| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
-И не говори, Арора, — поддакивала ей моя горничная. — Я-то молодому господину стараюсь на глаза не попадаться, но девица эта... дурное дело, ох дурное!
-А что о ней говорят? — всполошилась кухарка.
-Ох, не знаю, верить ли тому, но поговаривают, что господин Хорвек сотворил ее при помощи колдовства из всяческого непотребства. Оттого у нее, да простят меня боги, ни ума, ни души. Ничегошеньки не знает, точно вчера на свет родилась!
Итак, в глазах города я была магическим созданием, противоестественно сотворенным при помощи заклинаний изо всякой мерзости — иначе говоря, я оказалась чудом, а чудеса манят.
Куда бы ни приглашали Хорвека — а с легкой руки госпожи Аркюло, почтившей своим доверием иностранца, он быстро стал желанным гостем во множестве богатых домов, — непременно ему напоминали, чтобы он захватил с собой свою воспитанницу. Меня рассматривали, не решаясь коснуться, и в глазах я видела испуганный восторг, а шепоте угадывала все ту же сплетню: "Ее сотворили колдовством!". Никогда еще я не чувствовала себя столь ничтожной. Казалось, что я сама вскоре поверю в то, что слеплена ради магической потехи из какого-то сора — так мало я смыслила в происходящем. Но чем скованнее я себя чувствовала — тем жаднее становился интерес ко мне. Я пыталась спрятаться от назойливых взглядов — Астолано шептал, что моя пугливость происходит из-за чуждости миру людей. Я становилась все бледнее — город в восхищении твердил, что чары выдыхаются и вскоре я превращусь в горстку пепла и облачко тумана. Но именно этого и добивался Хорвек — на любой вопрос обо мне он отвечал так уклончиво, что даже самый простодушный человек заподозрил бы неладное.
Я не знала, как и когда демон обронил, что ищет художника для того, чтобы тот нарисовал меня, но астоланцы увидели в этом подтверждение своих предположений: я была недолговечным колдовским творением, и мой создатель торопился запечатлеть результат своей превосходной работы, пока она снова не обратилась в прах.
В столице имелось несколько прекрасных мастерских, где трудились десятки художников, не имевших недостатка в заказах. Когда весть о том, что Господин-в-перчатках — а именно так называли Хорвека в городе, — ищет того, кто изобразит его рыжую спутницу, разнеслась по городу, у наших дверей один за другим стали появляться люди, в пальцы которых намертво въелась краска. Все они слышали о щедрости и богатстве иностранца, и были столь же любопытны, как и остальные жители столицы. Каждый из них не скупился на похвалы своему таланту и клятвенно обещал, что сумеет изобразить каждый мой волос в совершенной точности.
-Только я знаю, как смешать краску, чтобы передать рыжину волос вашей воспитанницы, — говорил один.
-Спросите любого в этом городе, и он скажет, что только на моих портретах можно увидеть сияние кожи и живой блеск глаз! — настаивал второй.
-Я никогда не приукрашиваю своих клиентов и работаю очень быстро, — рекомендовал себя третий. — Не сочтите, что я сую нос не в свое дело, но ведь у вас времени в обрез, не так ли?..
Времени у нас и в самом деле было маловато, но Хорвек, словно позабыв об этом, терпеливо выслушивал каждого художника, а затем показывал кусок холста, где была изображена тонкая женская рука.
-Я найму только того, кто нарисовал это, — говорил он.
-Но сударь, зачем вам этот неизвестный мастер? — в отчаянии вопрошали у него отвергнутые живописцы. — Разве можно судить по этому клочку, насколько хорош он в деле?
-Мне нужен именно этот человек, — отвечал Хорвек, глядя так значительно, что опечаленные художники наперебой уверяли друг друга, будто здесь непременно замешаны колдовство, воля звезд, предопределение и прочие чародейские хитрости.
Но никто из них не признался в том, что узнает руку мастера, и мне начинало казаться, что демон тут перехитрил самого себя. Дни уходили за днями, истрачиваясь до остатка на глупые визиты к глупым людям, которым все еще не наскучило разгадывать загадки, сочиняемые Хорвеком. Я же, оставшись наедине со своими страхами, думала только о том, живы ли дядюшка Абсалом и Мике, и сколько еще мучительных дней существования отвела им воля рыжей колдуньи. Спокойная жизнь оказалась губительной для меня, ведь теперь у меня хватало сил и времени ужасаться тому, что я натворила.
Неудивительно, что в мои сны вернулся заснеженный старый лес, который, как теперь я знала, был душой рыжей ведьмы, средоточием ее жестокой силы, зародившейся где-то в далеких северных землях. Поначалу мне удавалось очнуться ото сна до того, как на снегу появлялись первые брызги крови — кто-то певуче и тихо нашептывал мне, что это всего лишь видение, плод моего воображения, и я могу сбежать из него, уйти от колючего холода... Так я и делала, каждый раз просыпаясь с чувством, что избежала самого худшего — точно выныривая из ледяной воды. Но на третий или четвертый раз я узнала голос, шептавший, чтобы я уходила из зимнего леса: то говорила сама ведьма, хитростью желавшая отвадить меня от своих владений.
-Я не покорюсь твоей воле! — крикнула я, смутно понимая, что не должна слушаться рыжую колдунью, пусть даже мне самой больше всего на свете хотелось, чтобы искрящийся снег перестал слепить глаза.
-Ты! Как ты смеешь?.. — она, более не прячась, выступила, казалось, одновременно из-за каждого дерева, словно весь этот зимний мир превратился в осколки зеркала, каждый из которых отражал ее красно-рыжие волосы и горящие лютой звериной зеленью глаза. — Зачем ты вновь пришла сюда? Я знаю, что ты здесь, хоть и не вижу... Здесь, в моем лесу, в том, что питает мое колдовство, в самой его сердцевине! Я слышу, как ты говоришь со мной, мерзкое отродье, я чую твой запах... Что за сила защищает тебя? Где ты? Покажись!
И десятки призраков, глаза которых горели от ненависти, закружились вокруг меня, осыпая с ног до головы искрошенным льдом, мерзлым снегом — о, как больно кололи меня эти крошечные острия!.. Однако ведьма и в самом деле не видела меня — ледяной вихрь бушевал безо всякой цели, яростно и тщетно. Я была всего лишь чужим голосом в ее голове, в ее душе — пустынном царстве снегов, отмеченных когда-то отпечатком ее окровавленных ног. Обессилев, я упала на колени, пытаясь прикрыть лицо.
Вновь на снегу показались красные капли — но на этот раз то была моя кровь: крошечные льдинки иссекли мои руки острыми кромками. Я в ужасе ждала, что ведьма услышит запах крови и найдет меня, как ищут добычу гончие, взявшие след подранка, но ее крики становились все глуше, словно я медленно проваливалась под снег, в холод и тишину, из которых не было пути обратно.
Крик, с которым я проснулась, разбудил весь дом: первой в мою спальню вбежала горничная Бриулья, затем остальные слуги, последним появился Хорвек, одежда которого указывала на то, что спать он еще не ложился. Комнату ярко осветили лампы и свечи.
-Что это, господин? — испуганно спросил старик-слуга, в растерянности замерший, как и остальные, около моей кровати. — Откуда здесь это?
Я, все еще тяжело дыша и содрогаясь от холода, запоздало рассмотрела то, что так встревожило слуг: пол около моей кровати был покрыт снегом: белые полосы мерцали на свету, поскрипывали под башмаками слуг.
Теплый ветер с моря едва заметно шевелил края полупрозрачных занавесей, скрывавших приоткрытое окно. От его теплого дыхания иней, которым был покрыт нарядный полог моей кровати, исчезал на глазах, да и снег уже таял, растекаясь по полу неопрятными лужицами.
-Это снег? — спрашивала тихонько Бриулья у старичка, который недоверчиво растирал в пальцах кусочек льда. — Всамделишный снег? Я его с самого детства в глаза не видала!
-Колдовство, провалиться мне на этом самом месте, — отвечал тот, в восторге позабыв, что их господин находится тут же. — Никак магия ослабела, душа у девчонки вон просится. Вскорости превратится она в ледышку, каковой и была изначально, а затем растает и поминай как звали...
Хорвек, словно не слыша этой глупейшей беседы у себя под боком, быстро подошел ко мне и осмотрел мои окоченевшие руки. Я, почти ничего не соображая от холода, тряслась и слова не могла вымолвить — мне казалось, что я до сих пор лежу под толщей снега в далеком северном лесу, и кровь моя превратилась в лед — вся, до последней капли.
До самого утра меня согревали горячим питьем, грелками и теплыми одеялами, и только с рассветом я смогла задремать. Хорвек сидел рядом — мою постель перенесли в его покои. Я пыталась расспросить его о произошедшем, время от времени пробуждаясь от тяжелого, горячечного сна, но он заставлял меня отпить немного жгучего настоя, и я снова засыпала, больше всего страшась того, что вновь попаду в северный лес, скованный вечной стужей.
Солнце уже начинало клониться к закату, когда я почувствовала себя лучше. Хорвек в тот день отменил все встречи и не отходил от меня ни на шаг. Все сплетники Астолано, захлебываясь от восторга, пересказывали друг другу новость: век колдовского существа оказался недолог, и жизнь начала уходить из тела, сотворенного то ли из глины, то ли изо льда.
Я же могла говорить только об одном, и повторяла, вцепившись в руку демона:
-Это был тот самый лес! Снег, снег, и ничего, кроме снега. Я видела ведьму — она прячется там за каждым деревом, хочет изловить меня. О, как она зла! Мне нельзя больше видеть этот сон, Хорвек! Почему меня тянет туда? Ты можешь сделать так, чтобы мне никогда больше не приснилось это страшное место?
-Но ведь ты знаешь, что должна найти в том лесу, — ответил он, глядя куда-то в сторону.
-Мике?.. — я содрогнулась, вспомнив, каким он был в другом моем видении. — Он все еще там?
-Да, и он навечно останется там, если ты не будешь с ним говорить, звать, напоминать о том, что он не принадлежит этому месту, — Хорвек говорил это словно через силу, хоть лицо его оставалось спокойным. — То, что получено по старому закону, не должно быть брошено.
-Но как ему поможет то, что я вижу во сне? — воскликнула я, беспомощно всплеснув руками, все еще помнящими холод льда, безжалостно впивающегося в кожу. — Разве Мике слышит меня на самом-то деле? Разве ведьма не захочет убить его, когда поймет, зачем я появилась в ее владениях?
-Даже ей не по силам спорить со старыми законами, — я услышала в голосе Хорвека что-то неумолимое, жестокое. — И не тебе. Ты будешь каждую ночь приходить в этот лес и искать мальчика, который отдан тебе древней волей.
-И что же я сделаю, когда найду его? — едва не закричала я. — Во всем этом нет ровным счетом никакого смысла, ведь я здесь, а Мике там, в Таммельне, рядом с ведьмой!.. Это все сон, морок...
-Так будет не всегда, Йель, — демон смотрел холодно, и от тоски по его прежнему сочувствию мне стало едва ли не страшнее, чем в проклятом лесу. — Придет время и ты сама скажешь ведьме, что мальчик ей больше не принадлежит. Но до того ты должна бороться за него изо всех сил, иначе слово твое потеряет вес.
От слов этих что-то внутри меня надорвалось — словно Хорвек только что бросил меня, оставил одну в том лесу. Я не могла понять, отчего сегодня он так безжалостен со мной, и впервые осознала, что до сих пор не чувствовала себя одинокой в своем удивительном и страшном путешествии, какие бы бедствия и опасности не встречались на моем пути.
С того дня я спала в покоях Хорвека, а слуги немедленно разнесли по столице весть, что заезжий чародей по ночам следит за тем, чтобы из его противоестественного творения не сбежала душа — не иначе, как украденная у самоубийцы или другого нечестивца.
Сны мои становились все мучительнее: от холода, приходящего вместе с ними, не спасали ни одеяла, ни грелки, ни огонь, пылавший в каминах день и ночь. Каждое утро стены оказывались покрыты изморозью, а слуги ворчали, торопясь убрать тающий на полу снег. Едва только солнце начинало клониться к закату, мне хотелось плакать от страха: близилось время очередного путешествия по ледяной душе ведьмы. Иногда мне казалось, что теперь и моя душа похожа на эту безмолвный заснеженный лес — я разучилась улыбаться и не помнила, когда в последний раз смеялась.
Иногда мне удавалось увидеть Мике, но ни разу он не ответил, не подал знак, что слышит меня. Меня пугали его глаза, ставшие бледно-голубыми, почти прозрачными.
-Что с ним, Хорвек? — спросила я как-то, не в силах забыть этот бездумный взгляд.
-Рыжая чародейка играет с ним, — сказал он равнодушно. — Ей кажется, что мальчик в полной ее власти, а маги никогда не могут устоять перед соблазном поразвлечься с теми, кто отдан в их руки. Им нравится изменять людскую природу, и видеть в рабах не просто обреченных людей, но свои собственные творения. Возможно, она ради забавы напоила его кровью оборотней или каким-то иным ядом.
-Она отравила его!.. — в ужасе промолвила я.
-Он не умрет, но прежним ему не быть. Да и кто из нас останется таким, как прежде... — Хорвек посмотрел на меня с безмерной усталостью, признаки которой я замечала в нем все чаще. — Однако, главное останется неизменным — мальчик принадлежит тебе.
Малодушное сожаление охватило меня — бороться за Мике оказалось нелегким делом. Я никак не могла уразуметь, что же получу в итоге, и отчего Хорвек считает это столь важным.
Дневная жизнь, столь непохожая на мир моих снов, тем временем шла своим чередом. От усталости и недомогания мне порой не хватало сил для того, чтобы отличить один день от другого, да они и в самом деле были теперь одинаковы.
Престарелая госпожа Аркюло стала частой гостьей в нашем доме, отвоевав право считаться приближенной к Хорвеку. Наверняка хитрая старуха полагала, будто ее помощь, время от времени казавшаяся мне чрезмерно покровительственной и настырной, когда-нибудь будет оценена по достоинству. Именно она стала зачинательницей новой традиции — теперь в нашем доме по вечерам собирались все те же гнусные людишки, ищущие выгоды от знакомства с колдуном. Разумеется, речь шла отнюдь не о высшем свете столицы, которому не с руки было открыто якшаться с иностранцем невесть какого роду-племени. Однако к нам время от времени решались заглянуть иные люди, из числа зажиточных и уважаемых. То ли от скуки, то ли сохраняя толику здравомыслия, многие из них приходили в масках, словно от зорких глаз всезнающей госпожи Аркюло можно было скрыться при помощи эдакой безделицы. Таинственность приумножалась сама собой, маня все новых и новых гостей, желающих приобщиться к самой модной забаве этой зимы.
Иногда я думала, что демон, не всматриваясь в имена, небрежно подписывает без разбору все пригласительные письма, составленные все той же госпожой Аркюло. Ему не было дела до того, как назовется очередной визитер, трясущийся от страха и восторга перед дверью нашего дома, а старуха упивалась призрачной властью, данной ей в этом доме. Я боялась ее точно чумы и старалась ничего не есть, пока она находилась поблизости: со старой отравительницы сталось бы подсыпать что-нибудь дрянное в еду — Хорвека она в меру сил своих боготворила и не причинила бы ему вреда, но меня откровенно недолюбливала. Быть может, это происходило из ревности, ведь мы с нею были единственными женщинами в этом доме, не считая челяди — пока что наш порог решались переступать одни только мужчины, пользовавшиеся на Юге гораздо большей свободой передвижений. Я, как существо колдовское, могла себе позволить не знать о правилах приличия, ну а госпожа Аркюло была слишком стара для того, чтобы бояться себя скомпрометировать. Но даже в этом иссохшем злом сердце нашлось плодородное место для ростков свежего сильного чувства: разумеется, то была ненависть, и направлена она была на меня.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
