Возрожденный молнией

Она явно меня провоцировала. Откровенная навязчивость сексуально привлекательной женщины, явно не испытывающей недостатка в мужском внимании, выглядела тошнотворной.

— Хотите, чтобы я продемонстрировал перед детьми, как выпендриваюсь перед вами? Пытаюсь завоевать ваше внимание?

— Разве в этом есть что-то плохое? Серёжа, я вам предлагаю пари. После занятий проплывём стометровку. Если я смогу вас обогнать, мы поедем вечером ко мне.

Мне стало смешно. Женщине не обогнать меня. Никогда. Я перевёл на неё глаза, усмехнувшись. И в тот же миг заметил во взгляде необычную серьёзность, скрытую печаль. Едва уловимый намёк, но не легкомысленный, как раньше. В глубине её глаз, словно в зеркале показалась приоткрывшаяся дверь в потайную комнату, о которой раньше я даже не подозревал. Она заманивала меня, но не в постель.

— Отлично, — согласился я, сделав вид, что принимаю шуточный вызов. — Потренируйтесь пока, Элеонора Борисовна. И пощады от меня не ждите!

Не стесняясь, она вскочила с места, сбросив футболку, продемонстрировав изящный изгиб линии подмышек, упругие яблоки грудей, плоский животик и талию, которой бы позавидовала Наталья Николаевна Пушкина, урождённая Гончарова.

Удивительно точно почти без брызг Нора вошла в воду, и, заскользила, как русалка в ярко-бирюзовом изломе волн.

С трудом оторвавшись от восхитительного зрелища, я бросил взгляд на плавающих ребят и нахмурился. Подошёл к краю бортика и, наклонившись, обратился к худенькому пацану, выпирающие ключицы и впалая грудь которого всегда вызывали у меня острую жалость, хотя в приюте на кормёжку грех было жаловаться:

— Саша, что ты прилепился к канату? Устал?

— Не могу, Сергей Алексаныч, — пробормотал он, стуча зубами.

— Что случилось? — его посиневшие губы заставили меня забеспокоиться. — Ногу свело? Давай вылезай тогда.

Он медленно подплыл к металлической лестнице и начал подниматься. Я подал ему руку, помогая вылезти.

— Се-сергей Алесаныч, — стуча зубами, пробормотал мальчуган. — Там что-то плывёт...

— Да, Элеонора Борисовна решила потренироваться, — пояснил я с улыбкой

Но во взгляде пацана, устремлённого за мою спину, отразился такой животный ужас, что я резко обернулся и замер, ощущая, как на меня дохнуло арктическим холодом.

За ничего не подозревающей Норой плыло нечто странное, напоминающее коричневый с жёлтыми проплешинами толстый канат, метров пятнадцать длиной, который заканчивался вытянутым треугольником.

— Нора! Сзади! Осторожней! — крикнул я.

Она обернулась, колотя ногами и руками по воде, отчаянный визг пронзил пространство, эхом разнёсся под сводами, мгновенно перейдя в хрипы. "Канат" превратился в огромную анаконду, которая в броске обвилась кольцами вокруг тела Норы, сжав в тиски.

Собрав остатки воли, я стряхнул с себя оцепенение, и так яростно засвистел в свисток, что у меня заложило уши.

— Ребята! Быстро все из воды! Быстро! — заорал я.

Оглядевшись, я бросился к стене, разбив стекло шкафа с пожарными принадлежностями, вытащил ломик. Добежав до края бассейна, прыгнул в воду и, оказавшись рядом с мерзкой гадиной, со всей мощи вонзил острый конец ломика в плоскую тупую морду. Чудище зашипело, раскрыв глубокую ярко-розовую пасть с длинными изогнутыми, словно крючки зубами. Ушёл под воду, пружинисто выскочил, чтобы в остервенении нанести новый удар, стараясь попасть прямо в выпуклые, немигающие глаза. Я погружался с головой в бурлящий гейзер, вновь немыслимым усилием воли вырываясь вверх, и бил, кромсал тварь. Уже не отличая грязно-алой пелены, которая мутила сознание от воды бассейна, окрашенной кровью мерзкой рептилии в ржаво-бурый цвет.

Вернуться к содержанию

Глава 7. Угрозы

Тело наливалось свинцом, в голове болезненно взрывался сноп ослепительных искр, жаркая грязно-алая пелена закрывала глаза. Гадина рванулась ко мне, отпустив, наконец, жертву, но в тот же миг отступила. Плеснув по воде длинным гибким телом с переливающейся чешуёй, окатила меня фонтаном брызг и ринулась вниз. Вода забурлила, превратившись в бешено вращающийся круг. И все стихло.

Оглядевшись, тяжело переводя дыхание, я проплыл пару метров, вглядываясь в голубовато-прозрачную толщу, пока не заметил на дне, в самом глубоком месте тёмную фигуру. Набрав в лёгкие побольше воздуха, я начал спускаться вниз настолько быстро, насколько хватало остатков сил.

Открыв глаза, словно через полупрозрачное стекло увидел Нору, неподвижно лежавшую на дне. Сделав пару взмахов руками и ногами, спустился к ней, и, оторвав тело от сливного отверстия с развороченной решёткой, как можно быстрее начал подниматься наверх.

Задыхаясь, с бурно колотящимся сердцем, я вынырнул на поверхность. Добравшись до бортика, бережно уложил Нору на спину и прижался ухом к её груди. Гулкая мёртвая тишина. Вначале я решил попробовать кардинальное, но опасное средство — с силой ударил ребром ладони сжатой руки по груди. Вновь приложил ухо, в самой глубине различив едва слышный стук, робкий, нечастый, готовый вот-вот замереть. И тут же начал делать искусственное дыхание, рот в рот. Отрываясь только на то, чтобы сделать непрямой массаж сердца, положив руки на грудь, с силой ритмично нажимал.

Через полминуты губы Норы порозовели, на смертельно бледном до синевы лице проступил едва заметный румянец. Я приложил пальцы к сонной артерии, с радостью ощутив биение жизни. Наконец, она вздрогнула, вздохнула и приоткрыла глаза. И тут же зарделась, застенчиво закрыв руками обнажённую грудь с крупными сосками, которую до этого я просто не замечал.

Через минуту в бассейн ворвалось несколько человек в белых халатах. Я помог бережно уложить Нору на каталку, ощущая, как все её тело бьёт, словно током крупная дрожь, скорее от пережитого ужаса, чем от холода. Взглянул в бледное с полупрозрачной кожей лицо, в обрамленье растрёпанных, спутанных волос, и в сердце впились острые иглы нестерпимой жалости.

Когда я сжал ей руку, пытаясь ободрить, её ресницы легко затрепетали, как крылья мотылька, чуть приоткрылись. Она сделала слабое движение, притягивая к себе.

— Олег, — прошептала она еле слышно, одними губами. — Я пыталась их остановить. Но не смогла. Вы сможете.

— Кто, Нора? Кого вы пытались остановить? — не моё настоящее имя заставило меня нахмуриться, а эти странные слова.

Она устало, с чуть слышным стоном, больше похожим на тяжёлый вздох, прикрыла глаза, и в тот же мгновение я выпустил её руку, схватившись за голову, которую словно стянуло металлическим обручем, острые шипы впились злыми осами в кожу. Из глаз брызнули слезы. Подкосились ноги, меня скрутило в спираль невыносимой боли и тошноты. Кто-то довольно жёстко схватил меня сзади, придержав от желания рухнуть на кафельный пол.

Головная боль отступила, оставив туман, который медленно растекаясь по телу до приятного покалывания в кончиках пальцев, очистил тот, закрытый от меня раньше, участок мозга, откуда до меня долетали отголоски событий, осколки воспоминаний, измучившие тем, что я не мог составить из них единой картины.

Кто-то деликатно, но настойчиво потянул меня за локоть. Рядом с каталкой, куда меня пытались уложить, стояло двое санитаров в голубых халатах. Сопротивляться уже сил не было. Я улёгся на белую простыню, прикрыв устало глаза. В голове промелькнула спасительная мысль, что я попаду в ту же больницу, куда увезли Нору и смогу расспросить её о странных словах, которые она успела мне прошептать.

Каталку вывезли на свежий воздух, погрузив меня в негромкий, монотонный шум, шелест листьев от пробежавшего ветерка, щебетанье птиц, доносящийся издалека гул, который издавал поток машин.

Весь двор по периметру был оцеплен каретами скорой помощи, полицейскими фордами с включёнными проблесковыми маячками. На миг показалось, что это лишь съёмки очередного боевика, в котором террористы захватывают заложников. Мне стало забавно. Толпу людей нагнали лишь из-за нас двоих с Норой.

Перед мысленным взором опять замельтешили картинки недавней трагедии — пружина гибкого блестящего тела гадины, испещрённого грязно-жёлтыми кляксами. И разверстая, глубокая пасть с пульсирующими ярко-розовыми прожилками, длинные загнутые внутрь зубы. Как ни пытался я отогнать видения, они не исчезали даже, когда я открывал глаза.

Носилки оказались внутри машины, дверь резко захлопнулась. Надо мной склонился медик в белом халате. Я расслабился, отключился от действительности. Мерное покачивание машины ввело меня в транс. Я погрузился в приятно расслабляющую полудрёму, находясь между поверхностным, неглубоким сном и явью.

Пробуждение стало неприятным и тяжёлым испытанием. Вставленная в рот дыхательная трубка мешала глубоко вдохнуть. Я открыл глаза, обнаружив, что лежу на кровати, заботливо укрытый ровно расправленным блекло-салатовым одеялом. Рядом с мерно попискивающим прибором стояло четверо, похожие на серые тени, отбрасываемые в ясный жаркий день на асфальт. Зрение никак не желало фокусироваться, а слух — воспринять невнятный, а от этого раздражающий разговор, которые вели стоящие рядом с кроватью люди. Я не мог чётко различить их внешность, видел лишь очертания фигур: мужчина в белом халате, девушка в темно-сером закрытом платье и двое мужчин в тёмных костюмах.

Мне показалось, что врач настойчиво в чём-то убеждал девушку, которая жестами, голосом, всем существом показывала, что отказывается следовать указаниям собеседника. Наконец, она замерла, опустив руки вдоль тела и слабо кивнула. Перед ней мелькнул планшет с прикреплённым листом бумаги. Она что-то быстро черкнула внизу. Закрыла лицо руками, её плечи затряслись в глухих рыданиях. Мужчина рядом приобнял её.

У меня промелькнула мысль, что я присутствую на собственных похоронах, и как в триллерах, меня в полном сознании отвезут в морг, начнут вскрывать, а я, парализованный ужасом, буду ощущать скальпель, кромсающий моё тело.

Медик в белом халате подошёл к прибору и повернул тумблер. Силы уже вернулись ко мне, я резким движением вытащил изо рта трубку, приподнялся на локте и пристально взглянул на него. Он резво отшатнулся с округлившимися от изумления глазами, словно действительно увидел ожившего покойника.

— Мистер Стэнли? — к моему глубокому сожалению я вновь услышал своё имя из американского прошлого.

Девушка обернулась, глаза заискрились неистовым счастьем. Она бросилась ко мне.

— Кристи, дорогой, — прижалась ко мне, покрывая поцелуями влажных, горячих губ моё лицо, грудь, руки. Вызвав во мне прилив таких ясных физиологических чувств, что накрыло с головой жаркой душной пеленой.

Наконец в голове прояснилось окончательно. В девушке я узнал Лиз Шепард, в медике — "Айболита", врача, который наблюдал меня в больнице. Двое остальных были Ричард Фокс и Люк Стоун. На лицах мужчин отразилась абсолютно разная гамма чувств. Люк расплылся в широкой улыбке, обнажив крупные, неровные зубы, лицо Фокса светилось торжеством профессионала, чей выгодный клиент вернулся с того света, а врач, судя по побледневшему лицу и задрожавшим губам, был напуган.

Мягко отстранив, пытавшуюся задушить меня в объятьях, Лиз, я процедил сквозь зубы:

— Вы что хотели меня убить, доктор?

— Мистер Стэнли, мы проводили несколько тестов, — быстро, пытаясь скрыть глубокую растерянность, пробормотал он. — Провели три теста на апноэ, и все были отрицательными. Вы знаете, что это...

— Знаю, тест на самостоятельное дыхание. Но сейчас-то я дышу! Сам! Чёрт вас возьми! Как вы Ричард допустили такое? Кстати, как наши иски?

Фокс широко ухмыльнулся.

— Мы выиграли! Оба иска, Кристофер! — в голосе звучала не только радость, но и профессиональная гордость.

— Так, короче, я сейчас же покидаю эту гребанную больницу к чёртовой матери. И благодарите Бога, доктор, если её не закроют ко всем чертям, когда я ... мы подадим на вас в суд. Как, Ричард?

В глазах адвоката блеснул яростный азарт бойцовой собаки, которая увидев беззащитного противника, готова вцепиться ему в ляжку, чтобы вырвать большой, сочный кусок мяса.

— Мы не можем вас отпустить так сразу, мистер Стэнли! Мы должны провести дополнительные тесты, — забормотал врач.

— Что?! В этой гребанной клинике меня уже пытались убить. Прошли какие-то люди, мужчина в белом халате с женщиной. Они в капельницу ввели мне какую-то хрень, от которой я чуть не задохнулся...

— Вы были в состоянии клинической смерти, — перебил меня врач. — Мы смогли вас спасти. Но вы впали в кому... Мистер Стэнли, мы сделали все, что могли, — он почти умолял. — Мы выставим охрану! — в отчаянном порыве воскликнул он.

Спонтанный порыв встать и уйти, сменился жестоким приступом слабости, сковавшей тело. Голова вновь до тошноты закружилась, я упал на подушку и Лиз, обвив меня за шею руками, прижалась так крепко, что вселило ощущение безопасности.

Американская медицина творила чудеса даже в середине прошлого века. Через несколько дней мне стало гораздо лучше, врачи разрешили дышать свежим воздухом в маленьком саду внутреннего дворика больницы. Меня вывозили на инвалидной коляске, и я мог сидеть на скамейке в густой тени платанов и вязов, по аккуратно расчерченным под прямым углом асфальтированным дорожкам прогуливались пациенты.

Хотя я попал на электрический стул в Синг Синг в начале мая, сейчас в Нью-Йорк пришла осень, о которой так замечательно пел Фрэнк Синатра: "Осень в Нью-Йорке, почему ты очаровываешь меня с первого дня?" Пора увядания, словно умирающий художник в отчаянном порыве, выплеснула на деревья всю палитру красок от лимонно-кремового до цвета благородного старого золота, от огненно-алого до ржаво-коричневого. Прозрачный, чистый воздух, низкое лазурно-синее небо с лёгкой дымкой облаков. Я наслаждался покоем и свободой.

Лиз уже не покидала меня, переехав в клинику, защищая меня, как наседка своих птенцов. Я ловил себя на мысли, что все больше привязываюсь к этой милой, такой понимающей, заботливой девушке. Эти чувство отправляли лишь уколы совести, что изменяю Милане, прекрасно осознавая, что она не узнает о том, что у меня была невеста, которая появилась на свет за тридцать лет до моего рождения.

Кроме Лиз меня посещал Люк Стоун, с детским восторгом в глазах пересказывающий статьи, в которых превозносили до небес моё благородство, мужество, которое я проявил, жертвуя собой ради спасения жизни великого спортсмена, а также талант репортёра, позволивший даже находясь за решёткой раскрыть кровавое преступление. Не думаю, что это была правда хотя бы наполовину. Я старался пропускать хвалебные статьи о собственной персоне не из ложной скромности, просто знал, этим характеристикам грош цена.

Меня интересовала информация по процессу, который начался над Геддой Кронберг, на защиту которой бросились все ультраправые писаки. Они искали любую зацепку, чтобы отвести от неё подозрение в организации теракта.

Этого человека в безупречно сшитом тёмно-синем костюме, серо-стальном плаще и шляпе я приметил издалека, как только он возник на бетонном крыльце больницы, сразу сообразив, что это адвокат. Не знаю, почему мне пришла в голову эта мысль, но интуиция журналиста меня подводит редко. Незваный посетитель был незнаком мне, а поскольку работой Ричарда я был доволен, тут же решил, что это защитник Кронберг. Помощница обвинителя на процессе, миловидная шатенка с яркими глазами цвета зелёной мяты, уже приходила, лишь уточнив пару деталей.