Жажда Крови

Над Ярнамом сгущался красный мрак. Под луной снова прольётся кровь. Чудовища проснутся в людях, и этой ночью страх вновь будет править улицами, подумала Мария.

* * *

Выйдя из кареты неподалёку от Соборного округа, охотница заплатила извозчику и огляделась по сторонам. Шёл холодный дождь, и пустынная улица утопала в лужах. Редкие прохожие торопились скорее забраться под крышу.

Свернув в переулок, девушка быстрым шагом направилась в сторону мастерской Германа. Быстро промокнув, она недовольно жмурилась, когда промозглый ветер бросал холодные капли в глаза.

Закопчённые стены построенных почти вплотную трёх-четырёх этажных домов не пускали вниз дневной свет. Узкие запутанные улочки лежали в темноте. Под ноги попадались мусор и помои. Не все местные дома были снабжены канализацией, и некоторые жильцы избавлялись от отходов по старинке.

Этот район пользовался не лучшей репутацией: здесь располагался известный в городе публичный дом и несколько питейных заведений, известных пьяными потасовками и скандалами.

Завидев впереди знакомую фигуру, Мария немало удивилась. Невысокий худой человек в шикарной, более подходящей официальному мероприятию шляпе быстрыми шагами вынырнул из заваленного хламом переулка.

— Валентайн! — окликнула девушка охотника, выходящего из двери дома за аляповатой статуей плачущей женщины.

— Здравствуй, Мария. Сейчас ты спросишь, что я здесь делаю, — предрёк Валентайн. — И выскажешься о моём моральном облике.

Охотник выглядел неважно. Красивое правильное лицо осунулось и приобрело нездоровый синеватый оттенок. Когда-то идеально подстриженные усики отросли, превратившись в неопрятные усы. Под большими внимательными глазами залегли тени. На подбородке пробилась щетина. Даже походка стала дерганой и резкой.

— Я не жена или мать тебе, чтобы беспокоиться о твоём моральном облике, — бросила Мария. — Ходишь по распутным женщинам — ходи, это твоё дело.

— Вижу, ты меня осуждаешь, — расхохотался Валентайн, когда охотница поравнялась с ним. — Но что можно сказать про обитателей Кейнхёрста?

В тоне охотника появилось что-то вызывающее, злое. Он и ранее насмешничал и отпускал язвительные колкости в адрес споривших с ним людей, но никогда ранее насмешки Валентайна не звучали как оскорбления.

— Я не стану говорить за всех, но лично я не позволяю низменным страстям управлять собой, — твёрдо ответила Мария, жестом показав короткую дорогу к Соборному округу. — Сегодня служишь похоти, а завтра сдаёшься перед жаждой крови.

— Ты говоришь как одна из церковных лицемеров, — покачал головой охотник. — Плотские утехи усмиряют во мне чудовище. В любом случае, человек имеет право на удовольствие. Ничего другого у нас нет. Остальное ценно лишь настолько, насколько приближают нас к блаженству. Согласись, удовольствие — единственная мера блага, принимаемая сердцем.

Черты лица охотника заострились, приобретя неприятное сходство с жертвами заразы Зверя. В глазах блеснул дикий огонёк.

— Может, навечно подключить тебя к капельнице с морфием? Не думаю, что ты желаешь только удовольствий, — отрезала охотница. — Удовольствие побочно. Здесь Лоуренс прав.

— Не надо, Мария, — самодовольно улыбнулся Валентайн. — Не говори, что ты никогда не искала любви мужчины или не наслаждалась бокалом пьянящего напитка.

— Я никогда не позволяла удовольствию подчинять себя, — сказал она.

— Когда сегодня ночью будешь упиваться кровью очередной жертвы, вспомни мои слова, — усмехнулся охотник.

— Валентайн, я вижу, что ты теряешь самоконтроль, — жестко произнесла девушка, остановив товарища и резко развернув его лицом к себе. — Расскажи Герману. Тебе нужен отдых от крови и наблюдение врачей.

На виске охотника яростно запульсировала жилка. Из горла вырвался тяжёлый хрип. Левое веко задёргалось в нервном тике.

— Что ты понимаешь, избалованная королева! — заорал он, брызнув слюной. — Я вижу, что тебя питает кровь, которая никогда не коснётся моих губ!

Валентайн происходил из семьи зажиточных горожан и тоже никогда не бедствовал. Однако с юности он очень не любил аристократию, считая её паразитическим слоем общества и рассадником пороков. Его всегда раздражали чужие привилегии, реальные и мнимые.

— Ты сошёл с ума, Валентайн? — холодно ответила Мария, посмотрев на того сверху вниз. — Герман требует от меня не меньше, чем от других. Меня никто никогда не баловал. От меня с детства требовали безупречности! Сейчас не время для сословных ссор. Мы охотники. Мы равны.

Валентайн бешено мотнул головой, едва не уронив шляпу.

— Что касается той крови, то, будь моя воля, я бы и пальцем к ней не прикоснулась! — прошипела девушка. — Успокойся! Ты не в себе.

— Допустим, — неожиданно присмирел охотник. — Я просто хочу получать радость от жизни, грозящей оборваться в любой день. Это не много, верно? Не суди меня...

Примечание к части

*Имеется в виду латынь. В игре можно неоднократно слышать песнопения на латыни. Можно предположить, что этот язык играет в мире Bloodborne ту же роль, что играл в реальной Европе многие века: роль языка науки и богословия. Но слова "латынь" я не использую, так как мир всё-таки другой, и нашего Рима там скорее всего нет. Словосочетание "высокое наречие" достаточно обтекаемо, и в то же время подходит по смыслу. Как всегда, прошу указывать на все замеченные недочёты.

>

Ночная охота

Заходящее солнце окрашивало городской смог в болезненный оранжево-красный цвет. Тяжёлая, похожая на синяк туча наползала на город, угрожая погрузить лабиринты узких улочек и тихих двориков во мрак ещё до наступления ночи. Тоскливо завывал ледяной ветер. Под ногами спешащих охотников влажно чавкал мокрый снег. На улицах не осталось прохожих — с пришествием темноты жители Ярнама старались укрыться под защитой мощных оконных решёток и прочных дверей. Хотя Церкви пока удавалось скрывать существование чудовищ от приезжих пациентов, местные давно знали печальное положение дел.

Поёжившись, Мария передёрнула плечами. Её не отпускало пренеприятнейшее ощущение, будто в тенях, сгустившихся меж голых деревьев, тянущихся из глухих подвалов и танцующих за рядом уродливых статуй плакальщиц, скрывается нечто живое и опасное. Но стоило подойти поближе и поднять лампу над тёмным местом, как наваждение проходило.

Это просто нервное перенапряжение, сказала себе охотница.

Дорога резко уходила вниз. Ветер бил в спину, пробирая до костей могильным холодом и подталкивая навстречу ужасам ярнамской ночи. Печная гарь, обычный спутник крупных городов, немного рассеялась, но свежим воздух так и не стал.

Услышав позади ругательство, Мария обернулась и быстро оглядела свой отряд.

Гисберт держится молодцом. Внимательно смотрит по сторонам и не болтает. Хороший получился бы охотник. Но Герман рассказал, что новичок подумывает бросить нынешнее ремесло и покинуть Ярнам.

Люциус. Этот опытный и глупостей не наделает. Мария узнала его оружие: в руках охотника лежал тяжёлый тесак-пила*, способный легко пробить шкуру большинства чудовищ. Если владелец нажимал рычажок на рукояти, оружие раскладывалось в хлыст, состоящий из десятка гибко сцепленных лезвий.

Ото** со своим нелепым самодельным ружьём, закутанный в потрёпанный серый плащ. Герман недолюбливал Ото, хамоватого и подчёркнуто независимого. Ходили слухи, что Ото хочет собрать свою команду охотников и основать свою мастерскую, независимую как от Церковной мастерской, так и от Германа.

Наконец, церковники Григор и Лорни. Первый, светловолосый и невысокий, в принятом у работников Церкви чёрном одеянии, всю дорогу задумчиво теребил рукоятку пистолета и нервно озирался. Новичок? Она не успела расспросить Германа. Лорни охотница знала по одной из прошлых охот, и отнюдь не с лучшей стороны.

К счастью, новых покушений пока не ожидалось — Ярнам не подземелья Птумеру, и скрыть преступление не получится. Единственная опасность — та, что проснулась с заходом солнца.

Через прореху в облаках пролился призрачный свет. Бледный месяц посеребрил снег миллионом тусклых хрустальных огоньков. В воздухе заструились отголоски неземных песнопений. Резко похолодало.

— Осторожнее, скользко, — предупредил Люциус.

— Наледи по всему Ярнаму нам только не хватало, — проворчал Ото, поправляя пояс с боеприпасами.

— Пахнет луной, — с диковатым блеском в глазах заметил Григор, шумно втянув ноздрями воздух.

Здесь начинались кварталы Старого Ярнама. Эта часть города появилась задолго до Церкви Исцеления и сохранила множество образцов старинной архитектуры. Над рядами черепичных крыш возвышалась древняя башня, оставшаяся с тех времён, когда орды варваров с востока осаждали крепость Ярнамор

* * *

, а самого города ещё и в помине не было. Башню неоднократно реставрировали, и её маленькие окна-бойницы зорко следили за округой. Путнику, оказавшемуся в Старом Ярнаме, казалось, что он перенёсся на три столетия в прошлое: настолько сильный здесь стоял дух старины.

— Кто идёт?! — раздался хриплый окрик.

Навстречу охотникам вышел высокий мужчина в поношенной одежде. В руке неизвестный держал зажжённый факел. Ярнамит выглядел чрезвычайно нездорово: серое, осунувшееся лицо сочеталось с шаркающей походкой и тяжёлым дыханием. За спиной неизвестного стояло трое его товарищей с ружьями и саблями.

— Охотники! — откликнулась Мария.

— Проходите! Пока всё спокойно! — отступил в сторону серокожий.

Стало видно, что остальные трое горожан также не могут похвастаться здоровым румянцем.

— Почему в последнее время здесь стало так много серых? — прошептал Гисберт, подойдя к охотнице.

— Церковь вводила всем желающим кровь, дающую иммунитет к большинству болезней. Но в этой части города живёт несколько старых семей, считающих себя истинными ярнамитами в противовес тем, чьи рода не обитают в этих землях пятьдесят поколений. Считая себя выше, они заключают браки преимущественно с такими же, — начала объяснять Мария. — Неизбежное вырождение привело к тому, что их тела плохо переносят любое кровослужение. Их кровь приобретает пепельный оттенок, а кожа сереет.

— Из-за этого они обращаются в чудовищ? — опасливо оглянулся на человека с факелом Гисберт.

— Пепельная болезнь ослабляет естественную сопротивляемость чуме Зверя, — кивнула девушка.

Над Старым Ярнамом нависали скалы. Если наверху последние лучи ещё пробивались к земле, то здесь царила ночь. Перейдя через горбатый каменный мостик, Мария увидела группу охотников, направлявшихся к местному храму Церкви. Там хранилась одна из Святых Чаш Птумеру. По неизвестным причинам чудовищ неодолимо тянуло к ней.

— Наш участок — квартал вокруг склада льда, — громко объявила охотница. — Разделяемся на две группы по три человека. Гисберт и Ото со мной. В другой тройке Люциус — старший. Маршрут как планировали, только не забывайте заглядывать в переулки. Есть вопросы?

— Дома осматривать? — спросил Люциус, проверяя пистолет.

— Только при явной необходимости, — ответила Мария. — Больше вопросов нет? Пусть хорошая кровь укажет вам путь.

Вдалеке раздался бешеный рёв. За ним последовали выстрелы.

Мария зажгла лампочку на поясе. Гисберт поймал себя на мысли, что боится отходить от своего командира. В сегодняшней ночи таилось что-то невероятно жуткое. В прошлые охоты это леденящее чувство проявлялось гораздо слабее. Тьма казалась исполинским чудовищем, готовым в любой момент сожрать маленьких дерзких людишек. По спине новичка побежали мурашки.

— Почему обратившиеся обычно сразу лезут на улицу? — слабым голосом спросил он Марию, желая не столько узнать ответ, сколько надеясь почерпнуть храбрости из её уверенного голоса.

— Думаю, хотят окунуться в ночь. Подставить себя лунному свету, — прошептала охотница. — Поэтому пока улицы патрулируются, жители в безопасности. Даже если обратился твой сосед по комнате, он пойдёт подышать свежим воздухом перед тем как вцепится тебе в глотку.

Именно поэтому гулять по ночам в Ярнаме вдвойне опасно. Можно не только оказаться съеденным, но и попасть под горячую руку охотников.

Гисберт нервно кивнул.

* * *

Снег мягко хрустел под ногами. Ночная стужа превратила лужи в лёд. Закопченные старинные домики выглядели мрачными склепами. Тоскливые завывания ветра в переулках сливались в плач по обречённой человеческой расе. Отзвуки выстрелов изредка разрывали мёртвую тишину. Стоны избиваемых ветром голых деревьев напоминали скрип виселиц. Мертвенно-бледный серп луны презрительно скалился с равнодушных небес.

Порыв ветра принёс ужасающий вопль. Бесконечно злобный, ненасытно голодный. Крик зазубренным лезвием полоснул по слуху и затих на высокой длинной ноте.

— У бакалейной лавки, — коротко бросила Мария.

Взяв оружие наизготовку, охотники пошли на звук.

В центре небольшой площади перед бакалейной лавкой располагался колодец с покосившейся крышей, накрытой снежной шапкой. Справа — тёмный провал переулка, ведущий на соседнюю улицу. Слева — небогатого вида двухэтажный жилой дом. Напротив лавки возвышалась стена склада льда, давно почерневшая от копоти.

Дверь дома распахнута настежь, заметил Гисберт.

На землю полетела склянка с едкой кровью — приманкой для чудовищ.

— Гисберт, назад! — крикнула охотница, увидев, что новичок встал в опасной близости от переулка, отойдя слишком далеко от товарищей.

Выхватив пистолет, Мария выстрелила в темноту переулка и стремительно отпрыгнула к двери бакалейной лавки. Ото поднял своё нелепое ружьё и всадил пулю в вынырнувший из мрака изломанный силуэт. Замешкавшись, Гисберт попал под яростные удары когтистых лап. Отлетев к стене дома, охотник на мгновение потерял сознание.

Изъязвленную шкуру чудовища покрывал блестящий чёрный мех. Вытянутые челюсти твари ужасали обилием острых как иглы зубов, выросших в два ряда. Из черепа обратившегося торчали уродливые костяные выросты, отдалённо напоминающие недоразвитые оленьи рога. На боку твари зияла страшная пульсирующая рана. Мария с ужасом поняла, что видит в ране чудовища зубы и два извивающихся языка-щупальца: у обратившегося появилась вторая пасть.

Чудовище приготовилось прыгнуть на оглушённого новичка. Но Ото не сплоховал. Злобно оскалившись, охотник вонзил штык в шею обратившегося.

Издав бешеный вопль, тварь замахнулась лапой, но Ото умело ушёл из-под удара. Мария сполна воспользовалась замешательством чудовища. Дважды взлетело лезвие Ракуйо, отрубив обратившемуся левую кисть и ужалив под левую лопатку.