Бортовой

— Вам так или иначе придётся всё рассказывать начальству и до самой последней мелочи расписать в отчёте, — напомнил Эрнест.

— Это будет не завтра, и вы не моё начальство, — с ноткой вызова проговорил Маттео. — Простите, но мне и правда хочется забыть эти пять лет.

— Они убили всех, кроме вас.

— Да. Потому что, наблюдая за нами, видели, как я возился с аппаратурой. Меня сочли полезным... рабом. Остальных убили и распотрошили у меня на глазах. Как мне потом сказали — когда я научился их языку — чтобы посмотреть, как устроены пришельцы с неба.

Он сказал это и прочно замолк. Воспоминания у него и впрямь не те, которыми хочется поделиться. То-то у него крыша была набекрень, когда мы его вытаскивали.

— Потом... потом я долго собирал передатчик из разного мусора и полумёртвой батареи разрядника, — проговорил он. — Без всякой надежды, просто чтобы окончательно не спятить. А когда увидел атмосферные зонды, сбежал из поселения с передатчиком в мешке. За побег у них полагается смерть, — криво усмехнулся аргентинец итальянского происхождения. — Потому наверху я сидеть не мог, нашли бы в пять минут. Потому я раньше, когда нас гоняли в промоины собирать длинные листья для витья верёвок, присмотрел углубление в овраге. Оно — почти идеальная чаша-эллипсоид, а почва там сплошной латерит. Получилась отличная тарелка для фокусировки сигнала... Остальное вы знаете.

— О самих аборигенах ничего не расскажете?

— Они не аборигены. Потомки ссыльных с какой-то богом забытой планеты. У них почти не осталось памяти о прародине, а то, что осталось, давно превратилось в миф о творении мира. Но вот этот вот спутник, который вы видите, появился у планеты относительно недавно, уже на их памяти.

— Простите, уважаемый, нельзя ли поподробнее? — у Щербакова моментально разгорелись глаза: учёный почуял свежую информацию об интересующем его объекте.

— Поподробнее — можно.

В общем-то, его рассказ сходился с данными, которые мы получили за время облёта негостеприимной планеты. Слишком малое видовое разнообразие на суше, слишком активная вулканическая деятельность в местах, которые до того были миллионы и миллиарды лет спокойными. Мифы местных жителей повествовали о битве двух злых богов. Первый вышвырнул их предков из рая небесного на грешную твердь, отняв крылья и запретив помышлять о полётах, а второй покарал первого, но и мир начал разрушать, невзирая ни на мольбы, ни на обильные жертвы. А взгляд учёного видел на поверхности спутника следы гигантского столкновения. Видимо, планетоид что-то выбило из точки Лагранжа, и он принялся по спирали приближаться к планете. Но напоролся на уже существовавший спутник. Только благодаря этому не произошло столкновения с планетой вроде того, что мы недавно наблюдали. Но этому мирку досталось лиха полной ложкой. Сперва — метеоритная бомбардировка, уничтожившая последние следы былой цивилизованности обитателей, пусть они были хоть трижды ссыльными преступниками. Потом — катастрофические приливы, взбесившийся климат и лопающаяся в самых неожиданных местах планетная кора. Как следствие — вымирающая биосфера, одичание и деградация.

— У них вся племенная система построена на страхе, — проговорил под конец Маттео. — Они боятся и ненавидят всех — свою семью, соседей, вождей и жрецов. Но подчиняются тому, кого больше всех боятся и ненавидят, потому что иначе их сожрут в прямом смысле слова — те, кто одичал раньше них... Поверьте, я уважаю законы Содружества, и не нарушил бы закона о культурном эмбарго, но такое общество не имеет права жить. Это не разумные существа, это паразиты. Причём безнадёжные.

— Давно ли сами такими были? — криво усмехнулся Том.

— Слава богу, пилот, что мы больше не ...паразиты, — хмуро голографический Фальконе. — Что у нас хватило ума и совести остаться людьми в хорошем смысле. Иначе были бы как эти... которые всех боятся и всех ненавидят. Я не слишком религиозен, но считаю, что ад не должен вырываться на поверхность. Даже в таком виде. Потому пусть возятся с захваченным оружием. Чем скорее они друга изведут, тем чище будет пространственно-временной континуум, — добавил он с невесёлым смешком.

— Разве нельзя хотя бы попытаться их спасти? — поинтересовался Щербаков. — Если они ещё разумны, значит, им давался шанс.

— Содружеству ничего не известно о расе, что населяет эту планету, — впервые с начала совещания заговорил Вуур. — Но это не означает, что ранее контактов не было. Следовательно, их сочли недостойными вступления. Мне неприятно это говорить, но в Содружество принимают лишь тех, кто либо давно идёт по пути самосовершенствования, либо делает первые шаги. Тех, кто даже этого сделать не способен, мы не принимаем... Будь там, внизу, люди, чуланцы или другие представители рас Содружества, пусть даже одичавшие, мы бы попытались их спасти. Но как спасти тех, кто сам себе худший враг?

— Короче, — я решил не затягивать. — Спасательная операция отменяется. Возвращаемся на станцию, сдаём коллегу начальству и докторам, пишем отчёт. А потом — в новый полёт. Нашу миссию никто не отменял... А по вашему делу, уважаемый Маттео, боюсь, будет долгое и нудное разбирательство. Приготовьте пару километров запасных нервов.

Если в гибели "Ариадны" замешано военное начальство, будет... крайне весело. Как бы наш спасённый не вспомнил пять лет на этой планете как курорт. Но это же... это же значит, что и нас могут так же подставить. Прошлый полёт не закончился катастрофой только благодаря моей приобретённой паранойе.

Домой. На базу. Пускай коллеги Эрнеста трясут военное ведомство как грушу, а мы в это время будем бороздить просторы вселенной вдали от этой подковёрной грызни.

Ну, надо же — даже в обществе, где победил здравый смысл, ещё находятся эдакие осколки прошлого, желающие вернуть "старые добрые времена". Когда девяносто девять процентов населения Земли жили в рукотворном аду, чтобы один процент смог создать себе компактный рай за прочным бетонным забором. Не иначе хотят быть новым "золотым процентом", паразитом на горбу человечества.

Не допущу. Не позволю. Ещё не знаю, как. Но пока я жив, этому не бывать.

Будь я человеком, поделился бы своим беспокойством с отцом, он бы плохого не присоветовал. Но сейчас я — космический корабль с весьма обширными возможностями. Буду я не я, если не закидаю начальство рапортами о необходимости навесить на меня вооружение. Типа, мало ли, кого встретим, хоть бы тех же хебеаров недобитых.

Терпеть не могу чувствовать себя беззащитным. Но раньше меня защищал статус пилота и безопасность транспортных линий. Сейчас мы — вольные охотники, первооткрыватели, хреновы магелланы космоса. Значит, мы первыми встретим неизвестную опасность, буде таковая отыщется в глубинах изучаемых секторов. Тут без оружия никак, согласитесь.

Они согласятся. А я... Я всё-таки поговорю с отцом.

Тень.

Маленькое кафе, уютно расположившееся почти на самом берегу, почему-то пользовалось популярностью исключительно у студентов. Хотя Манхэттэнский парк посещают как жители окрестных кварталов, не только "островитяне", так и туристы. На острове почти не осталось следов событий двухвековой давности. На месте разрушенного давно построили новое, выросли поколения людей, для которых то время было такой же легендой, как война между Севером и Югом. Оно воскресало лишь в дискуссиях студентов-историков или писателей, старавшихся оживить прошлое на страницах своих книг.

Двое, негромко "обмывавшие" свои дипломы, историками не были. Но разностороннее образование сейчас являлось приоритетным, и невозможно было представить, скажем, физика или астронома, которые не смогли бы поддержать беседу о той же истории или о живописи, или были бы не в состоянии сходу вспомнить столицы других стран, какую ни назови. Потому-то тема дружеской дискуссии этих двоих вполне могла и не отражать сути их будущей профессии.

— Во-он там они стояли, — один из новоиспеченных специалистов, аккуратно подстриженный и неброско одетый брюнет "среднего" европейского типа, махнул рукой куда-то в сторону. — Там и мемориал есть, я бывал.

— Ну, о "башнях-близнецах" все знают. Спорят лишь о том, что там произошло на самом деле, — второй, высокий "скандинавистый" блондин, откинулся на спинку стула с полупустым коньячным бокалом в руке. — Архив АНБ пропал — то ли уничтожили в той заварухе, то ли спрятали. Мы можем только предполагать.

— Да, но даже известные факты позволяют предполагать, что ЦРУ и АНБ разыграли арабов втёмную и провели классический фальшфлаг. Мне и дед говорил...

— Ты и твой дедуля, кстати, из той семейки, которая могла быть замешана. Или твои предки были в стороне?

— Кто — в стороне? Мои почтенные пращуры? — рассмеялся брюнет. — Они были одними из самых крупных акционеров этого безобразия, и неплохо наварились на крови, — добавил он гораздо серьёзнее. — Потом долго не могли смириться с потерей капиталов и власти. Ещё дед мой бурчал и ругал правительство. Но у него хватило ума не поддаться на обещания тех... потомков бывших, которые свалили с Земли. Дед остался, и слава богу. Мы с отцом благодарны ему за это.

— А тебе не приходило в голову, что всё могло бы быть по-другому? — как бы невзначай поинтересовался "скандинав". Сквозь налёт коньячного хмелька в его взгляде вдруг промелькнуло нечто холодное, твёрдое ...и неприятное.

— Приходило, — кивнул брюнет, почему-то не заметивший этого "нечто". То ли выпил больше приятеля, то ли предпочёл не заметить. — Наверное, с учётом положения моей семьи, в том, другом варианте я был бы на самом верху. Но знаешь, Стен... Мне довелось читать дневники и разрозненные личные записи моих предков. Они, несмотря на то, что обладали огромной властью, жили в постоянном страхе. Наверное, это очень неприятное ощущение. Я не знаю. Я не хочу бояться. Я учёный. У меня ещё до диплома пять опубликованных научных работ по свойствам высокомолекулярных соединений, полученных в условиях других планет, притом с хорошими отзывами, и я мечтаю однажды сделать великое открытие. Смешно, да?

— Нет. Это называется честолюбием. С ним у тебя всё в порядке. Значит, ты рано или поздно поймёшь, что отличаешься от ...прочих людей в лучшую сторону, и тебе захочется получить от жизни больше.

— А разве это и сейчас не так? Стен, я и без того "перспективный", мне и так навыдавали авансов в самом разном виде. В том числе и в материальном, если ты об этом. Но ты ведь помнишь, что нам с самой младшей группы в школе твердили?

— Кому больше дано, с того больше и спросится, — усмехнулся тот, кого назвали Стеном. — Наши предки считали вторую часть необязательной. Это и помогло им получить практически неограниченную власть.

— И чем это закончилось, помнишь?

— Им всего лишь не повезло.

— Не повезло... Хорошо сказано, — иронично усмехнулся брюнет. — Главное, не упоминать о собственных ошибках и просчётах, и получится, что просто не повезло. Не так карта легла, ведьма наворожила, чёрная кошка дорогу перебежала... Стен, ты же умный человек. Ты всегда славился отменной логикой. Что с тобой произошло?

— Наверное, посмотрел на себя со стороны... Ладно, Джимми, проехали. Ещё по бокальчику? Коньяк-то французский...

...Даже сейчас, пять лет спустя, он вспоминал этот разговор каждый раз, когда приезжал домой, в Нью-Йорк. Почему? Стенли он с тех пор не видел. Тот не вошёл в категорию "перспективных", оставшись по результатам работы на уровне "хороших исполнителей". То ли в лаборатории какой-то дальней земной колонии работает, то ли в каком-то заштатном институте. Джима это не интересовало. А разговор сидел занозой, не желая забываться.

Почему Стен тогда поднял эту тему? Знал, что заденет за живое, или просто прощупывал его на наличие слабины? Предки Стена двести лет назад фактически работали на предков Джима, несмотря на то, что состояли на службе в АНБ, а семейство Морганов явно и тайно владело финансовыми активами на триллионы долларов, не имея прямого отношения к спецслужбам. До мегакризиса, конечно. До войны, закончившейся немного не так, как рассчитывали их предки.

И вот, два столетия спустя, звучат слова, способные посеять сомнения.

Джеймс Генри, потомок американской ветви семьи Морганов, унаследовал от предков авантюрную жилку. Но вместе с оной заполучил не самые плохие мозги и здоровую осторожность, приобретенные за полтысячелетия истории рода. Свой авантюризм он активно реализовывал в науке, заработав репутацию пробивного, немного скандального, но большого таланта. Он уже известен, о нём пишут и говорят. Экономический эффект от его открытий и предложений таков, что ему вполне хватало этой ренты на огромную квартиру, набитую новейшей бытовой автоматикой, маленький космический кораблик для прогулочных полётов, и ещё оставалось. Жена, сын, перспективы, от которых дух захватывало... Он получал куда больше, чем средний гражданин, но при этом понимал, что полученное заработал честно, отдавая миру тоже куда больше среднего землянина. Что его выдающиеся способности дают ему исключительное право лишь на одно — применять их для блага Земли. Так воспитали, ничего не поделаешь. Более того, Джим только недавно окончательно понял правоту учителей. Нельзя требовать себе вечные бонусы только по факту наличия выдающихся способностей или принадлежности к определённой фамилии.

Джим не был особенно верующим, но от стремления иметь все права, не имея никаких обязанностей, явственно несло серой. Тем более, имеется соответствующий исторический опыт. Его предкам тогда хватило мудрости вовремя уйти в сторону и, потеряв большинство активов, всё-таки сохранить семью и основной бизнес. В переходный период это помогло им выжить и кое-как, с большими оговорками, встроиться в новый мир. Но прочие пошли до конца и потеряли всё, едва не утащив за собой на тот свет остальное человечество.

Нельзя мнить себя богами. Самозванство, в особенности такого рода, карается всегда. Вопрос лишь в сроках исполнения приговора.

Стен этого не понимал. Не мог или не хотел понять?

Пять лет прошло, а до сих пор душу царапает. Были же друзьями... до того разговора.

Джиму по работе доводилось общаться с русскими коллегами, и от них он узнал словечко "halyava". Что в переводе на английский приблизительно означало "дармовщина". Парадокс: несмотря на то, что людям нынешних поколений с детства раскрывают смысл старинной поговорки про бесплатный сыр в мышеловке, всё равно находятся персонажи, считающие себя умнее всех. Вот, мол, предки наделали ошибок, но уж я-то, умник, их точно не повторю. Может, старых ошибок и не повторит. Зато новых наделает.

Дармовщина никогда ничем хорошим не заканчивается. Между прочим, предки Джима знали это лучше всех. Знали — и помалкивали.

— Том?

— Чего тебе, Майк?

— Чем это воняет на камбузе? У меня анализатор клинит.