Молох Империи, книга 1 Песчинки в жерновах

— Соричта — подходящая кандидатура.

— Согласен. Я знаю Соричту как надежного делового партнера. А эфором промышленности?

— Думаю у Вернера больше всего шансов.

— Согласен, хотя мало что знаю о нем, но ради консолидации... Какую миссию вы хотите возложить на меня?

Канадинс изучающе посмотрел в глаза Кагеру и поставил пустой бокал на столик.

— Постарайтесь склонить к нашему решению всех друзей вашего отца. Сделайте их вашими по возможности.

Оба союзника встали и крепко пожали друг другу руки. А впереди была еще целая бальная ночь.

* * *

— Жаль, жаль, мой молодой друг, — граф-текронт Этквинер сделал большой глоток из винного кубка. — Да, да, мне жаль, что вы погостите у меня так недолго.

Виктор развел руками.

— Время меня поджимает. А мне еще предстоит много встреч. Увы!

Замок Этквинера, располагавшийся в заповедной зоне планеты Анна, мог посоперничать роскошью наверное только с дворцом самого императора. Так показалось Кагеру, когда он очутился внутри его стен. Чего здесь только не было! Беломраморные стены, вдоль которых тянулись анфилады золотых статуй и бюстов; барельефы из нефрита и золота; воинственные и эротические фрески; гобелены; оранжереи полные экзотических цветов и деревьев среди которых беззаботно обитали не менее экзотические существа; вычурные фонтаны, вода в которых под действием гравитационных полей принимала облик движущихся существ древних мифов; залы охотничьих трофеев; отполированные до зеркального блеска мозаичные полы. И прочее, и прочее, и прочее.

Хозяин замка стал очередным текронтом из числа отцовских друзей и союзников, которого Виктор посетил за последнее время. Сразу после обильной трапезы, во время которой шла в основном ничего не значившая светская беседа, Этквинер пригласил гостя в свои покои, чтобы продолжить беседу в приятной обстановке. Очень скоро обнаружилось, что 'приятная обстановка' — это виноизлияния под музыку и танцы восьми весьма миловидных рабынь. Их одежда состояла скорее из намека на таковую.

Этквинер потягивал вино, возлежав на множестве подушек покрывавших низкое ложе. У его ног разлеглись взрослые долагмарды — здоровенные читырехлапые хищники с похожими на кошачьи мордами, имеющими очень длинные острые уши. Их огненно-красная шерсть была тщательно вымыта, отчего при каждом движении переливалась золотистыми оттенками. В природе долагмарды были быстры, хитры и необычайно гибки — лучшие качества хищников. А у этой парочки с раннего детства воспитали совсем не свирепый норов. Однако Кагер чувствовал себя рядом с ними не совсем уютно, особенно когда ноги касался длинный пушистый хвост.

Виктор оставил золотой кубок изготовленный в виде головы о четырех лицах. Его восхищенным вниманием завладели плавные, полные чувственности движения танцовщиц. У старого развратника Этквинера был отменный вкус на женщин. Сам он был уже почтенным стариком, хотя держал себя в форме и неплохо сохранился.

— Охо-хо, — досадливо пробурчал Этквинер. — Все-то у вас молодых дела. Все куда-то спешите, торопитесь, как будто не знаете что жизнь еще ведь целая впереди. Оно конечно правильно — кому сколько отмерено, кто успел, кто не успел... Только все равно не стоит гнаться за эфемерными миражами. Миражи, мой молодой друг, они и есть миражи. Надо прочувствовать каждый прожитый день. Людям нашего круга сами Боги велели быть сибаритами.

Кагера удивляло, что огромное количество выпитого никак не отразилось на этом старом сибарите. Спиртное только подстегнуло его словоохотливость. Подумав над последними словами текронта, Виктор никогда не согласился бы с ними по банальной причине — скука. Жить как Этквинер для него не было жизнью, а прожиганием ее. Ведь у него столько устремлений, столько планов. Как можно было выбросить себя из водоворота жизни, отдавшись лишь услаждению собственного тела? Нет это решительно не для него!.. Потом к Виктору пришла мысль, что в нем играет вино. На трезвую голову слова старика он пропустил бы мимо ушей.

— Вы мне очень напоминаете вашего отца, — продолжил Этквинер размеренно произнося каждое слово. — Я помню его еще молодым, я ведь намного постарше его буду. Узнаю в вас его задор, его настойчивость и целеустремленность, бушующую энергию... Да-а, были времена... В моем-то возрасте больше воспоминаниями живут, ушедшими страстями. Я уважал и даже любил Валерия. Хотя и не всегда понимал его. Вот например его политика по рабовладению. Не стану вас утомлять своей философией, лучше посмотрите на этих чудесных нимф. Как они милы! И у них есть все что они пожелают, любые развлечения, изысканные кушанья, превосходные апартаменты. А подай я им свободу и что с ними будет? Их красота увянет, когда они будут вынуждены зарабатывать гроши на пропитание. Или того хуже — пойдут на панель, чтобы пропустить через себя тысячи самцов. Конечно, они могли бы выйти замуж, но тут столько всяческих препон... Заверяю вас, они счастливы, если даже думают наоборот.

'А их ты спросил?' — подумал Кагер раздраженно. И чтобы скрыть раздражение, он вновь взялся за кубок.

'По крайней мере ты видишь в них человека, а не вещь какую-то. В империи много найдется таких, что и тебя никогда не поймут'.

— А не будь их, что мне прикажите делать? — спросил Этквинер. — Моя неверная жена уже давно перешла в мир иной. А они — моя отрада. Но это частность, так сказать. В остальном Валерий был мне понятен и симпатичен. А главное, я ему обязан. Поэтому я всегда считал его своим другом и в делах, и в политике.

— Я знаю, мой отец питал к вам те же чувства. А мне говорил, что на вас всегда можно смело положиться.

Этквинер довольно улыбнулся.

— Я рад услышать такую оценку... Дружба наша — давняя, еще с ассакинской войны. Два моих сына тогда воевали под его началом после хорского 'котла', устроенного нашим чужаками. Мои сыновья тогда оказались в окружении. А ваш отец сумел под самым носом захватчиков перебросить в район Хорса линкоры Канадинса, который в то время был адмиралом — одним из многих, но уже известным и талантливым. Так вот, Валерию удалось 'прогрызть коридор' в полной блокаде Хорса и эвакуировать гарнизон базы и поредевшие эскадры. Теперь у меня уже одиннадцать правнуков.

Этквинер посмотрел в опустевший кубок и собственноручно наполнил его из натурального керамического кувшина.

— Так что, дорогой Виктор, я не стану затягивать свой ответ. Дам его прямо сейчас: я принимаю ваше предложение. А еще скажу, что и сам недолюбливаю Иволу и всех его протеже. Он — высокомерный эпигон, который не хочет признать, что империя постоянно обновляется и мы уже не можем жить как при Улрике I. Уклад жизни наших предков диктовался совсем другими факторами. Да и Савонарола в последнее время что-то опаршивел. А ведь я помню эфора разведки другим. Он много сделал полезного для империи.

— Боюсь, что не разделяю вашего мнения о Савонароле. Лучшее, что он может сделать для блага империи — подать в отставку.

— Да-а, чему не бывать тому уж и не быть. Добровольно от поста эфора еще никто не отрекался.

— Есть еще один вопрос, — Кагер подождал пока Этквинер оторвется от кубка, — вопрос, который я хотел бы сегодня затронуть.

— Слушаю.

— Это уже из области не политики, а наших деловых отношений. Я хотел бы увеличить закупки вашего оборудования для моих новых заводов. Прежде всего меня интересуют силовые прессы, все виды станков и промышленных роботов.

— Зачем вам столько? Не перестаю удивляться, ведь все это вы производите у себя в секторе. 'Опетские Киберсистемы', 'Шерол Индустри', 'Владивостокский Индустриальный Концерн' и ряд других промышленных монстров.

— Мои аппетиты растут, — Виктор улыбнулся.

— Ох! Завидую я вашим аппетитам. Что ж, ваши желания ведут к нашей обоюдной выгоде. Мы обсудим все это сегодня же за ужином. Вы останетесь на ужин, не так ли?

— Разве я смею отказаться от вашего искреннего гостеприимства?

— Вот и чудесно. А то мне, старику, и пообщаться иной раз не с кем... Кстати, передадите от меня приветы нашим общим друзьям.

— Непременно.

— И что-то я еще хотел сказать... Ах, да ! Не забывайте меня, старика. Понимаю, со мной вам может даже скучно, но я что-то размяк в последнее время, стал сентиментален. А помимо дел, вы всегда можете здесь чудно провести время. Анна всегда рада вам.

Кагер взял со столика кувшин, добавил вина в кубок Этквинеру, потом себе и провозгласил:

— За нашу дружбу!

* * *

Текрусия Империи Нишитуран состояла из двухсот ее членов — текронтов. Каждый текронт являлся главой знатного нишитского рода, владевшего имением в несколько планетных систем, и нередко, в несколько десятков оных. Каждый род располагал финансово-хозяйственными ресурсами собственного могущества. Так например, родам могли принадлежать всевозможные фирмы, корпоративные права в промышленных концернах и торговых компаниях, а также право абсолютного контроля над ними.

На малопригодных для жизни планетах, где велись промышленные разработки недр, использовался рабский труд. Причем, рабами становились как от рождения, так и за уголовные преступления и преступления против нишитов. Средняя продолжительность жизни на этих планетах-тюрьмах равнялась десяти — двенадцати годам. Поэтому миры смерти регулярно требовали подпитки. И это являлось краеугольным камнем нишитурской экономики и политики. Но самый важный фактор состоял в том, что лишь пятая часть миров смерти принадлежала высокородным нишитам. Львиная доля этих миров состояла в собственности самой империи, а управление ими осуществлялось эфором промышленности.

Помимо надсмотра над мирами смерти, эфор промышленности осуществлял и другие функции, такие как определение внешнеэкономической политики, дача заказов под имперские нужды и другие не менее важные вопросы.

Всего эфоров было пять. Они курировали все самые важные сферы жизнедеятельности империи. Им подчинялись многочисленные централизованные и разветвленные аппараты с жесткой внутренней дисциплиной.

И все же эфоры не обладали полной властью. Абсолютной властью обладал император, который в критический момент мог отправить в отставку любого эфора и назначить избрание нового. Император мог "посоветовать" коллегии эфоров как следует строить имперскую политику, он мог начать войну и заключить мир.

Но, тем не менее, эфоры были относительно независимы, ведь за их спиной стояло большинство Текрусии, а иногда и вся.

Дворец Текрусии находился в столице империи — планете Нишитура. Это был холодный невзрачный мир, три четверти года которого поверхность планеты покрывали снега. Даже летом температура едва-едва достигала десяти градусов по Цельсию. Северный и южный полюса покрывали два гигантских ледника. Любой, ненишит из тех, кто впервые прибывал на Нишитуру, невольно задавал себе вопрос: отчего нишиты выбрали себе в столицы этот холодный, неприветливый мир? И чем больше он узнавал нишитов, тем больше понимал, что мир этот подстать их характеру: холодному, беспощадному, неумолимому.

Дворец Текрусии был выстроен на одном из северных материков у самых границ ледника. Это было огромное величественное сооружение из белого металла не поддающегося коррозии и времени. Широкие, высотой в двадцать метров, колоны, статуи исполинов и прекрасных дев, огромные портики и нескончаемые ряды ступеней. Все это поражало своим размахом и вызывало у человека чувство, что он лишь ничтожная букашка, копошащаяся в хоромах великанов.

Дворец имел еще одну особенность — никаких украшений, все линии прямы, четкая незатейливая простота.

По древнему обычаю, текронты стали собираться за две недели до начала совета. Одна треть прибыла сразу же, занимая отведенные им покои, остальные же не спешили прибыть столь рано. И дело вовсе не в том, что было неуютно себя чувствовать постоянно подмерзая (а дворец, согласно обычаю, так и содержался), и не в том, что все утопали в работе и в неожиданном ворохе проблем, свалившихся в последние дни. Причина крылась в ином, многие текронты хотели провести как можно больше переговоров, при этом чтобы как можно меньшее число (врагов? конкурентов? кого угодно?) о них узнало.

* * *

Виктор Кагер покинул личный крейсер "Аспет" на спасательном шлюпе и направился к точке рандеву — на орбиту одной из планет безымянной звезды отмеченной лишь в имперском каталоге. Шлюп подошел к молодой планете, находящейся в стадии формирования. Сенсоры определили наличие ядовитой атмосферы, нестабильность материков и прочие особенности, "приятные" для живых существ.

— Нас обнаружили, ваше высокопревосходительство, — доложил пилот. — Передают свои координаты.

— Вперед, — дал команду Виктор.

Шлюп лег на курс к заданному квадрату эклиптики системы, где его ждал искомый корабль. Через несколько минут его уже можно было наблюдать визуально через видеосенсоры.

Яхта текронта Кюдериона лишь внешне оправдывала это название. На самом деле это был легкий быстроходный боевой корабль со спартанской обстановкой внутри. Спартанской лишь для чужаков, как только они покидали яхту, маркиз-текронт Кюдерион возвращал себе обычное окружение. Он любил потакать своим слабостям и капризам.

После проведения стыковки, Виктор вступил в шлюз яхты. Сразу после заполнения шлюза воздухом, открылась внутренняя створа, Кагер шагнул на борт яхты. За шлюзом его ожидал хозяин корабля, одетый, как и гость, в строгий черный облегающий костюм.

— Рад видеть вас, граф-текронт Кагер на борту моей скромной яхты, — приветствовал хозяин.

— Я тоже рад познакомиться с вами, маркиз-текронт Кюдерион, — Виктор коснулся правой рукой левого плеча и кивнул головой, соблюдая форму старинного нишитского приветствия. Хозяин яхты проделал то же.

— Прошу в мои покои, — пригласил он и пошел немного впереди, показывая гостю дорогу.

Для данного класса звездолета, каюта Кюдериона была несколько большой. Кругом господствовал металл и феропластик, никаких украшений, никакого уюта. Лишь голограммы знаменитых предков и герб рода напротив рабочего стола, на котором компактно размещались мультифункциональный вычислитель и 'периферийная' техника. Впрочем, был один предмет, не соответствующий обстановке — кресло, обшитое кожей и принимающее форму тела хозяина. В него-то и предложил сесть своему гостю Кюдерион. Сам он привалился о край стола.

— Желаете чего-нибудь выпить?

— Благодарю, нет, — отказался Виктор.

Налаживая связи с друзьями отца, невольно приходилось накачиваться всевозможным изысканным пойлом, поэтому Виктор решил хоть в этот раз дать своему организму передышку. И кто знает, может в ущерб установлению контакта?

— Напрасно, напрасно, — проговорил Кюдерион и полез в стол. — Ну а я-то позволю себе пропустить стаканчик.

Маркиз-текронт был типичным представителем нишитской расы. И рост, и комплекция выдавали в нем атлета, коим он и был в силу врожденных качеств и обязательных еженедельных тренировок, которых требовал от расы Закон Нишитуран. Множество глубоких морщин изрезали его лицо, властный изгиб вечно недовольных губ, серые глаза на фоне молочно белой кожи — типичные черты нишита, если бы не крючковатый от переломов нос и большие залысины, которые были так не характерны его расе.