Хроники Миона

— А ты никогда не искала легких путей, — уныло согласился Тарек. — Но, что бы ты ни выбрала, знай, что рядом с тобой есть один надёжный и преданный человек.

— Только один? — улыбнулась Тин. — Ну, видимо, больше я и не заслуживаю.

Парень опять рассмеялся, но его смех оборвался в ту же секунду, потому как его тяжелые сапоги, заскользив по белой тропке, врезались друг в друга и заставили своего хозяина потерять равновесие. Тинайа попыталась чем-то помочь парню, но добилась только того, что рухнула вместе с ним.

— Кстати, Тин, — хитро сказал Тарек, глядя на звездное небо и не делая попыток подняться, — а я всё-таки был прав.

— Поясни! — потребовала та, вставая на ноги.

— Ты всё-таки умеешь плакать!

Издав шуточный рык, упырица бросилась на хохочущего парня и засыпала его свежим снежком. Тот вырывался и отплевывался, но девушка завела ему руки за спину, уселась на него, как на трофейного жеребца и победно возгласила:

— Упыри — не плачут!

Бой догорал. Чудовищные жернова бессмысленного сражения перемалывали жизнь за жизнью с равнодушием кухонной утвари. Люди были обречены и знали об этом, но многие поколения предков, не знавших иного пути, кроме воинской чести, бросали их на встречу смерти, улыбаясь вместе с ними.

Хильдибранд отчаянно рубился, зная, что заберет с собой немало врагов. Изящные, вычурно-раскованные эльфы были похожи на их клинки, сверкающие серебряными молниями со скоростью, недоступной человеку. Вернее, обычному человеку. Но только не Хильдибранду. Его топор описывал почти невозможные фигуры, каждым движением даря смерть.

Он шел сквозь вражеские порядки, словно сквозь воду, лишь немногим медленнее обычного шага.

И только один единственный человек мог сравниться с ним в этом.

Почти такой же изящный, как и его противники, невероятно быстрый, с цепким, замечающим малейшее движение взглядом. И очень молодой. Совсем еще мальчишка! Это был его первый настоящий бой и веселая, не рассуждающая ярость пела в его крови, заставляя забыть о смерти и обреченности. Да и не было для них места в затопленном яростью сознании. Там ни для чего больше не было места.

Лофт двигался молниеносно, оказываясь то справа, то слева от вождя, но неизменно держась рядом. Тут было его место! В самой гуще боя, прикрывая спину отца. Лучшего из воинов!

Этот эльф оказался слишком быстр. Или Бог отвлекся от каких-то своих дел и вспомнил, что его подопечные гибнут сейчас, сражаясь за его заветы, и решил подарить победу именно ему в назидание другим.

Но катана легко вспорола человеческую плоть и поспешила дальше. Ее хозяин даже не повернулся посмотреть, жив ли противник. К чему? После таких ударов не выживают, а его внимания требовал сейчас более достойный соперник. Сам человеческий вождь! Важная добыча! И какая опасная! Это вам не мальчишка, возомнивший себя воином! С этим можно драться вот так, глаза в глаза, получить удар в предплечье, такой, от которого останется на память шрам, и почувствовать удовольствие, когда мужчина ткнется лицом в кровоточащую землю чтобы больше не встать. Или нет? Жив? Ну что ж, так даже лучше.

И поверженный вождь восставших против эльфов воинов будет лежать еще несколько долгих часов лицом к лицу со своим мертвым сыном, так и не позволив себе стона боли, что сильнее привычной боли тела.

— Лофт!

Хильдибранд сел на кровати старательно разгоняя остатки кошмара. Вот уже столько лет он не видел того боя. Отчего же сейчас, когда все идет хорошо? Зачем сейчас?!

Неужели вид этого эльфа разбередил старые, уже казалось закрывшиеся раны? Но почему так? Почему ему — вождю воинов так больно видеть страдания этого отродья эльфов? Сколько он убил их?! Скольких пытал, собственноручно добывая нужные сведения о новых, невиданных доселе врагах?! Почему этот служитель нимфы заставляет чувствовать себя последним подонком?

Не потому ли, что в сжатых его губах, в яростных и одновременно умных эльфийских глазах, в злых, глумящихся фразах видятся ему совсем другие черты?

Хильдибранд зло ударил кулаком по стене, отчего в камне образовалась небольшая трещина.

Нет, сегодня ему уже уснуть не удастся, да и рассвет уже близится. Скоро подойдут торговые суда людей, контроль же за процессом обмена товарами вождь не доверял никому.

Поддавшись внутреннему порыву, орк прикрепил к поясу боевой топор и широким шагом вышел из дома. Путь до темницы казался одним мигом по сравнению со временем, что вождь простоял у каменной двери. До чутких орочьих ушей доносилось два голоса — мужской и женский.

Мужской принадлежал самому пленнику, а женский... Льеста?

— Я отвлеку... Льеста, беги отсюда... корабль... спрячься в трюме!

Слабый голос эльфа дрожал, как тень от маленького огонька тлеющей свечки, колеблемого ветром. Ардалион с каждым днем слабеет, сходит с ума, но все же пытается спасти ту, что причиняет ему боль если не явственным запахом смерти и отчаяния, присущим всем некромантам, то холодным спокойствием к его просьбам.

Орк вдохнул глубоко, чтобы приглушить боль внезапно нахлынувших воспоминаний, словно огромная волна остро наточенных ножей взметнулась над нелепой и смешной в своих метаниях крепостью и... разбилась вдребезги о застывшее сердце воина. Не время сейчас для скорби и мести.

— Наставник ещё имеет виды на твою привязанность ко мне, — презрительно отозвалась из темницы Льеста. — Вернее, к прошлому, которое нас связывало. Теперь твои чувства и слова — это только орудие пытки, которое ты нам безвозмездно подарил. Которым сам себя ежесекундно истязаешь. Впрочем... Может, мы с тобой ещё общаться будем. Позже, когда твое мнение о некромантах полностью изменится.

Женские каблучки процокали по пропитанному кровью каменному полу и затихли где-то вдалеке от мертвых подвалов. Ардалион же остался один в этой безумной тьме.

Она звала его, манила далекими возможностями, требовала подчиниться и безжалостно хлестала по сознанию невидимым бичом, отчего у эльфа помимо воли вырывался стон.

А ещё — голоса. Они были везде. Витали меж каменных стен, свободно проскальзывая под закрывающие уши ладони, шептали и причитали что-то внутри него самого, не давая ни секунды передышки. Они плакали, смеялись, они звали его куда-то, угрожали ему... голоса, голоса, голоса...

И ничего больше. Ни звука, ни шороха, ни луча света.

Он сошел бы с ума, если бы мог. Но эльфы не сходят с ума.

Он бы умер, если бы мог. Но был прикован к стене, без всякой возможности предпринять хоть что-то.

Он понятия не имел, сколько уже находится здесь и что с ним происходит. Хотя как раз последнее было не так уж важно. Результат он себе примерно представлял. Перед глазами до сих пор стояло ее лицо. Холодное, равнодушное, безразличное лицо некромантки.

Свет резанул по глазам, но эту боль он принял как благословение, ведь на те мгновенья, пока она длилась, голоса замолкли, давая передышку.

— Жив еще?

Орк закрепил факел в кольцо на стене и внимательно присмотрелся к развешенному на стене эльфу.

Выглядел тот жутковато. Израненное тело словно потеряло все краски, превратив некогда идеальное существо в бледный призрак в бурых пятнах. Но это было бы еще полбеды. Выросший в семье воинов Хильдибранд видел еще и не такое.

Пугали же глаза эльфа. Больные, горящие глаза полубезумного существа. Он приходил сюда уже трижды, и каждый раз впечатление становилось ещё хуже. Ардалион погружался все глубже, увязая в тенях и исчезая из этого мира.

Но он все ещё держался! Из последних сил цеплялся за остатки собственной личности, не позволяя себе отдаться такому манящему безумию. Что ж, Хильдибранд не знал, каков эльф в драке, но эта его битва за свой народ вызывала уважение.

— Вижу, жив. Это хорошо. Не знаю, понимаешь ли ты меня, но все же я скажу. Если ты умрешь здесь, то тебя похоронят как воина. Если тебя это интересует, конечно.

— Бесчестные... твари... — будто выталкивая из себя каждое слово, хрипло ответил эльф, повесив голову и даже не смотря на орка. — Проклятое... отродье... мертвых богов...

Вождь только скривился, оставив реплику без ответа, и вышел, предоставив голосам и дальше измываться над беспомощным пленником.

А те только того и дожидались! На эльфа обрушился такой поток, словно за время вынужденного молчания, его незримые мучители успели сбегать за подкреплением, стремясь массой задавить непокорную жертву.

И только на том месте, где только что стоял орк, голосов не было. Ардалион и сам не очень-то понимал, откуда знает это, просто чувствовал изрезанной ритуальным ножом кожей этот островок блаженной тишины. И еще странное ощущение. Будто бы его ушедший пленитель оставил здесь свою тень. Или... что-то другое. Невидимое, но ясно ощутимое.

В абсолютной тьме каменного мешка, куда Фроди засунул эльфа для окончательной трансформации, вдруг наметилось некое подобие движения. Только на грани видимости, но самое настоящее движение.

— Так вот ты какой?

Голос был так же мертв, как и остальные, но звучал отчетливо, не сливаясь в общий хор.

— Да, он прав... что ж, могу забрать тебя отсюда... Хочешь? Идем со мной...

— Куда? — отвечать было глупо, но ужас ледяными струями разлился по коже, заставляя говорить... да все, что угодно, лишь бы чувствовать, что еще жив.

— Домой. Ты ведь так давно туда идешь... я провожу тебя.

— Убирайся в свой ад, призрак!

— Я не призрак, — ощущение присутствия стало почти физическим, и в лицо ударил запах шерсти, — я покажу тебе.

Перед глазами все закружилось, время покорно опустилось на колени перед, возможно, самым древним существом в этом мире. Сколько продолжался лихорадочный бег мыслей — мгновенье или вечность, — Ардалион так и не понял.

"Как я попал сюда?" — это был первый вопрос, пришедший на ум эльфу.

"И куда это — сюда? — был второй вопрос. — И кто он сам, раз уж на то пошло?"

Так. Стоп. Начать стоит с конца. Он — эльф. Его имя — Ардалион. Пожалуй, это была вся информация, поддающаяся воспоминанию. Откуда он взялся на этом залитом солнцем лугу, непонятно. Лугу? Сейчас же зима!

О! Зима! Еще одно воспоминание!

— Ну, вот и ты.

Обернувшись на эти слова, благородный эльф ошарашено замер, пытаясь понять, он ли сошел с ума, или же это чья-то странная шутка. Прямо перед ним на пригорке сидел огромный волк. Просто сидел, глядя прямо в лицо собеседника.

Собеседника? Говорящий волк!

— Пойдем-ка, нечего здесь стоять. Этот луг не поможет тебе, только выпьет оставшиеся силы.

Как ни странно, первое удивление прошло, и Ардалион понял, что верит этому странному существу. Безо всякой причины. Да и луг этот... солнечная истома звала прилечь на травку, закрыть глаза, уснуть... И не проснуться. Уж лучше пойти с волком!

Они двинулись по едва заметной тропке среди высоких трав и пьянящих цветов, красоте которых позавидовали бы и прекраснейшие из роз.

Влажную прохладу эльф почувствовал кожей, и в следующий миг перед ним открылось совсем небольшое озеро. Чистейшее, издалека видно, что холодное, рожденное подземным ключом. Против воли эльф ускорил шаг, но у самой кромки воды был остановлен заступившим ему дорогу волком.

— Подожди. У тебя будет всего одно мгновенье, затем ты вернешься, откуда пришел. Но ты должен успеть увидеть! Так что не вздумай проморгать откровение!

И Ардалион шагнул к безупречной глади. Просто шагнул, позабыв спросить, что за откровение и куда же он вернется. Да и вообще, позабыв обо всем на свете!

Он успел бросить на зеркальную гладь лишь один взгляд. И увидеть свое отражение. И возмутиться чудовищному розыгрышу. Потому что ничем иным это быть не могло.

С безмятежной поверхности воды на него смотрел человек.

Красивый человеческий мальчишка лет семнадцати. Взъерошенные смоляные кудри, тонкие, не по-человечески изящные черты лица, почти хрупкое, несмотря на несомненную мужественность, телосложение.

И смертельная рана через всю грудь.

Мир померк, выбрасывая незваного гостя назад, в темноту подземелья орков, оставляя эльфу лишь смутный намек на воспоминание о виденном. Не сейчас. Теперь он нужен голосам. А видения пусть пока спят в самом темном углу эльфийского сознания.

Удачно протекающая ярмарка производила примерно столько же шума, сколько понадобилось бы набату для скорейшего уведомления селян о пожаре. Самые разнообразные лавки и помосты располагались в хаотичной последовательности, так что можно было, купив набор топоров, тут же любоваться выступлением скоморохов. Хотя такое расположение вполне оправдано, потому как Тинайа только поморщилась их выступлению. За такой скучный спектакль актерам и обухом по башке дать не грех.

Ещё раз поправив скрывающую лицо маску, девушка от нечего делать прошла еще несколько лавок и застыла в изумлении. Эльфийский жеребец в занюханном ярмарочном загоне смотрелся так же, как и королевская диадема в куче коровьего дерьма. Вокруг благородного скакуна собралась приличная толпа, однако никто не решался спросить цену жеребца. Хотя сомнительно, нашлась бы такая сумма в закромах обычных неизбалованных селян.

Однако Тин все же решила полюбопытствовать.

— Эй, малец! — свистнула она пареньку по ту сторону забора. Однако тот на крики не обращал внимания, будучи поглощенным благородным искусством малевания. То есть, корябал что-то угольком на листочке. — Э-гей! Парниша! Почем коня отдаёте?

— А? Что? — тот поднял голову, и Тин поняла, что ошиблась. Это была шустрая девчонка лет шестнадцати, только волосы её не сплетены в косу, а коротко обрезаны и торчат в разные стороны. — Коня хотите купить? Так это вам к дяде Бугру, это он у нас золото считает.

— А пощупать его хотя бы можно?

— Пощупать? — рассеяно переспросила девчушка, вновь склонившись над своим шедевром. — Пощупать можно, только недолго, он нервничать начинает, ага...

Услышав разрешение, толпа подалась вперед, однако Тинайа оказалась быстрее и ловче. Она проскочила через дверцу загона до того, как кто-то ее обогнал, и перекрыла вход. Конь настороженно покосился на вошедшую и начал нервно помахивать хвостом.

— Какие мы нервные... — пробормотала Тинайа, осторожно подбираясь к удивительному жеребцу. Тот, чувствуя перед собой весьма заинтересованную нежить, возмущенно фыркнул, однако не испугался. Видимо, частенько хозяин водил его на знакомство с упырями.

— Эй, не бойся, я тебя не укушу! Я добрая, хорошая вегетарианка. Мяса не ем, животных не убиваю... Ты ведь веришь мне? Веришь? А можно я дотронусь до твоего носа? Совсем чуть-чуть, одним пальчиком, обещаю!

Однако девушка, видимо, во время уговоров пересекла невидимую черту, потому как в следующий момент конь взвился на дыбы и чуть было не отходил копытами чересчур любопытную упырицу. Тинайа упала на мерзлую землю и тут случилось нечто такое, о чем неоднократно предупреждал ее предусмотрительный Тарек. Маска не выдержала напора гнева разъяренного жеребца и беззвучно соскользнула с лица. На миг вокруг загона установилась тишина, которую вспорол будто острием справедливой лесты знакомый звонкий голосок: