Всем мои вещи находились в целости и сохранности, ни ветер, ни дождь не нанесли им большого ущерба, напротив, если не считать выгоревшей на солнце толстовки и то только с одной стороны, то смотрелись они не хуже новых. Особенно понравились кроссовки, пахнущие свежестью и лесными ароматами, я их даже не стал сразу одевать, положил в пакет и решил, что буду использовать лишь в крайнем случае, когда пойдёт дождь, станет холодно или во время других природных катаклизмов. Запасные взять будет негде, собственно говоря точно также, как и всё остальное. Однако отказать себе в удовольствии сменить кожаную юбку на более привычный для мужчины наряд, не смог.
Перед самым заходом в растительный лабиринт, когда мой внешний вид уже приобрёл былое "величие", надел часы, предварительно выставив на них время по солнцу, засунул в карман, нисколько не отсыревшие спички, заполнил морской водой банку, взял в руки обветрившееся и не много потускневшее копьё, на прощание взглянул на бирюзовую даль моря, и только после этого тронулся в путь. Жаль конечно, что телефон с дуру утопил, можно было бы обменять его на что нибудь полезное у местных дикарей, думаю совсем без встреч с ними моя дальнейшая жизнь не обойдётся. Папуасам нравились стеклянные бусы, а эти чем хуже? Но кто же знал, что здесь всё так запущено? Хотел было задержаться немного и поискать его в воде, но потом передумал, не стоит рисковать. Для всех будет лучше если я, как можно быстрее покину этот берег, да и с питьевой водой, и с питанием чего то надо решать, не до игрушек сейчас. И не факт, что нашёл бы ту, которую сам же и выкинул так давно, что уже начинаю забывать её форму и характеристики.
Болтающиеся словно на манекене джинсы так и норовили сползти на землю, особенно они старались осуществить свой коварный замысел во время ходьбы и даже заправленная в них футболка, от которой хотелось избавиться сразу же после надевания, не мешала им этого делать. Подвязывать брюки у меня нечем, а снимать верхнюю одежду в то время, когда со всех сторон тебя окружают безжалостные ветки не стоит, также, как и не стоит экономить на кроссовках, всё же одетых мной, на чистые носки. Остается одно, всю дорогу ставить на место зарвавшиеся штаны. Одеть обувь меня заставили воспоминания о разнокалиберных змеях, ползающих в этом месте, как у себя дома. Моему исхудавшему организму достаточно одной неудачной встречи с этими ползучими гадами и всё, можно сказать жизнь прошла даром. Сейчас я конечно уже не так паникую по их поводу и по поводу узости тропинки, но пренебрегать опасной живностью всё равно не стоит, наслышан уже о странных землях в этом краю. Если местные опасаются заходить в них, то что же тогда говорить обо мне, человеке, прошедшем лишь курс молодого бойца в этом времени. А заросли, откуда пытаюсь выбраться, на мой взгляд, не на много лучше новых земель, про которые мне так много рассказали. Стоп! А куда я сидел тогда, во время нашего с Драпом разговора, лицом? Вашу же доисторическую мать! Морда моя отсвечивала, как раз в ту сторону, где мы с дядей Стёпой приземлились, на его задрипанном, межпланетном корабле. И куда я тогда спешу, с таким энтузиазмом? Прямиком в непроходимые болота, к монстрам в пасть?
Дотопал до очередного расширения лабиринта и остановился. А в самом деле, не повернуть ли обратно или на худой конец дёрнуть хотя бы влево? Какого дьявола я забыл на этих новых землях? По Степану соскучился? Так я его толком и не знаю. Кто он мне? Брат, сват, отец? Да никто, он мне даже не дед. Он человек с Марса, тот, который меня так осчастливил, что я до сих пор отойти не могу от этого счастья.
Вторую остановку, уже более долгую и осмысленную, совершил оставив позади густые и почти непроходимы заросли. Снял одежду, жарко в ней, одел на себя рабочую форму, которую предусмотрительно забрал с собой, уж больно кожа у юбки хороша и сложив дорогие сердцу вещи в пакет, основательно задумался. Жизнь штука странная, волнообразная, возможно даже и не всегда замечательная, но она, чёрт её подери, у каждого одна, если конечно ты не придерживаешься какой нибудь оригинальной веры. И расставаться с ней, ради непонятно чего, совсем не хотелось бы.
Думалось долго. Прикидывал и так, и эдак, а остановился на том, на чём и должен был бы остановиться нормальный, сознательный гражданин нашей любимой родины, если верить средствам массовой информации. Хотя, никогда не считал себя очень правильным человеком, даже наоборот, в основной массе своих поступков я совсем неправильный, но так сложилось, что есть у меня несколько "не", через которые переступить не могу, как бы не хотелось этого сделать. Никто мне их не навязывал и не прививал с раннего детства, я их сам, можно сказать, выстрадал и возможно от этого так ими дорожу. Так вот, одно из этих "не", прямо так и гласит: "Никогда не бросай в беде товарища", а второе: "Всегда помогай старикам и детям". Первым я успешно пренебрёг, его в отношении дяди Стёпы применить по нескольким причинам практически невозможно. А вот со вторым, дело обстояло сложнее. Его подводил и туда, и сюда, пытался прицепить к, как то совсем неожиданно возросшей средней продолжительности жизни в стране, и к моложавому обаянию нового знакомого, делавшего его, несмотря на некоторую болезненность, вроде бы ещё вполне молодым человеком. Даже пытался убедить себя в том, что от границы детства он давно отошёл, а к границе старости так ещё и не добрался. Но оказалось, что иметь отличную зрительную память не всегда хорошо. Глаза Степана, запомнившиеся мне в момент нашего с ним прощания, вцепились в меня мёртвой хваткой и поединок со своей совестью я проиграл безоговорочно. Ну что же, хотя бы буду знать к кому предъявлять претензии, в случае летального исхода.
Крайний лиман я оставил позади довольно быстро. Шёл практически по тому же маршруту, что и в первую встречу с ним, и поэтому не волновался по поводу природных ловушек, о которых узнал совсем недавно, а скоростная выносливость, за время работы носильщиком, достигла такого уровня, о котором только можно мечтать, это и помогло разобраться с препятствием так быстро. А вот возле второго задержался. Не обращая внимания на нещадно палящее солнце, неимоверную жажду, всё же последний раз пил почти сутки назад, остановился в чистом поле, превращённом неблагоприятными климатическими условиями в безжизненную пустыню и стал изображать из себя дерево. Не знаю на сколько мне это удалось. Наверное, удалось, если уже минут через сорок стояния, рядом со мной валялась, порядочных размеров, тушка суслика, совсем ещё недавно беспечно бегающего возле своей норки. Чего он забыл в том месте, где я затаился, теперь уже спросить не у кого. Жаль конечно бедолагу, но вопрос стоял так: "Либо он продолжал бы бегать по потрескавшейся от жары земле, либо я буду сегодня вечером с ужином".
Мёртвое тельце, одетое в мягкую шубку, положил в свободный пакет, радуясь тому, что и этот подвид здесь на много крупнее чем дома. Размер убитого мной животного мало чем отличался от взрослого кролика. Затем вытер крупные капли пота, выступившие на лбу от долгого стояния под солнцем, без головного убора и стал продвигаться дальше. До темноты мне надо покинуть эту не приветливую местность, если хочу развести огонь, здесь ему зародиться будет практически не на чем. Так же в этой пустыне навряд ли найдётся предмет, способный помочь мне разделать добычу, которую по уму надо было бы сразу освежевать. Деревянным копьём смог только прибить шустрого мальца, а вот выпустить его кишки наружу, с помощью этого инструмента, навряд ли у кого то получилось бы и я не исключение. Знаю, что и дальше мне не повстречаются ни камни, ни куски арматуры, ни тем более острые железяки, но верить в то, что глазастый пушистик был мной забит напрасно не хочется. Буду надеяться, что до вечера чего нибудь придумаю и ужин у меня всё же состоится.
Положив усталые руки под голову, лежал на спине у потрескивающего костра и тупо смотрел в звёздное небо. Ни оно, ни спутник, остывающей от дневного зноя земли, меня не интересовали. Глядел на них, можно сказать, поневоле. Разглядывать прогорающие угли надоело, бегающие по ним язычки пламени интереса из себя и до этого не представляли, а всё остальное, что окружало меня, либо плохо просматривалось, либо пряталось так, что зацепить его усталым взглядом не представлялось возможным. Да и не хотелось мне заниматься изучением внешних раздражителей, меня, как никогда до этого, интересовала внутренняя составляющая одушевлённого предмета, созерцать который, в качестве отражения, мне не доводилось без малого два месяца. Что же с ним такое произошло? Какие настройки в нём сбились? Какие новые струны заиграли на первой скрипке, заново собранного оркестра?
— Да, дела — тихо сказал я, освободив из под головы правую руку и придирчиво осмотрев её ладонь. — Что с тобой стало, Владик? В кого ты превратился?
Ладонь была чистой, на сколько это возможно при почти полном отсутствии воды. Я не на долго закрыл глаза, надеясь на то, что картинки с вывернутыми наружу кишками, руками по локоть в крови, с отвинченной башкой бедного кролика в кустах, клочьями опалённой шерсти и лохмотьями свежесорванной шкуры, наконец то покинули мою бедную голову. Но Большая медведица лишь несколько секунд посверкала в моих прикрытых глазах своими звёздочками, а затем развратно вильнула огромной задницей и растворилась словно табачный дым выпущенный курильщиком на волю. Её же место вновь заняли кадры из фильма ужасов про животных, главную роль в котором исполнял безымянный суслик, с выпученными глазами и переломанным хребтом.
— Чтоб ты сдох зараза! — выругался я подымаясь, громко рыгнув при этом. — Чего прицепился, падла!
С раннего утра продолжаю движение, оставляя позади километр за километром и прикидывая в уме, сколько мне ещё осталось топать до благословенного ручья с минеральной водой. Маршрут, с которого ни при каких обстоятельствах сворачивать нельзя, в моей памяти ещё не стёрся, поэтому примерное расстояние до воды мне известно, а вот когда это произойдёт по времени, трудно сказать. Надеюсь, что на много быстрее, чем ожидаю. Всё таки я сейчас в более лучшей физической форме, у меня есть определённые представления о том, чего стоит бояться, а на что можно и на плевать с высокой колокольни, и наконец меня подгоняет почти двухсуточной выдержки жажда, потрескавшиеся в кровь губы и предвкушение встречи с новоиспечённым другом, в отличном состоянии здоровья которого не сомневаюсь.
Солёной воды со вчерашнего вечера, когда последние её капли ушли на отмывание моего греха, а может быть на крещение вновь обретённых способностей, точно не знаю, у меня нет и в помине. Банка пуста, как сейф у обанкротившегося банка. Пускай пить израсходованную на бытовые нужды влагу было нельзя и даже невозможно, но само наличие жидкости, на которую в случае полного отчаяния можно было хотя бы посмотреть, приободряло и вселяло оптимизм, впрочем, действовавший на меня в самом начале пути очень расхолаживающе. Полное же отсутствие основного компонента всего живого на земле, собрало мои силы и волю, в один мощный, всё пробивающий кулак и это должно будет придать мне дополнительное ускорение.
— Ладно, хватит рассказывать сказки. Дело обстоит так: если сегодня к вечеру до воды не доберёшься, то следующим утром можешь и не проснуться. Поэтому рви на себе волосы, растягивай до не могу мышцы на ногах, да в конце концов землю грызи, но до темноты к ручью ты обязан добраться! — сказал я себе прибавляя шаг, нисколько не заботясь о начинающем зарождаться помешательстве, на почве огромной потери организмом всё оживляющей влаги.
Глава 6
Бывали в моей жизни победы, большие и не очень, и радость ко мне тоже приходила, и праздник у меня был. Чем я хуже других? В этом отношении обделён не был. Точно так же, как и не был обласкан феерическими, остающимися в памяти навечно, впечатлениями, достающимися лишь счастливчикам или, как их принято называть, баловням судьбы. Сегодня же я могу с полным правом считать себя принятым в отряд тех, на кого снизошло такое счастье, и кто сумел всем своим существом ощутить, что это такое, быть избранным. Объяснить словами, какие чувства тебя накрывают при понимании этого, я не в состоянии. Я в состоянии лишь погрузиться в них полностью, раствориться в них без остатка и наслаждаться ими до тех пор, пока они окончательно не исчезнут, оставив о себе только воспоминания и возникшую, от понимания того, что это с тобой уже произошло, грусть.
В ручье плескался до темноты, позабыв обо всём на свете. Его слабое течение тащило меня на несколько десятков метров вперёд, потом я, сопротивляясь ему, возвращался обратно, туда, где лежали мои вещи, снова падал в воду и снова она тянула меня за собой, словно пытаясь увлечь в неведомый омут. Теперь мне не казалось, что кристально чистые капли имеют солоноватый привкус, напротив, сейчас они казались мне сладковатыми, даже с оттенками фруктового и, наверное, от этого я их глотал, и глотал, не в силах утолить жажду.
Покинуть безмятежную прохладу заставила ночь, спустившаяся из-за деревьев и окутавшая всё, до чего смогли дотянуться её длинные щупальцы. Мои воспалённые глаза слишком поздно обратили внимание на это явление и я с трудом сумел добраться, по вдоволь накатавшему меня на своей тихой глади, ручью до места, где оставил свои пожитки. С выходом на сушу мгновенно исчезли безмятежность и эйфория, и их место тут же заняли усталость, и тревога, заставившие в срочном порядке заняться костром и поисками чего нибудь съестного.
Поймать ужин мне так и не удалось, но сутки без еды не остановили меня. Утром, не став связываться с убийством очередного грызуна, загасил остатки костра, заполнил емкость водой, напился на дорожку и отправился на поиски стоянки разлучившей нас со Степаном. Найти место, где в прошлый раз пересекал ручей, мне не удалось, но не думаю, чтобы это повлияло на мои способности в ориентировании на плохо знакомой местности.
Несмотря на уверенность, что иду в правильном направлении движение вперёд быстрым не оказалось. Сегодня я начал замечать то, на что не обращал внимания вчера и это тормозило меня основательно. Колебания почвы, правильной формы углубления, кустарники, не растущие в, казалось бы, очень пригодных для этого местах, звуки и даже комары, до этого напрочь позабывшие о моём существовании, навалились разом и заставляли быть предельно осмотрительным. Где то к обеду был вынужден переодеться в нормальную одежду, количество насекомых и мошек увеличилось, а их агрессивность приняла просто бесчеловечный характер. Ещё часа через три, когда мои наручные показывали без пятнадцати три, остановился и стал раздумывать над тем, как поступить, сожалея о потерянном времени, затраченных силах и так не сумев отыскать то место, к которому стремился. Намотанные мной километры и метры, и затраченные на него часы и минуты, отчётливо говорили, что оно должно было уже появиться, но этого не случилось, к моему большому разочарованию. Зато жуткий голод и влажность, прямо-таки висевшая в воздухе, за это время усугубились и никуда не собирались отступать. Оглядев ещё раз внимательным взглядом окружающее меня пространство и не заметив в нём ничего знакомого понял, на сколько опрометчиво поступил, не озаботившись пищей на завтрак и был вынужден сдаться, как бы не тяжело было себе признаться в том, что сегодня я проиграл обстоятельствам. Не навсегда конечно, а лишь до завтрашнего утра, к которому постараюсь подготовиться более основательно.
