Баллада о краденой памяти

Немного отогрев озябшее тело теплом очага, горячей мясной похлебкой да доброй кружкой подогретого вина, вор спросил у хозяина, где можно прилечь, увидел молчаливый жест на низкую лавку неподалёку, кивнул и улёгся. Немного погодя хозяин ушел куда-то в глубины харчевни и вернулся с ворохом тряпья:

— Укройся, — добродушно буркнул он, — А если что из этого хлама пригодится для починки твоих лохмотьев, то я дам тебе завтра утром иголку с ниткой. Ты откуда родом?

— С той стороны Разлома, из Руниши, — ответил вор и с наслаждением устроился в вонючем, но таком теплом и мягком ворохе тряпья.

Лежа на боку, он смотрел в пламя очага. Без мыслей, без чувств, ощущая только усталость и теплую, накатывающую как хмель дрему. Разговоры сидящих за столом стали казаться жужжанием, потом удалились, и вор заснул, унося в сон выловленную сознанием из гудения голосов фразу: "-По Разлому пройти невозможно стало... Совсем не стало Тракта..."

Вору снилась Высокородная Этли, прыгающая с камня на камень через нескончаемое зеркало Разлома. Она повернулась к нему и отчетливо произнесла: "-Здесь путь закрыт. Ищи племя Плоского камня, и тебя переправят на ту сторону. До встречи!" И, перестав забавляться перепрыгиванием с камня на камень, она как по мостовой побежала вдаль по водной глади...

12. Роххи.

Утром вор и в самом деле получил от хозяина иголку и нитки, да вдобавок этот небогатый человек с хмурым, озабоченным лицом протянул вору продранную на локтях старую, но ещё тёплую куртку из толстого сукна, потоптался возле, отмахиваясь от благодарностей и в конце концов проворчал, глядя на прилаживающего к одежонке заплаты парня:

— Вот и мой непутёвый где-то так же ошивается...

Когда вор закончил с ремонтом одежды, хозяин принёс ему сумку с хлебом и ещё какой-то снедью:

— Держи. Пока ещё до своих доберёшься. А мне ты ничего не должен, побереги деньги.

— Спасибо! — снова начал было вор, — Да если б все были как вы...

Хозяин оборвал его взмахом руки:

— Пустое. Ты лучше подумай, как теперь станешь домой добираться? Говорят, по Тракту дороги больше нет. В Разломе снова что-то случилось, и мосты через Южный Разлом разрушились.

Вор вспомнил свой сон, покусал губу и нерешительно поинтересовался:

— Скажи, не знаешь ли случайно такого племени — Плоского Камня?

Хозяин посмотрел на вора, точно только что увидел:

— А что тебе от них нужно? С Хозяевами Камней я не знаюсь, и тебе без крайней нужды— тоже не советую. А то будет тебе похуже, чем недавно на тракте. Ты паренёк молодой, глупый ещё. Нечего лезть куда попало.

Вор молчал, но просяще смотрел на хозяина. Тот переступил с ноги на ногу, пожал плечами:

— Да не моё это дело тебя жить учить. Я вон и своего-то не смог за девятнадцать лет научить. Видишь вон того аккуратного в коже, что с тобой вечером говорил? Он-то их знает. И раз одет по дорожному, то видать к ним идёт. Он на их землях какие-то камни ищет, в земле роется. Коли добром попросишь, то может и возьмёт к ним.

— А чего же он тут сидит уже два дня? Он сам вчера это сказал, — удивился вор. Хозяин нахмурился.

— А кто его знат? Правда, слыхал я, что не во всякий день туда можно приходить. Если не угадаешь, мол, костей не соберешь. А может, и врут. Эй, Роххи, иди-ка сюда! Тут попутчик к тебе набивается, уж не знаю зачем, — обратился хозяин к давешнему мужику в коже. Тот оценивающе оглядел тощую фигуру одноглазого вора.

— Да?! И чо тебе там надо?

Хозяин пошел по делам, вор негромко сказал:

— Мне срочно надо в Руниши, а я слыхал от одного человека, будто у них есть переправа через Разлом.

Лицо мужика осталось непроницаемым. Он снова оглядел вора. Так же негромко спросил:

— Тебе действительно очень нужно в Руниши?

Вор кивнул. Мужик покачал головой:

— Вряд ли ты сможешь переправиться.

— Это почему? Они не дадут?

Мужик усмехнулся:

— Дадут. Только вот переправа у них такая, что мало кто кроме них рискует ей пользоваться. Не для малохольных. Но я провожу тебя.

— Спасибо. Когда выходим?

— Подожди. Ты должен знать, что оттуда можно уйти только через эту переправу. Если за один день и одну ночь ты не наберешься духу, то на заре тебя принесут в жертву их покровителю Локки. Ты и сейчас готов итти?

— Довольно болтать, — нетерпеливо дернулся вор, — Идем-то когда?

— Сегодня, — усмехнулся мужик, — Позавтракаем еще разок да и пойдем. А то теперь дотемна есть не придется.

Одежонка, отремонтированная и дополненная толстой, теплой суконной курткой,сделала путь несколько менее мерзким. Вот уже почти целый день одноглазый и Роххи карабкались на крутые горы Разлома, навстречу ледяному ветру и противному полудождю-полуснегу. Давно за спинами в вате низких облаков скрылась Великая Равнина, давно уже кончилась и дорога, по которой они начали путь. Мужик шел ходко, выказывая привычку и выносливость, вор едва поспевал за ним, скользя по гладким покрытым мокрой снеговой кашей камням и потеряв всякую ориентировку.

Когда под бурчание в животе парня стало смеркаться, Роххи привел еле волокущего ноги одноглазого в небольшую пещеру, где к удивлению вора нашелся очаг и немного черного горючего камня. Роххи достал из своей поклажи широкогорлую бутыль, полил камень густым как мед дегтем и стал высекать огонь, пока стучащий зубами одноглазый впился в кусок хлеба. Роххи запалил трут, сделанный из пуха цветов херши, пропитанная дегтем тряпица неторопливо передала огонь политым резко пахнущей древесной смолой камням. Вор торопливо придвинулся к очагу, выжимая мокрую до нитки одежду. Мужик снова порылся в поклаже, достал маленький котелок, налил в него воды и устроил на огне при помощи железной треноги, с усмешкой глянул на трясущегося голого вора, держащего у огня одежду, от которой начал идти пар:

— Да-а, ты тот еще путешественичек.

— Ну если бы я готовился прыгать по этим горам! — возмутился вор, — Да мне лучшие на свете горы, так это теплый дом с жарким очагом, да заставленный жратвой стол, да мягкая теплая постель со сговорчивой девчонкой. А тут и замерзнуть насмерть ни за грош запросто можно!

— Замерзнуть? Можно. Но мы уже почти пришли, было бы жалко, — изрек Роххи. Он резал какие-то коренья, вяленое мясо, достал откуда-то из темного угла пыльную бутылку вина, к этому времени вода в котелке закипела и превратилась в густую наваристую похлебку. Камни давали ровный сильный жар, они докрасна раскалились и в пещере стало намного теплей, чем вначале. Вещи вора быстро сохли.

Постепенно одноглазый пришел в хорошее настроение. По пещере разнесся запах похлебки, Роххи нарезал из своих запасов хлеба, еще вяленого мяса, поставил на камень тарелку и кружки. Вор услышал неподалеку вопль какого-то крупного хищника, выходящего на свою ночную охоту. Держась более чем уверенно, мужик достал из дальнего угла что-то большое, скомканное в бесформенный тюк, натянул на вбитые в камень железные крюки веревку и повесил на нее то ли грязный, то ли такого цвета изначально тканевый полог, и в пещере стало совсем тепло и уютно. Присев на корточки возле булыжника, используемого в роли стола, Роххи разлил вино по кружкам:

— Прошу к столу, незнакомец. Кстати, как тебя звать-величать-то9

Кривой вор хмыкнул:

— Да как угодно. Вот например можно звать Риком. Меня больше волнует другое: спать тоже будем на камнях?

— На камнях? — переспросил Роххи и невесть отчего расхохотался, — Ну конечно на камнях!

Вор не понял причин странной веселости, присел с другой стороны "стола" и принялся уписывать угощение, не обращая пока особого внимания на избитые о твердые горы пятки и нояще-гудящее тело.

Когда они дружно прикончили еду и хлебнули из кружек, Роххи обратил взгляд зеленых, словно бы выгоревших на свету глаз в лицо вора:

— Слышь, паренек, а кто это говорил тебе про то, что у них есть переправа? Я не просто так спрашиваю. Кроме меня это знает только один человек, да вот беда, я давненько его не видел...

Вор почувствовал опасность. Роххи проворчал:

— Да ты не думай чего эдакого. Расскажи, что за человек тебе указал переправу.

Вор задумчиво окинул глазами пещеру. Она могла служить логовом и крупному зверю, и главарю придорожников. Вздохнул:

— Ты все равно не поверишь правде, а врать уже надоело.

Роххи почесал темно-зеленую, почти черную бородку и пробормотал:

— Кто знает? Я живу здесь много лет. И давно стал осторожен в сомнении. И потом, я чувствую, когда человек лжет. Вот с твоим именем например. Ты соврал, да?

Вор кивнул. Потом пробормотал:

— Но ты можешь меня звать и так. А откуда я узнал? Только не смейся, пожалуйста. Приснилась моя девушка, она и говорит, мол, Тракта больше нет, так что иди ищи это племя.

Роххи внимательно вгляделся в одинокий и сейчас печальный глаз, кивнул, потом долго молчал, пока медленно, с перерывами, не выглотал свою кружку вина. Потом сказал:

— Ничего не понимаю. Дело в том, сынок, что такого племени нет. И никогда не было. А вот переправа — есть. Правда, до твоего сна её знали только двое. Я и ещё один парень с той стороны.

Снова глубоко задумался. Наевшийся и согретый вор начал кивать, пристраивать отяжелевшую голову поудобнее:

— Я и сам ничего не понимаю. Поначалу даже страх разбирал. Приснится-и оказывается, что так наяву и есть.

Роххи хмыкнул, взглянул на слипающийся глаз спутника и поднялся:

— Добро. Будем укладываться. Сейчас я растоплю кровати.

В глубине помещения обнаружились длинные лежаки, накрытые шкурами и одеялами из множества сшитых лоскутов разнообразных тканей. Лязгнул чем-то в изголовье одного из лежаков и забыв про сон, вор с удивлением понял, что под лежаком находится небольшая печь. Он подошел поближе, рассматривая странное изобретение. Роххи хмыкнул, увидев его удивление, объяснил:

— У горцев Недоступных Гор в каждом доме так, — запалил лоскут материи, пропитанный смолой, кинул вовнутрь печи и прикрыл заслонку. Потом проделал то же самое и с другой печью-лежаком. Поднялся с корточек, потянулся и пробурчал:

— День кончился. Давай спать. Завтра поглядим, можно ли перейти на ту сторону.

Вор с недоверием вытянулся на жесткой плоской печи— лежанке, укрылся шкурами поверх одеяла и заснул, слушая как под ним гудит пламя.

Этли с безграничным любопытством смотрела в хрустальное яйцо. Она видела спящего парня, пещеру и его спутника. Она поняла, что ее сообщение дошло, что вор попытается пробраться на другую сторону Разлома и немного успокоилась. Потом попыталась отыскать Пришельца, но из этой затеи ничего не вышло. Очевидно, он еще не объявился снова. Ей остввалось только терпеть и ждать. Она страшно не любила и то и другое, но сейчас она не могла ничего предпринять.

Выпив старого вина, девушка последовала за служанкой в прекрасную женскую баню Белого Замка.

Проспав без всяких особенных видений до рассвета, недовольный, теплый вор был небрежно разбужен стаскиванием шкур и одеяла. Роххи увидел открытый глаз и буркнул:

— Вашей милости пора вставать. Позавтракаем, да и в путь.

Тоскливо вздохнув, одноглазый поднялся, поежился от утренних сквозняков, тянущих ледяной сыростью из-под полога, протер тыльной стороной руки лицо и несколько приободрился, увидя накрытый уже мужиком на давешнем камне завтрак. Роххи проворчал:

— Здоров же ты спать. Насилу поднял.

Тело вора болезненно загудело от приседания на корточки. Он подумал, что путь только начат и тоскливо вздохнул, торопливо расправляясь с жирной, сытной олениной и хлебом, с такой же как и вчера похлебкой и ничем не отличающейся от вечерней бутылкой вина. Роххи молча жевал. Вор заметил, что теперь его торба стала заметно меньше, да и карманы мужика уже не оттопыривались как вчера. Он явно пользовался пещерой вместо дома, как вчера и сказал. Потом вор увидел на полу какие-то предметы из металла, тускло поблескивающие в полутьме пещеры и прикрытые небрежно брошенным на них скомканным полотном хорошо продубленной кожи. Когда закончили трапезу, мужик поинтересовался:

— Сможешь тащить это? — он небрежно пнул звякнувшее железо. Вор недоумённо кивнул:

— А что будешь нести ты?

— Арбалет, — проворчал Роххи, — Арбалет, стрелы и кой-чего ещё.

Металлические непонятные предметы оказались тяжёлыми и неудобными. Они имели куда больше острых углов, чем плоскостей, и вору всё время казалось, что если он упадёт, то получит намного больше дыр в спине, чем сможет пережить. Он тащился вслед за неспешно сегодня идущим Роххи, за плечами которого колыхались мастерски приложенные круги верёвок и шкура.

Они поднимались всё выше и выше, навстречу странному ровному шуму, как если бы великаны в огромном количестве тянули хором нескончаемое, немелодичное "А-а-а-а-а-а..." с той стороны ограждающих Разлом гор.

Сегодня борода ворочалась в разные стороны на малейший шум, а в руках находился мощный зверовой арбалет, стреляющий тяжёлыми железными коваными стрелами. Вор притих и только мысленно жаловался себе на тяжкую жизнь.

Когда светило замерло над головой, постепенно нарастающий звук превратился в рев, и Роххи прокричал:

— Скоро спуск. Уже почти пришли, Рик! — повернулся и по скалистому уступу двинулся вперед, огибая крутой бок горы, загораживающей небесную панораму. Вор понял, что они подошли вплотную к Разлому. Ветер сбивал с ног, норовил оторвать хватающегося за змеящиеся по скале трещины парня. Руки, щеки, лоб и пальцы ног давно потеряли чувствительность, железяки за спиной уже, казалось, продрали своими остриями и одежонку, и кожу, впиваясь в мясо. Расселина, по которой они раньше шли, осталась внизу. Вор удивился, но не стал спрашивать спокойно лезущего впереди Роххи, почему они продолжают подниматься, когда можно прекрасно идти вниз по такой удобной, ровной лощине. Спустя немного времени он увидел ответ.

Под двумя лезущими по ступенчатому уступу скалы людьми развернулась пропасть Разлома. Вор никогда не думал, что вода может так громко реветь, пробиваясь сквозь нагромождения камней, падая водопадами со страшного, трехсотметрового в самых низких мостах обрыва, и ветер развеивал горные потоки в облака водящей пыли раньше, чем они достигали половины пропасти... Впрочем, у Роххи и его одноглазого спутника были более важные дела, чем просто глазеть на Разлом. Вор, однако, углядел, что такая удобная расселина, покрытая все утолщающимся слоем льда, круто обрывалась со стометровой высоты в ключом бурлящую ледяную воду, так что если бы и хватило веревок, спускаться все равно не стоило. Дорога, проложенная богами или природой, то сужалась до размаха рук, то расширялась раз в десять. Именно ей и борьбе с ледяным ветром и уделял вор основное внимание, скоро он с радостью обнаружил, что стал спускаться, и что по мере спуска, хоть и крутого, и страшного, ветер неохотно стал слабеть. Зато на камнях блестки льда превратились в ледяную корку, делая случайное падение не только возможным, но почти неизбежным. Подшитые мягкой кожей сапожки вора отчаянно скользили в поисках бугорков, за которые можно хоть немного удерживаться онемевшими от холода ступнями, несколько раз он проделал ногами опасные вензеля, и не особо того желая, видел с ревом пробивающуюся сквозь каменный завал воду глубоко внизу, за краем гигантского уступа обрыва, по которому они ползли. Ширина прохода стала всего три локтя, и одноглазый вдруг взмок от мысли, что в такой обуви он далеко тут не уйдет.