Хорошо, что в грамоте было сказано пополудни, даже этого времени мне не хватало, чтобы, как следует собраться для появления на глаза царю. Но, тем не менее, после обеда я в сопровождении оружных холопов был у стен Кремля, и опять я подметал полами шубы кремлевский мусор, только сейчас рядом со мной не было Дмитрия Ивановича. Опять я шел по узорчатому полу к трону царя и встав на колени смиренно говорил:

-Великий государь, боярский сын Сергий Щепотнев по вашему повелению прибыл.

И снова мягкий вкрадчивый голос царя произнес :

-Встань Щепотнев и послушай меня, а потом будешь ответствовать.

Он махнул рукой и рядом с ним появился дьяк. Последний, развернул бумагу и начал читать:

-А послухи видоки вот, что говорят про сына боярского Щепотнева; жизнь он ведет уединенную, благочестивую, службы в церкве все посещает, к причастию и на исповедь подходит, посты в его доме соблюдаются, скоромного в постные дни в доме нет. По кабакам, гулящим девкам не замечен. Все дела начинает с молитвы, Из Литвы и прочих государств гостей у него не бывает. Занят Щепотнев лекарским делом больше, известно, что зубье дерет без боли, дурман водкой усыпляя людей, но все с молитвой происходит, В волховании и предсказаниях разных замечен не был, И вот только, что стало известно, говорил он, что когда молился Пресвятой Деве Марии вразумить его, то от изнеможения заснул и видел мужа с нимбом на голове, который держал кисть в одной руке а в другой нож лекарский, и что понял он это так, что служить он должен богу лекарским делом и иконописью.

-Ну, что сын боярский, все правильно видоки описали?— вперил в меня горящий взор Иоанн Васильевич.

-Да великий государь,— собрав все силы твердо отвечал я, — истинно так все и было, должен я лекарскую службу исполнять, раз Господь этого от меня требует.

-Кажется мне, что с искренней верой ты это говоришь,— улыбнулся Иоанн, — правда вот епископ Московский требует разобраться в этом деле, не творишь ли ты черного колдовства.

-Великий государь!— упал я на колени, все, что я делаю только молитвой к Господу совершаю, Просил я отца Евлампия не раз освятить все подворье мое, с тем, чтобы с благодатью божией мои больные лечились, еще раз у твоих ног эту просьбу повторяю, может, услышит ее Митрополит Антоний.

Иоанн Васильевич улыбнулся еще шире:

_услышит твою мольбу митрополит, мнится мне так. А вот вызвал я тебя для такого дела, когда рассказали мне о твоем искусстве, захотел я в нем увериться. Вот посмотри на этого воя.

И к нам вышел седой здоровый мужик, лицо его было изуродовано огромным шрамом, придающим ему какое-то демоническое выражение.

-Вот лекарь мой Бомелий сказал, что ничего с таким лицом сделать нельзя, а я когда услышал, что православный с молитвой лицо девичье от раны избавил, то решил посмотреть, что ты можешь сделать вот с таким уродством.

-Разрешишь ли великий государь лицо воину осмотреть, и тогда я ответ дать точный смогу.

Царь милостиво кивнул головой, и я подошел к воину и начал смотреть шрамы, да, это конечно было не рана у Лизы. Видимо вовремя помощь не было оказана, и рана заживала вторичным натяжением широкий бугристый рубец тянулся со лба через все лицо, до подбородка, разъединяя верхнюю губу наподобие заячьей.

Я повернулся к царю и с глубоким поклоном сказал:

Великий государь, совсем конечно я такое убрать не смогу, но лик будет благообразным.

Из-за трона вышел человек с неприятным выражением лица и что-то зашептал на ухо царю.

-А вот мой лекаришка Бомелий, говорит, что быть такого не может, человеческие руки, без козней дьявольских такого не сделают.

Великий государь, сделаю я то, что обещал и пусть со мной рядом будут иерархи церкви нашей православной, и убедятся, что только с молитвой и ножом лекарским я все делаю.

-Да будет так,— сказал Иоанн Васильевич,— бери воя с собой, а завтра поутру митрополит к тебе прибудет, тогда и будешь искусство свое показывать.

Мы с боярином молча сидели в карете, которая везла нас ко мне в усадьбу. Первым не выдержал я:

-Скажи хоть боярин как звать величать тебя, неудобно все-таки, ты меня знаешь, а я тебя нет. Тот неожиданно смущенно улыбнулся:

-Да не боярин я, поднял меня Иоанн Васильевич и приблизил к себе, тело я его храню, А зовут меня Ивашко Брянцев. Рану эту я в сече получил. И с тех пор великий государь озаботился мне лик человеческий вернуть. Ведь девки, как на мое лицо посмотрят, так их трясуха берет, конечно, куды бы они делись, но хочу, чтобы на меня без боязни жена смотрела. И тут донесли государю, что боярский сын Сергий Щепотнев, в трактире девке рану на лице заштопал, что ни одна швея такого не смогла. Видоки сказывали, как ниточка тонкая, и то если приглядеться. Тогда Иоанн Васильевич собрал своих лекарей и спросил могут ли они такое совершить, все отказались, так вишь этот,— тут он перешел на шепот,— Бомелька, гад на тебя напраслину возводить стал, завидки его берут, что милость царская от него уплыть может. А мне уже ничего не страшно, хуже, чем сейчас, мое лицо уже не будет.

Когда мы приехали домой, и челядь узнала, что завтра к нам может быть явиться сам митрополит Московский Антоний, поднялась жуткая суета. Все мылось, чистилось, готовилось к встрече высокого гостя.

Я тем временем более подробно рассмотрел шрам у моего пациента. Да, работы предстояло много, и самое главное за один этап ее было не сделать. Не хватало мне нормального обезболивания, а с эфирным наркозом придется делать это все за три этапа.

-Так вот Ивашко, сразу весь шрам убрать у меня не получится, завтра исправлю я тебе лоб, через неделю, ну это как все заживать будет, на самом лице, и потом губу верхнюю соединю и не будут зубы, как у зайца у тебя торчать.

Да согласен я на все боярин, только делай поскорей.

Посидели мы с Брянцевым неплохо, я конечно на вино не очень налегал, но как откажешься выпить за здравие государя Иоанна Васильевича.

Утром, когда мы готовились уже к лечению, к воротам подъехал возок, Митрополит Антоний, сопровождаемый отцом Евлампием и несколькими монахами вышли из него:

Вся челядь, наряженная по случаю прибытия важных гостей стояла выстроившись с обеих сторон. Я подбежал к митрополиту и преклонив колено сказал:

— Высокопреосвященнейший Владыко благословите раба божьего Сергия и домочадцев его.

Антоний с явным нежеланием вяло поднял руку для благословения и сказал:

-Благословляю тебя Сергий и дом сей.

А сейчас веди нас, будем мы смотреть, как ты лечить будешь, и что делать при этом. И трепещи, если колдовство али чернокнижие усмотрим.

Владыко, перед тем, как к лечению приступать надобно мне молитву Господу вознесть, только потом можно и к делу приступать. А сейчас проходите в комнату, где все и будет проходить , там для вас скамейки с подушками поставлены, чтобы вы ничего не пропустили.

Антоний и Евлампий молча прошли в операционную и уселись на скамейки. Брянцев уже лежал на операционном столе и внешне был спокоен, тем более, что перед этим я дал ему выпить приличную порцию успокаивающего. Я же повернулся лицом к иконам и долго молился. Закончив молитву я подошел к столу и Антоха начал капать эфир на матерчатую маску лежащую на лице оперируемого. Я объяснил наблюдателям, что сейчас пациент заснет, и можно будет делать все, что нужно, рассказал, что сегодня будет пока убран шрам на лбу. Как только наркоз подействовал, я взял в руки скальпель перекрестился и начал разрез, оба священника буквально следили за моей рукой. Несколькими уверенными движениями я вырезал келоидные ткани рубца и перевязал пару мелких сосудиков и начал ушивать рану тонкой шелковой ниточкой. После ушивания на лбу Брянцева остался небольшой тонкий шов в виде косой полоски, и за счет изъятия кусочка кожи несколько разгладились морщины на лбу. Я протер шов спиртом, наложил сухую повязку и вновь прочитал молитву о здравии, которую на этот раз читали вместе со мной и присутствующие.

После того, как Брянцев проснулся, первым делом он потребовал зеркало, которое я естественно приготовил заранее Он долго разглядывал послеоперационный шов у себя на лбу в этом мутном осколке стекла, и потом спросил

: Это так теперь и будет?

-Конечно нет, вот через три дня снимем тебе нитки, краснота пройдет и тогда увидишь все как надо.

Разочарованные быстротой операции священники с сопровождающими разбрелись по двору, суя свой нос во все дырки, но у меня уже все были проинструктированы, как отвечать. Серой у нас не пахло, перегонный куб особого внимания не привлек, как и бутыль с хлебным вином, больше их интересовал процесс производства дурман-водки, но я сказал, что храню пока это в секрете. Вот если великий государь Иоанн Васильевич пожелает, то открою секрет для всех, если нет, то буду сам монопольно делать эту водку.

Не обнаружив чернокнижия и колдовства, митрополит подобрел и уже с большим удовольствием благословлял всех присутствующих. За это время за воротами скопились сотни москвичей прослышавших о приезде митрополита и ему пришлось выйти благословлять их всех, прежде чем уехать, Уезжая он обещал лично освятить мои постройки, и что я могу продолжал лечение уже без его присутствия.

После отъезда важных персон все вздохнули с облегчением, и временно наступил покой. Брянцев спал, я сидел в своем кабинет и думал, что если бы здесь еще стоял компьютер, и окно было бы цельного стекла, а не набранного из небольших кусочков, то можно было подумать, что я сижу в своем кабинете в больнице. Вот только книжные полки были пока пустыми. Я сидел и размышлял о своем будущем. Я не очень хорошо помнил историю, но знал, что сейчас идет длинная Ливонская война, которая будет тянуться много лет без особых перспектив. Мне хотелось бы помочь, своей стране, но я просто никак не мог понять, а что мне надо для этого сделать. Мелькали мысли, совершить какое-нибудь открытие, но я, к сожалению, ничего особого не знаю, что бы можно было бы использовать в настоящее время. Вот разве что попробовать организовать медицинское обеспечение в войсках, чтобы уменьшить количество потерь. Ведь наверно достаточно нетрудно будет доказать царю, что дешевле вылечить опытного воина, чем воспитать такого же вновь.

Мои размышления были прерваны, ко мне в кабинет зашел проснувшийся Брянцев, он выспался и был полон желания научить меня бою с саблей.

-Сергий Аникитович, дворня говорила, что ты мастак с клевцом управляться, а вот про саблю, что то я не слышал, может, помашем клинками, душа требует.

-Ивашко, да я тебе утром только лоб резал, ты дурман водкой дышал, какой из тебя поединщик.

— Сергий Аникитович, у меня только лоб саднит, а так все хорошо, душа радуется, давай помашем саблями.

-Ну, что ты будешь делать?. И мы, одев стеганые куртки и маски, хорошо так помахали саблями часа полтора. По окончанию боя Ивашко сказал:

-Да учиться тебе надо Сергий Аникитович, плоховато ты пока саблей владеешь. Так. что давай-ка пока я тут у тебя , будем каждый день учиться.

Так прошло две недели. Я сделал Брянцеву еще две операции. Первая состояла в том, что я соединил хрящи носа, разваленные когда-то татарской саблей. Пришлось много повозиться, но нос у Брянцева стал прямой и ровный и только ниточка шрама говорила о том, что здесь что-то было. И на третьем этапе операции я сшил ему верхнюю губу, вот здесь бойцу пришлось потерпеть, рана была болезненной, мешала при еде, и при разговоре, но прошла еще неделя, и все пришло в норму.

Теперь на лицо Ивашко можно было смотреть спокойно, это было довольно еще моложавое лицо сорокалетнего воина.

И только небольшие шрамы на лбу и под носом, говорили о том, что здесь когда то были раны. Шрам под носом уже зарастал усами и был почти не виден. Брянцев постепенно привыкал к своему изменяющемуся облику, но когда были сняты последние швы, и сошли отеки, он, посмотрев на себя в зеркало, сказал:

-Вижу я, что мастер ты в своем деле, никогда не думал, что такое возможно. Нету у меня таких денег, чтобы тебе заплатить. Но знай, если что-то случиться у тебя, всегда можешь надеяться на помощь мою.

Не знаю, кто у меня из дворни работал послухом, но на следующий день по окончанию лечения мне было приказано вместе с Брянцевым прибыть к царю.

Когда мы встали перед Иоанном Васильевичем, его державное величие исчезло вмиг. Он соскочил с трона и, подбежав к Брянцеву, схватил его за плечи начал крутить в разные стороны.

-Ивашко, да тебя не узнать, да ты ли это предо мной! Эй, Бомелька, вошь аглицкая иди-ка сюда! Не ты ли мне говорил, что такое сделать человеческим рукам нельзя? А вот православный с молитвой и на бога с упованием видишь чудо, какое сотворил!

Бомелий с недовольным лицом рассматривал мою работу, и на его лице проступало изумление. Неожиданно он на латыни спросил меня:

-Ты где учился юноша?

Я, готовый к такой провокации, с недоумением смотрел на него. Царь в секунду понявший смысл произошедшего, засмеялся:

-Что думаешь, кроме ваших, такого никто сделать не сможет!

-А ты,— обратился Иоанн Васильевич,— Сергий Аникитович, какую награду хочешь, проси, пока я добрый!

-Великий государь, не ради награды старался, волю твою выполнить хотел, и невместно мне самому себе награду просить, как ты, Иоанн Васильевич пожалуешь, так и хорошо, все едино честь великая.

Царь оглядел столпившихся бояр:

Видели, как человек говорит, а вы из-за вотчин своих бороды друг другу рвете и меня в свои дрязги затаскиваете.

А тебе Щепотнев, подтверждаю все твоего отца привилегии, и жалую шубу с царского плеча.

Когда мне принесли шубу и накинули ее еще на мою, я еле удержался на ногах, тяжесть была неимоверная, даже пот выступил на лбу. Царь заметил мое состояние и по-прежнему улыбаясь сказал:

-Иди, отпускаю тебя Щепотнев, но вскоре призову на службу царскую.

Я еле живой под горой мехов откланялся и едва дошел до кареты, уже там внутри, я со вздохом облегчения снял все с себя, и подумал, а как же бояре целый день сидят около царя, да еще сохраняют бодрость духа таких одеждах.

Когда я приехал домой то, во дворе стояла подвода, груженная бочками, вокруг нее ходил мой ключник и сокрушенно качал головой.

-Что Федька головой качаешь?— спросил я.

-Дык как же не качать Сергий Аникитович, привел купчина бочки то с золой со Студеного моря. В пятнадцать крат дороже зола получилась, чем рядом из-под Москвы привезть. В его голосе звучало искреннее переживание за неразумное решение своего хозяина купить кота в мешке, втридорога.

-Не переживай Федор, эта зола мне очень даже нужна, вот увидишь, что мы с ней дальше делать будем. Я подошел и попытался приподнять бочку, весила она килограмм пятьдесят, я прикинул пять бочек — это двести пятьдесят килограмм золы, практический выход йода будет из тридцати килограмм сто грамм, значить мне светит получить почти килограмм кристаллического йода. Ну а если перевести в 5% спиртовой раствор, то мне этого йода хватит на много лет. Надо только вначале постараться выделить из золы всю соду, она мне еще пригодится.