Сделав недлинную паузу, Прасковья Вениаминовна закрыла альбом и продолжила:
— Рядом с селом тогда научный центр располагался. Закрытый, конечно. Таких в Сибири было в те времена немало. Потому Герману пришлось контактировать с тамошней службой безопасности весьма плотно. Как он говорил — одно дело делаем. Уставал он страшно — многое ему не нравилось, он ведь дневал и ночевал на работе, но Стефания держалась за мужа мёртво — считала, что он занят настоящим мужским делом. Бывало, он придёт, снимет ремень с полицейскими "мелочами", поставит в угол бронежилет, сядет и молчит. Минуту молчит, две молчит. Стефания знала — он молчит потому, что ему переключиться надо. Он ведь тогда и на неё смотреть избегал — понимал, что она очень многое, ой многое прочтёт тогда в его глазах. И молчал он иногда по полчаса. Если, конечно, такая возможность у него была вот так посидеть и помолчать. А то ведь в селе как — стучат в окно и участковому надо собраться за минуту или сколько там положено по нормативам — и идти. Случилось что-то и его участие требуется. Он ведь в селе — власть немаленькая. Его все — от мала до велика знают и чуть что — зовут. Потому что нужен. Необходим. Важен.
А если удавалось помолчать вот так хотя бы несколько минут, он вставал и преображался. Становился спокойным, уравновешенным. И Стефания тогда расцветала. Откуда у неё и силы брались — она ведь в этом центре и работала. Вроде бы и знала многое, но никогда не грузила мужа этим знанием, считала, что ему и на его службе и работе всего хватает, как тогда было принято говорить — негативного.
Помолчав, Прасковья Вениаминовна продолжила и тогда Светлана впервые почувствовала, что ей просто с каждым разом труднее говорить о том, что тогда произошло. И, тем не менее, она хочет, чтобы праправнучка знала об этом максимально полно и точно. Если захочет, она узнает и больше, но важно сейчас было то, что она расскажет о происшедшем сама ей, своей кровной родственнице.
— Микробиолог, конечно, всяким-разным занимается. А вот Стефания занималась космической микробиологией. Уже тогда там такое встречалось и случалось, что самые крутые триллеры детскими страшилками покажутся. Мало, конечно, она рассказывала о своей работе — секретность, подписки, всё такое. Тогда, хорошо, что летом, а не зимой и не осенью и тем более — не ранней какой-нибудь весной, на центр был сброшен диверсионный десант. Как водится, сигнал тревоги поднял с постели и Германа — всё же какая-никакая система оповещения осталась в рабочем состоянии, хотя диверсы и постарались отключить всё, что можно. Герман экипировался и рванул на мотоцикле к Центру. А там уже всего хватает — и стрельбы и дыма. Подробностей я, конечно, всех не знаю — дело секретное, но знаю например, что Стефания выжила только благодаря Герману. Именно он её прикрыл и сумел вывести из осаждённого диверсантами главного корпуса Центра, сумел заблокировать входы в главные, наиболее опасные научные лаборатории, где, кстати, тогда хранились и самые опасные "компоненты". Несколько часов, отстреливаясь от проникших в здание двоек и троек диверсантов, Стефания и Герман сдерживали натиск нападавших, давая возможность остальным сотрудникам центра выполнить протокол по плану "атака извне".
Помолчав, Прасковья Вениаминовна добавила:
— Стефания тогда была тяжело ранена. Местные врачи не надеялись, что она когда либо сможет забеременеть — один из диверсов сумел так пальнуть, что пуля попала в бок а там... — прапрабабушка осеклась и Светлана кивнула, давая понять рассказчице, что поняла не сказанное вслух полно и правильно. — Герман вытащил её на себе когда она уже была несколько минут без сознания. Сам был ранен несколько раз. Уж как врачам удалось его левую руку спасти — даже я не знаю, он уже тогда был невероятно скрытен относительно своих слабостей. Но факт в том и состоит, что он вытащил её из Центра и успел уйти далеко, когда над Центром появились самолёты десантного отряда быстрого реагирования. Диверсантов зачистили. А Центр остался. Он и сейчас есть и в нём идёт работа. И Стефания там — дорогой гость и очень ценный сотрудник. — с гордостью сказала прапрабабушка. — Стефания тогда полгода в больнице провела. Едва очухалась — сказала: хочу быть рядом с Германом. И кто бы смог её остановить? Никто её и не смог остановить. Поселили их в двухместной палате. Их кровати стояли рядом. Всё же муж и жена. Благодаря её присутствию Герман и оправился. Сейчас он большой человек — ректор Сибирской Академии Полицейских Сил России, генерал-лейтенант полиции Империи. А тогда, месяца не прошло после того, как их обоих через полгода выписали, как Стефания сказала, что беременна. Герман чуть с ума от радости не сошёл — такого количества цветов в селе, а ведь они оба в своё село вернулись и он снова стал работать участковым, отказался от повышения, а она снова вернулась в Центр. Так вот, приходит она вечером с работы, смотрит, а её комната усыпана цветами. Не поверишь, Света — по пояс усыпана. Она дверь открывает в свою, значит, комнату, а оттуда — волна цветов. И все — только те, какие она любит. Простые. Без изысков. Старожилы говорили — два грузовика цветов Герман оплатил. Эти грузовики многие сельчане видели. Тихо приехали, тихо уехали. Видели, конечно, как Герман цветы охапками из кузовов в комнату носил, но ни единая живая душа Стефании не проболталась, пока она с околицы к своему дому шла. А ведь могли — все условия для этого были. Ведь на селе ничего скрыть невозможно. Цветы едва-едва были и в окошки видны, а Стефания увидела цветы только тогда, когда дверь открыла. Ведь цветочным духом никого из сельчан не удивишь — среди природы живём.
Снова Прасковья Вениаминовна ненадолго замолчала, но тогда Светлана уже видела — самое сложное и тяжёлое она уже поведала своей праправнучке и была этим очень довольно. Предстояло рассказать окончание истории.
— Девочку она родила. В срок, такую крепенькую — все деревенские, да что деревенские — поселковые и районные врачи удивлялись — в кого она такая уродилась. Настоящая сибирячка. Как водится, пошла в детский сад, потом в школу. А потом, когда получила сертификат — Стефания и Герман думали, что куда-нибудь на спокойное место, а она бряк — и сертификат зачисления в областную академию полиции России — на стол перед родителями. Те как стояли — так и сели на лавку. И ведь Герман — не последний человек в полиции, а ни сном ни духом не знал, что дочка его, выпускница школы, тайком сдаёт экзамены и тесты в полицейскую академию. Сейчас она — генерал-полковник Спецназа Полиции России, руководитель регионального центра противодействия организованной преступности. Всю службу провела не в штабах, а, как любят говорить полицейские, "на земле". Знает службу в полиции не по книгам, а по собственному богатейшему опыту. Когда она читает лекции в Региональной Академии Полицейских Сил Империи — в зале швабру торчком поставить некуда, а не то что там яблоку на пол упасть. — довольно завершила рассказ прапрабабушка, обняв прапраправнучку. — Ладно, дочка. Утомила я тебя. Иди, а то мой благоверный гневаться изволит, монополизировала я тебя. Я пока рассказала тебе о первой дочке Германа, об остальных детях его ты и сама узнать можешь. Они достаточно известны.
Разговор с Таиром Федосеевичем затянулся далеко за полночь. Слушая живую легенду отечественной ксенологии, Светлана вспоминала натруженные руки Прасковьи Вениаминовны. Обычные, казалось бы, руки женщины, знавшей и тяжёлый крестьянский труд, и ежедневный труд хозяйки городской квартиры, городского дома. Но это были руки женщины, вплотную приблизившейся к предельному сроку человеческой жизни и сохранившей поистине юношескую остроту ума и цепкость памяти, здравость рассудка и и жажду к познанию.
Наверное, встреча с прапрадедом и подвигла Светлану на то, чтобы несколько месяцев посвятить освоению игры на рояле и фортепиано. Она достаточно быстро нашла себе преподавателя — строгую и требовательную Таисию Петровну Ривберг, согласившуюся уделять новой ученице по три-четыре часа в день и уже через декаду смогла убедить свою наставницу, что её желание овладеть роялем на вполне профессиональном уровне — не блажь вроде бы мающейся от безделья выпускницы старшей школы.
Когда подошло время, Светлана облачилась в курсантскую форму слушательницы факультета военной астроразведки Российской Звёздной Академии и приступила к реализации своего основного плана — в кратчайшие сроки достичь командирского статуса и занять командирское кресло на борту большого дальнего боевого военного разведкорабля — как минимум фрегата, а желательно — крейсера.
В силу специфики факультета военную форму и знаки различия слушатели одевали крайне редко, поэтому мало кто мог бы узнать в стройной и подтянутой девушке сначала старшину, а потом — лейтенанта Стрельцову. Слушатели факультета друг-друга знали прекрасно — зрительная память у всех была развита на высочайшем уровне, а для преподавателей и подавно каждый слушатель был хорошо известен и знаком.
Светлана пропадала в спортгородке, часами качалась на тренажёрах, бегала кроссы, преодолевала всё более усложнявшиеся комплексы полос препятствий, развивала гибкость и скорость реакции. Она практически забыла, что такое ничегонеделание и почти не знала, что такое свободное время. Уже в конце первого курса она выдвинулась в число самых лучших слушательниц Академии. Когда её попытались поощрить — она написала рапорт с категорическим отказом от любых поощрений, выходящих за рамки простых словесных благодарностей, уточнив, что учится и служит не ради поощрений и наград, а для того, чтобы разведастрофлот Империи стал лучшим на Земле.
Проглотив некоторый юношеский максимализм, который вполне мог быть свойственен первокурснице, командование удовлетворило её рапорт и количество словесных благодарностей, фиксируемых между тем в приказах, стало рости едва ли не в геометрической прогрессии.
Наступил день, когда дневальный, разыскавший второкурсницу Стрельцову, успевшую уже получить звание старшего сержанта, на обычной для неё усложнённой полосе препятствий, передал распоряжение начальника Внутреннего Факультета Кондратьева явиться к нему в кабинет, обозначаемый тремя четвёрками.
Спрыгнув с трёхметровой высоты, Светлана посмотрела на дневального, убеждаясь, что он не шутит, потом откозыряла курсанту, дав ему понять, что приняла информацию к сведению и к исполнению, переоделась в приполосной раздевалке в обычное гражданское платье и почти бегом направилась к неприметной двери со столь говорящим номером. Кабинет Кондратьева располагался на третьем подземном этаже городка Факультета Астроразведки Российской Звёздной Академии и Светлана, пока шла, терялась в догадках, зачем именно она понадобилась легендарному в узких кругах генерал-полковнику Кондратьеву.
Наверное, у каждого человека в жизни бывают — и неоднократно — минуты, когда он перебирает в памяти события, связанные с определёнными обстоятельствами. Вот и сейчас, переступая порог подземного контура городка Академии, Стрельцова вспоминала своё поступление в этот прославленный имперский вуз, вспоминала первые месяцы учёбы. Она понимала, что по-прежнему уделяла огромное внимание именно поиску, изучению и обработке самых разнообразных данных. Может быть, она стала слишком закрытой для мужчин-сокурсников и согруппников. Может быть. Тем не менее, она не собиралась тратить время на реализацию ни к чему приемлемому не приводящих сценариев межличностных взаимоотношений — она любила читать старинные бумажные книги, а потом многие часы размышлять над прочитанным. Для неё это было лучше, чем участвовать в бесконечных обменах репликами и дежурными фразами.
Она вспомнила, как дед впервые рассказал ей, маленькой девочке о том, как человечество выходило в космос. Не только рассказал, но и показал несколько видеороликов и несколько десятков снимков на своём настольном инструментроне — тогда она впервые приехала с мамой к нему на дачу, которую он именовал усадьбой. Это действительно была усадьба. Светлана тогда, после разговора с дедом, была непривычно даже для самой себя тиха, немногословна и задумчива. Вероятно, основные силы она тогда направила на осмысление сказанного дедом. А он был уверен в том, что она, его внучка, сможет стать не последним человеком в имперском астрофлоте. Нет, конечно же, он не пытался предсказывать её личное будущее, не пытался убедить её в том, что профессия астронавта — единственный разумный выбор. Он просто дал ей информацию для размышлений. Долгих, напряжённых размышлений. С тех пор она изменилась. Стала больше читать, увлеклась историей земной и российской космонавтики. Далеко не сразу она ощутила, что это ей очень близко, дорого, важно. Далеко не сразу она приняла решение стать астронавтом. Многое она осваивала в играх, многое — нагружая своё воображение после чтения книг из дедовой библиотеки.
Теперь, когда война с Жнецами, фактически — первая общегалактическая война с внешним, умелым и изворотливым врагом — была завершена трудной, но такой желанной победой, Светлана Стрельцова хорошо понимала своего деда. Он хотел дать внучке возможность ощутить прелесть, силу, совершенство наибольшего возможного выбора. Этот выбор она сделала совершенно самостоятельно — стала ориентироваться на то, чтобы не просто отслужить в имперских вооружённых силах, а стать кадровым офицером Астрофлота России, командиром большого дальнего военного корабля.
Светлана и сама никогда особо не задумывалась над тем, над чем задумывались очень многие её подруги, желавшие, например, непременно побывать в Париже. Ей пришлось увидеть Париж другим. Разрушенным, серым, лишённым разноцветья, пропахшим гарью, кровью, наполненным страхом, безысходностью, ужасом перед последствиями орбитальных бомбардировок и бесконечных десантов Жнецов и их приспешников. Солнце с трудом пробивалось сквозь набухшие грозовой чернотой тучи.
Светлана тогда взобралась со своей группой десантников на один из самых высоких сохранившихся небоскрёбов и, усевшись на перила, долго смотрела на открывавшуюся панораму когда-то красивого и никогда не затихавшего города. Теперь перед ней был другой Париж, но именно он стал для Светланы на тот момент самым привычным и самым обычным. Где-то в глубине сознания она понимала, что после победы город будет, насколько это вообще возможно, восстановлен. Но это будет потом. А пока Париж вздрагивал, покрывался дымом, взвизгивал сиренами машин медицинской и спасательной служб.
Вот и третий подземный этаж. Откозыряв охранникам, Светлана свернула в тихий коридор, скользя взглядом по номерным табличкам на дверях. Вот и нужная дверь:
— ... прибыла по вашему приказанию. — отрапортовав о прибытии, Светлана взглянула на сидевшего за столом мужчину.
Если бы она встретила его на улице, она бы никогда, пожалуй, не подумала, что он — генерал-полковник ВКС Империи и начальник засекреченного Внутреннего факультета, на котором учились самые подготовленные слушатели Академии. Учились так, что об их учёбе никто ничего точно не знал.
Вячеслав Сергеевич и в своём кабинете не изменял правилам конспирации — он был в гражданском костюме, белой рубашке и строгом галстуке, а его глаза скрывались за старомодными очками. Всем своим внешним видом он напоминал финансиста, может быть — инженера. Светлана отметила в его облике и то, что обычно было свойственно очень знающим медикам.
