вот чёрт-те что.

На складе я в одиночку загрузил заказанную аппаратуру в пикап — Викентий, вопреки указанию господина Популенкова, и пальцем не пошевелил, чтобы помочь, — и мы поехали.

Погода выдалась не по-майски жаркая, и встречный ветер, врывавшийся в окно, не приносил облегчения. Синоптики на сегодня предсказали грозу с градом, но на небе не было ни облачка.

Мы выехали за город и помчались по магистральному шоссе на юг. Здесь, километрах в пятнадцати от города, на берегу пруда в Павловой роще раскинулся элитный дачный посёлок. Некогда Павлова роща была одним из любимейших мест отдыха горожан Алычёвска в выходные дни, в летнее время сюда ходил автобус, и строить частные строения в пределах зоны отдыха запрещалось. Тем более, что восточный берег и половина рощи являлись территорией Ботанического сада. Однако времена меняются, и власти города, под видом "пополнения" городского бюджета, стали продавать земельные участки на берегу озера под застройку. Пополнился городской бюджет, или нет, сказать трудно, но частные трёх-, а то и четырёхэтажные особняки стали расти в Павловой роще как грибы.

При съезде с разбитого магистрального шоссе на прекрасную бетонку, ведущую к дачному посёлку, стоял милицейский пост, но Викентию было достаточно выглянуть в окно и помахать рукой, чтобы нас беспрепятственно пропустили.

Дачный посёлок усиленно застраивался. На крайних участках строители развернули кипучую деятельность, а дальше, к центру, многие дома были уже готовы и обжиты.

Трёхэтажный особняк господина Популенкова как раз заселялся. Человек пять грузчиков из мебельного салона распаковывали во дворе контейнеры и заносили в дом гарнитуры. Руководила заселением госпожа Популенкова, дородная женщина, по своей комплекции под стать супругу, но в отличие от мужа весьма бойкая на язык. Узнав, кто я такой и что за груз привёз, она тоже подрядила мне в грузчики Викентия, но на сей раз ему отвертеться не удалось, и я, помимо своей воли, нажил в его лице врага.

Ну и чёрт с ним, подумал я. Мне с Викентием водку не пить. Первый раз видимся, надеюсь, и последний.

В обширной комнате на втором этаже, куда мы перетащили оборудование и установили коробки на новую офисную мебель, было жарко и душно.

— Можно включить? — спросил я у Викентия, увидев кондиционер.

— Не положено, — мстительно пробурчал он, будто это я был виноват, что он вместо своей "высококвалифицированной" работы исполняет роль грузчика.

— Тогда надо окно открыть, иначе аппаратура может выйти из строя, — с умным видом сказал я.

Викентий наморщил лоб и долго думал. Плевать ему было на аппаратуру, решающим аргументом, скорее всего, стало то, что и ему в качестве надзирателя пришлось бы торчать в душной комнате. Он молча подошёл к окну, поднял жалюзи и распахнул окно. И я с изумлением увидел, что снаружи оконный проём забран решёткой из толстенных прутьев. Вот тебе и дача с видом на озеро... Неужели господин Популенков сидел в тюрьме и из ностальгических чувств по лихой юности заказал на окна решётки? А по виду весьма респектабельный бизнесмен...

Честно говоря, открытое окно облегчения не принесло — снаружи было не менее душно, — и мне пришлось довольствоваться лишь моральной сатисфакцией. Часа два под бдительным присмотром Викентия я настраивал аппаратуру, инсталлировал программы, согласовывал сеть. Удивило то, что отпрыск господина Популенкова так и не появился, хотя, со слов папаши, именно для него всё и покупалось. Врал господин Популенков, сам "кино" собирался снимать. Умелыми руками с помощью этого оборудования можно так порнографический фильм перекроить, что в качестве сексуального партнёра будет выступать твой самый отъявленный враг. Или преданный друг. Что, впрочем, в среде нынешних деловых людей одно и то же.

Уже заканчивая работу, я почувствовал, как из окна потянуло прохладой. Оглянулся и удивился. Заработался так, что перемены погоды не заметил. Небо заволокло плотными серыми тучами, вдали погромыхивало. Надо же, не ошиблись синоптики, в кои-то годы верно погоду предсказали!