Могильщик. Не люди

Хасл постарался не искать глазами Миреку — свою предполагаемую невесту — но всё же нашёл. Она сидела у головы Керага, спрятав лицо в ладошки. Молодой охотник немного занервничал, как делал это каждый раз при виде любимой, но почти сразу его мысли ушли совсем в другую сторону.

— Кто мог сделать такое?.. — пробормотал Эрли. — Дурной знак. Дурной.

Хасл не стал спорить с товарищем. Это действительно был дурной знак — найти такой труп на следующий день после встречи с незнакомцем.

И без того обычно потрёпанная одежда лесоруба была сильно изорвана. Живот и грудная клетка вскрыты от самого паха до шеи, кадык вырезан, глазницы превращены в две кровавые ямы, обрезана та часть правой щеки, где была метка, указывающая на принадлежность Керага к лесорубам. Во внутренностях своей жертвы убийца тоже порядком покопался, выдрав часть кишок и желудок.

— Ещё ему вырезали язык, — прошептал Жерев. — А в затылке дыра, и череп совсем пустой.

— Это не зверь сделал, — сдавленно пробормотал Эрли.

— Это уж точно.

— Пошли. Я привёл вас сюда не для скорби, а для мести.

Они вошли в дом Викле. Обширное помещение занимала одна комната, лишь скот — бараны да поросята — ютился за перегородкой. За столом сидело семь мужчин — Викле, младший брат хозяина Кралт, двое его сыновей, племянник и два лесоруба. Детей, видимо, отправили в землянки, чтобы не путались под ногами ни у обсуждающих проблему мужчин, ни у скорбящих женщин.

— Это всё? — спросил Викле вместо приветствия. — Только двое?

— Остальные на работе, — ответил Хасл. — А Микке остался охранять трактирщика с дочерью. Вечером придут ещё люди.

— Пиво он остался охранять, — буркнул старший сын Викле — Зерв.

— Заткнись, — оборвал его отец. — Что ж, до вечера мы ждать не можем, придётся довольствоваться тем, кто есть. Мы уже всё обсудили. Вы трое пойдёте с Некпре к Серым полям. Мы с племянником и лесорубами прочешем лес и окраину Бергатта, остальные будут охранять женщин и детей. Я дам вам арбалет, копьё и два меча, а то, как погляжу, ума взять с собой оружие у вас не хватило.

На самом деле у охотников на поясах висели ножи, а их охотничьи луки годились для убийства человека не хуже, чем зверя, но Хасл не стал спорить. Возможно, пришелец вовсе и не человек, а арбалет бьёт куда мощнее лука, не говоря уж о том, что с копьём и двумя мечами можно будет одолеть любого противника.

Они вышли, едва проведя в тёплом помещении четверть часа и успев выпить по кружке горячего травяного отвара с каплей креплёной настойки, да собрать скудный обед, состоящий из горсти съедобных корней и двух лоскутов вяленого мяса. Викле не собирался кормить нахлебников, пусть даже они охотятся на завёдшегося у его дома убийцу. Впрочем, его младший сын получил не больше.

— Это не настоящая облава, — сказал Некпре, когда они выбрались из-за стены. — Настоящая будет вечером, когда здесь соберётся человек двадцать. Пока же отец хочет его напугать.

— Его — это чужака? — спросил Хасл, возводя арбалет. — И вообще, я ни черта не понимаю — что за чужак, как он убил Керага?

Про убийство начинал рассказывать Жерев, но ещё в таверне, плача и сбиваясь через слово. В дороге же они почти не разговаривали — ужас, внушаемый Серым Зверем, не слишком-то располагал к беседе. Да и, честно говоря, Жерев — тот ещё рассказчик, он обычно только поддакивал Керагу.

— Чужак появился вчера вечером, — сказал Некпре, подумав. — В самую жару пришёл. Подошёл к стене и начал звать людей. Хотел купить еды. Но он был такой странный и страшный, что мы прогнали его, забросав камнями. Я его толком и не рассмотрел.

— Надо было его сразу убить, — буркнул лесоруб. — Мы отдыхали рядом, и я видел его — высокий, уродливый, весь в чёрном. Точно сама смерть.

— И это всё?

— Да.

— А как он убил Керага?

— Не знаю, — пожал плечами Жерев. — Мы остались ночевать у стены, иначе Викле потребовал бы с нас ещё дерева за ночёвку. Когда я проснулся, нашёл выпотрошенного Керага... — По лицу лесоруба заходили желваки.

— И это всё?

— Угу.

Хасл тяжело вздохнул и огляделся. И кого они ищут?

— Это не к добру, — мрачно проговорил Эрли, и все опять с ним согласились.

* * *

Внизу, под холмом, перед ними открылись Серые поля, поросшие одичавшей пшеницей и сорняком, местами заболоченные, местами покрытые лёгкой серой дымкой — испражнениями Зверя. У болота стояли развалины каменной мельницы, и ветер скрипел её обветшалым колесом, частично погружённым в болото. Этих мест заклятья Друга почти не достигали, над землёй часто висел лёгкий туман, иначе многие перебрались бы жить сюда. Хоть здесь и не водилась живность, а для постройки домов не было материала, одной пшеницы хватило бы, чтобы прожить — её можно выменять на что угодно. Но Зверь осквернил и эти места, по слухам иногда наведываясь сюда самолично.

— Горы, — сказал Некпре, тыча копьём в отвесную стену, отделяющую долину от остального мира. — Всегда смотрю на них и думаю — а что там?

— Ничего, Друг же говорил: всё погибло, — ответил Жерев. — Мы сюда не на горы смотреть пришли.

Хуторянин пожал плечами и принялся тыкать копьём в разные стороны:

— Откуда тогда появился чужак, если всё погибло? И что нам вообще здесь делать? Чужак не может спрятаться ни в болоте, ни в тумане, ни в поле. Нам нужно проверить только мельницу, но и туда человек в здравом уме не сунулся бы.

— Откуда ты знаешь, что он человек? И что у него есть ум?

— Тебе об этом судить ещё сложнее, — парировал Некпре.

— Да ладно? А чего ж ты тогда отцу не сказал, что здесь нечего делать?

— Сам-то со своим много спорил?

— Пошли на мельницу, — сказал Хасл, прерывая спорщиков. — Проверим её, а после всё-таки прочешем поле там, где поменьше тумана. Раз нам задали дело, нужно сделать его как можно лучше, так нам говорит Учитель.

Они выстроились в шеренгу на расстоянии десяти шагов друг от друга и зашагали к мельнице. До неё было полмили, и люди не торопясь прошли это расстояние за полчаса. Поле как будто пустовало, и всё же Хасл хотел проверить все проходимые места.

— Пшеница всё мельче и мельче, — печально проговорил хуторянин уже у самой мельницы. — Скоро, говорят, совсем выродится.

— Нам-то с этого что? — фыркнул дровосек. — Я хлеб только во время посещения Друга ем, на Йоль. Это вы...

— Заткнись, — рыкнул Хасл. — Чуете запах?

— Болотом воняет, — сказал Эрли.

— Нет... как будто...

Они осторожно, один за другим, вошли на мельницу. От неё остались только три стены да груды камней, а среди завала то тут, то там торчали иссохшие кости, от которых пахло смертью и страхом. Когда-то здесь погибла уйма народу — десять или двенадцать человек.

Но сегодня на один труп здесь было больше. И этот не успел ещё разложиться.

— Это чужак, — с облегчением в голосе сказал Эрли. — Можно возвращаться.

В голосе же Жерева сквозил нескрываемый ужас:

— Это не тот чужак, которого мы видели вчера.

— А даже если бы и он, то кто убил этого? — добавил Хасл, склоняясь над телом.

Над этим трупом неизвестный убийца издевался не так жестоко — разорвал лишь живот, выдрав желудок и кишки, да размозжил лицо. Этот удар в лицо, видимо, и убил чужака, а над требухой убийца работал уже после. Молодой охотник понял, что он чувствовал за запах — смесь испражнений и рвоты. Даже кровь почти не пахла, по сравнению со смрадом дерьма и не до конца переваренной пищи.

— Его убили пару часов назад, — сказал Эрли.

— Похоже на то.

— Эй, — крикнул Некпре, — смотрите, я нашёл его сумку. Здесь какие-то побрякушки... еда... котелок...

— Неси сюда, — приказал Хасл.

Они выпотрошили сумку рядом с трупом. Шило, нитки, одеяло. Твердокаменный хлеб, баклажка с чистой водой, полоска мяса. Огниво, котелок, нож. Такие вещи Хасл взял бы с собой, если бы собрался в лес на несколько дней. Да и одежда убитого (та, что не была изорвана и залита кровью) выглядела хоть и поношенной, но пригодной для долгой дороги.

Но нашлись в сумке и другие вещи — золотые и серебряные украшения, прекрасная гравюра, изображающая какую-то башню, золотое блюдо, и другие бесполезные побрякушки.

Это беспокоило. Очень сильно беспокоило. Плохо то, что им нужен Друг, нужен немедленно, а до следующего Йоля ещё две недели.

— Мне страшно, — тихо проговорил Эрли.

— Всем страшно, — отозвался Хасл.

— Здесь что-то ещё... — бормотал Некпре, шаря в сумке. — Вот, тут подшито...

Хуторянин извлёк на свет толстый кошель, в котором перекатывались монеты, и вещь, от которой по спине Хасла, да и всех остальных, прошёл могильный холод.

Чёрные кожаные перчатки с широкими раструбами, доходящими почти до середины предплечья.

Хуторянин вскрикнул, роняя и перчатки, и кошель.

— Что это?

— Перчатки, — сказал Хасл, сглатывая. Во рту пересохло. Кружилась голова. Так, будто Зверь наведался в гости, или пришёл Друг. Но рядом не было ни того, ни другого. — Забери кошель, а перчатки оставь здесь. От них пахнет дурной магией.

— А то я не почувствовал... — пробормотал Некпре, наклоняясь за кошелём.

— Я не хочу прочёсывать поле, — прошептал Жерев. Его глаза алчно поблёскивали, но в них читался и неподдельный ужас. — Давайте поделим деньги и уйдём.

— Деньги мы, конечно, поделим, — ответил Хасл. — Но сначала нужно всё-таки пройти по полю. Нас, в конце концов, четверо, и у нас много оружия.

На этот раз они шли плотной группой, опасливо оглядываясь по сторонам. Но, к собственному счастью, не нашли ничего, кроме мокрой травы и обрывков тумана. После они поделили деньги — каждому досталось по две с тремя четвертями кроны — и пошли обратно к холму. И каждый из них надеялся, что другая облава нашла и убила страшного чужака...

... в то же время понимая — они встретили бы его по дороге либо сюда, либо на хутор, а значит, он спрятался где-то в поле. Выходит, им ещё придётся вернуться сюда вечером.

Глава седьмая. Вечерняя облава

К их возвращению на хутор вторая группа поисковиков ещё не объявилась. Вдоволь наревевшиеся бабы разошлись по собственным делам, а на приличном расстоянии от посмертного ложа дровосека столпились дети разных возрастов. Их куда больше интересовали увечья, нанесённые Керагу, чем, собственно, смерть чужого им человека. Не бойся они, что труп может восстать, наверняка начали бы бросать в него камнями или что-то в этом духе.

Впрочем, у Хасла было предвзятое отношение ко всем хуторянам, кроме Миреки. Виной тому отец, в каждый удобный момент утверждающий: каждый житель хутора — злобное жадное говно, а не человек. Как иногда убеждался сам охотник, утверждения не были безосновательными.

— Нужно закопать труп, — сказал Хасл, обращаясь больше к Жереву, чем остальным.

— Закопаем, когда вернутся наши. Мы все должны присутствовать на похоронах брата.

Они разогнали детишек и устроились у стола, благо дождь закончился, а плотно утоптанную землю и так-то почти не размочило, да ещё и ветер подсушил. Некпре сразу куда-то ушёл. Видимо, прятать деньги, чтобы отец не забрал — по дороге назад они сговорились ничего не рассказывать про монеты, оттягивающие им пояса.

— Как думаешь, Хасл, нужно рассказать об этом Другу? — спросил Эрли, засовывая в рот пару корешков, которые он нашёл по дороге.

— Думаю, надо.

— Он заберёт кого-то из стариков, если его вызвать...

— А что делать? Чужак может убить ещё не одного человека.

Жерев, удобно устроившийся на своей куртке, похрапывал. Как будто это не у него друга убили...

— Надеешься, что Друг заберёт Викле? — шёпотом спросил Эрли. — Думаешь, не будет его, и тебе легче станет сосватать Миреку?

Хасл лишь слабо усмехнулся в ответ.

Да, он надеялся именно на это. Впрочем, на очереди мог быть трактирщик или старший из рыбаков — Эзмел. Всем другим было сильно меньше сорока лет, и уж они-то явно не будут противиться вызову Друга. В этом году осталось два Йоля, и если внепланово позвать Друга, до конца года не доживёт ни один из трёх стариков. Два из трёх, что на ближайший Йоль заберут Викле. Два из трёх, что после посещения Другом людей, Хаслу удастся заполучить Миреку, которой во время прошлого Йоля исполнилось семнадцать, и ей пришла пора выходить замуж. Хасл, которому было уже девятнадцать, два года ждал этого, понимая — ненависть его отца к Викле взаимна, и на Хасла эта взаимность тоже распространяется.

— Как думаешь, долго они будут ходить к озеру? — спросил Эрли громким голосом, как ни в чём не бывало.

— Ещё час, не меньше, — пожал плечами Хасл. — Туда дорога длиннее, да и мест, где можно спрятаться, больше.

— Так чего ты сидишь, олух? — прошипел охотник, кивая куда-то в сторону.

Хасл проследил направление и увидел Миреку, стоящую рядом с баней, угол которой едва выглядывал из-за хозяйского дома. В руках девушки была полная кадушка мокрого белья. Поняв, что охотник увидел её, Мирека кивнула ему и сразу же нырнула за баню.

— Пойду до ветру схожу, — задумчиво проговорил молодой охотник. — Кажется, яма за баней?

— Наверное. Я по дороге успел сходить. Проверь сам.

— Вот и проверю.

Никого из взрослых баб не было, да и детей они напугали так, что те сбежали в один из маленьких домов. Кажется, никто его не видит... не увидит их...

У Хасла закружилась голова. Нырнув за баню, он увидел Миреку, ловко развешивающую на шест портки левой рукой, а правой прижимающую к боку кадку. Одним долгим взглядом он окинул её длинные волосы, узкую спину и широкие бёдра, икры, едва торчащие между юбкой и разбитыми башмаками с высокими голенищами, а, самое главное, её зад, буквально готовящийся разорвать узкое платье.

— Тебе помочь? — спросил он, с трудом сглатывая булькающий в горле комок.

— Помоги... кадка тяжёлая... а в грязь ставить не хочу... — буквально исчезающим голосом произнесла девушка. О её скромности говорили все, и молодому охотнику эта черта характера нравилась.

Хасл забрал у Миреки кадку.

— Да это разве тяжёлая, — пробормотал он, не зная, что ещё сказать.

— Ты сильней меня...

— Вот, смотри, могу поставить её на ладонь и держать на вытянутой руке. Не очень долго, конечно...

Мирека тихо рассмеялась в ответ.

Бельё заканчивалось с устрашающей скоростью, Хасл хотел поговорить с возлюбленной, но на ум не приходило ничего такого, о чём можно поболтать, хотя обычно он за словом в карман не лез. С другой стороны, ему было хорошо вот так просто стоять рядом с ней, и ничего другого не нужно...

— Всё... — сказала Мирека.

— Я отнесу кадку куда нужно.

— Ты не знаешь, куда идти...

— Ты мне покажешь.

Девушка улыбалась, вытирая влажные руки о платье, которое от этих движений натягивалось на её груди, не слишком большой, но, как думал Хасл, крепкой.

"Если я сейчас не обниму её, то сойду с ума..."

Он уже обнимал её левой рукой — в правой болталась кадка — а его рот впился ей куда-то в нос: Мирека наклонила голову, не давая поцеловать в губы. Хасл бросил наконец кадку, ухватил правой рукой девушку за талию, прижал к себе изо всех сил. Его рот скользнул по её щеке, подбородку, нашёл, наконец, губы и на вечность остановился там. Левой рукой охотник взял возлюбленную за ягодицы, правая скользнула к груди. Мирека сопротивлялась долю секунды, а потом расслабилась, давая шарить ему там, где вздумается.