Лар проводил его еще более недоуменным взглядом, а потом опустился на диван и попытался собраться с мыслями. Он не понимал странных взаимоотношений окружавших его людей. Не понимал, почему советник, который был могущественным магом, признавал главенство другого человека, который не имел никакого отношения к магии. Почему старик-видящий — оказался слугой. А если он был слугой, то почему позволял себе такое непочтительное отношение к своему хозяину. Пытаясь разобраться во всем этом, эльф только окончательно запутался. Но больше всего его пугала собственная беспомощность. Он не понимал, какое положение занимает теперь он сам.
Раньше все было просто и понятно: была хозяйка и рабский ошейник, который можно было ненавидеть, и против которого можно было бунтовать. А еще были плеть, в зародыше подавляющая этот бунт, и непобедимое желание выжить, хотя бы так на коленях, с опущенной головой, но выжить любой ценой...
Теперь ошейник остался единственной объяснимой вещью в чужом и таком непонятном мире, и Лар цеплялся за него, как за последнее спасение, содрогаясь от отвращения к самому себе. Он не знал, чего ожиnbsp;дает от него новый хозяин, этот лешеаль умеющий танцевать с гай-ан и бестрепетно вставший на пути у могущественного мага. Этот мальчишка, в глазах которого пряталась тьма, та самая, что была сродни силам творения. Который ничего не приказывал, и эльф не знал, как с ним себя вести.
Его долго учили тому, где его место, заставляя снова и снова повторять, кто он и что он. Пока эта мысль не стала опережать его непослушные губы. Пока он не научился склоняться еще до того, как прозвучит приказ, и вставать на колени так же легко, как дышать или думать. Раньше он боролся из последних сил, сначала с хозяйкой, потом с самим собой. И эта борьба оставила на его душе шрамы гораздо заметнее тех, которые не хотели исчезать с его тела. А теперь он с надеждой утопающего цеплялся за остатки того, что так ненавидел.
Голос старика раздался так неожиданно, что эльф вздрогнул.
— Что, светлый, плохо тебе?— насмешливо спросил он, а когда Лар промолчал, Либиус продолжил.— Ладно, не отвечай, я и так вижу, что плохо.
Пленник непонимающе посмотрел на него, а потом все-таки отважился спросить:
— Ты же видящий. Почему ты — слуга?
— А если я видящий, так что же мне и прислуживать нельзя?— ухмыльнулся старик.
Но потом насмешливая маска исчезла с его лица, позволив на несколько очень коротких мгновений проявиться его истинной сути, и эльф поежился, почувствовав на себе его изучающий взгляд.
— Гонору в тебе много,— задумчиво произнес насмешник с глазами мудреца, привычно переиначивая слова на деревенский манер,— от него у тебя все беды. Жил бы как все.
— Не смог.
— Не захотел,— поправил его старик,— А теперь бы и рад, да не получается... непростого хозяина ты себе выбрал.
— Я не выбирал,— запальчиво перебил его Лар.
— Ой, ли,— покачал головой старик, и на его губах заиграла привычная насмешливая ухмылка,— не он тебя к себе привязал, ты сам к нему пришел.
В этот раз эльф промолчал. Он и сам прекрасно знал, что в тот момент, когда Валир выпустил поток рвущейся силы, стала разрушаться вся магия вокруг. Почти физически он ощутил, как лопнул ненавистный поводок, столько лет удерживавший его. А потом он собственными руками сунул обрывок в ладони чужака, отдавая ему свою боль, свой страх и свою свободу. Старик был прав, Лар сам сделал свой выбор. Или это проклятое желание выжить снова подвело его?
— Глупый ты еще,— покачал головой слуга,— не понимаешь...
— Чего?— удивленно спросил эльф, и получил в ответ еще одну насмешливую улыбку.
— Ведь это не он тебя держит, а ты его тогда удержал, и нас всех вместе с ним. Ты уж и дальше его держи, а то плохо ему сейчас. Так как и тебе плохо, даже еще хуже. Весь мир для него перевернулся, так что не осталось почти ничего. Брат вон погиб, отец едва не умер, учителя и того нет. Хоть ты его поучи.
— Чему?— удивленно спросил эльф, он совсем ничего не понял из странного объяснения Либиуса.
— А чему тебя учили?
Лар подумал о том, что попал в действительно ужасный мир, если здесь даже видящие сходят с ума. Кого он мог научить? Собственного хозяина? И чему?
— Глупый ты,— повторил старик, а потом еще раз попытался объяснить непонятливому эльфу такие очевидные для него самого истины,— он ведь совсем, как ты: упрямый, гордый, обидчивый, только в пять раз младше тебя. Судит по всему слишком строго, многого не замечает, а нельзя ему таким быть. Императору и советникам можно, нам с тобой можно, а ему нельзя,— сказал старик.
А потом махнул рукой, видя, что Лар еще больше запутался в его объяснениях, и посмотрел на дверь спальни, где лежал Джай, накрыв голову подушкой, чтобы хоть немного приглушить насмешливый голос, раздающийся в его голове.
Юноша лежал на кровати, смотрел в потолок и старался не думать ни о чем. Он не знал, как долго это продолжалось: несколько минут или несколько часов. Понимал, что это не выход из положения, но ничего не мог с собой поделать. Хотелось забыть обо всем на свете, как будто не было ни прошлой ночи, ни сегодняшнего дня. Хорошо хоть выматывающий душу разговор в соседней комнате, наконец, прекратился, и больше не было слышно ни Либиуса, ни Лара. Нет, присутствие эльфа все еще угадывалось где-то на самом краю сознания, но сейчас ощущение было приглушенным и неясным.
Тихий стук в дверь потревожил его. Джай приподнялся, чтобы прогнать Либиуса прочь (а кто еще мог явиться к нему без приглашения), когда увидел Лара. Эльф нерешительно постоял около двери, а потом все-таки сделал несколько шагов вперед.
— Чего ты хочешь?— спросил молодой лорд, стараясь подавить нарастающее раздражение.
— Я хотел спросить, что вы решили, милорд? Как вы поступите со мной?
Похоже, разговор со стариком сильно повлиял и на эльфа. Но если Джай старался отгородиться от всего мира и забыть обо всем, загоняя свои переживания внутрь и как можно глубже, то Лар все это время лихорадочно размышлял. Неизвестность душила его, и он больше не мог ее выносить.
— А как я должен с тобой поступить?— спросил сын герцога.
Неожиданный вопрос застал эльфа врасплох, и он не знал, что на него ответить. А юноша смотрел на него, и понимал, что еще немного, и он уже не сможет удержать собственный гнев. Ведь, в конце концов, именно с появления в их замке этого мальчишки (который, кстати, был в пять раз старше его самого) начались все несчастья. И пусть не Лар держал клинок, убивший Тереха, но он помогал его убийце, врагу, он сам — враг. А теперь еще посмел прийти к нему с таким несчастным видом и о чем-то спрашивать, чего-то просить? Он, который должен знать свое место.
Что произошло дальше, Джай так и не понял до конца. Казалось, он просто смотрел на Лара и даже не шевелился, когда слепящая волна ярости накрыла его. Той ярости, в которой угадывался свист рассекающей воздух плети и солоноватый привкус крови на разбитых губах. Ярости, которая причиняла боль.
Эльф неожиданно вздрогнул всем телом и побледнел. Но только когда он начал медленно опускаться на колени, молодой лорд понял, что только что натворил.
— Как вам будет угодно, милорд,— сухими непослушными губами произнес Лар, глядя в пол и сгибая спину. Для чего? Для следующего удара?
И теперь уже совершенно другое, но не менее сильное чувство, чем только что клокотавший в нем гнев, охватило Джая. Это был удушающий стыд. Никогда Джай ар-Сантар, сын герцога и племянник императора не поднимал руку на безоружного, на того, кто заведомо не мог ответить ударом на удар. И то, что на самом деле он даже пальцем не прикоснулся к эльфу, не имело никакого значения. Они оба знали, что только что произошло. Разгневанный хозяин указал своему рабу на его место, и тот послушно исполнил его волю. Теперь он был там, где ему и надлежало быть — на коленях у ног господина и с низко опущенной головой. А Джай чувствовал теперь такое же унижение, как и стоявший на коленях эльф, даже в два раза сильнее, потому что к собственным ощущениям примешивались еще и чужие. Мгновение понадобилось ему на то, чтобы схватить Лара за плечи и снова поставить его на ноги, но тот все еще продолжал смотреть в пол. Юноша удерживал его до тех пор, пока эльф, наконец, не поднял голову. А потом он отступил назад и сделал единственное, что еще мог, посмел совершить.
— Лар, я прошу твоего прощения,— произнес он.
Эльф ничего не ответил, а Джай так и не смог разобраться в его ощущениях, где в единое целое смешались унижение, боль, обида, удивление и непонимание. Он так и стоял, глядя прямо перед собой своими голубыми глазами, и не шевелился. Юноша хотел усадить его в кресло, но боялся прикоснуться к нему.
— Я могу идти, милорд?— наконец, тихо спросил Лар.
И юноша с трудом выдавил из себя короткое:
— Да.
А потом он мог только смотреть в спину бредущему прочь эльфу, бессильный против нарастающей волны собственного стыда. Следующие несколько часов ему было о чем подумать.
Обед им, конечно же, не принесли. Но Джай и не рассчитывал на это. Мариса не была похожа на женщину, которая станет заботиться о таких мелочах, как еда для пленников. Пусть даже один из них был сыном герцога и племянником императора.
Либиус уже полчаса ворчал по этому поводу. Приблизительно столько времени прошло с тех пор, как юноша покинул свое укрытие. Когда он, наконец, вышел из спальни, то сначала увидел Лара, бесцельно бродившего из угла в угол, и только потом заметил приткнувшегося в углу дивана Либиуса. Старик совершенно точно знал, что произошло. Он ничего не сказал Джаю, зато наградил привычным насмешливым взглядом.
— Ничего нового, милорд,— сообщил он, скорее для того, чтобы немного разрядить обстановку,— нас не выпускают, и кормить, похоже, не собираются.
Следующие полчаса прошли под его монотонное ворчание. Но юноша не обращал на него внимания. Единственное, что ему теперь оставалось — это запастись терпением и ждать. И он ждал.
Хорошо, что эльф успокоился и перестал бродить по комнате, как привидение.
Когда в коридоре послышались шаги, все они вздохнули с облегчением. Затянувшееся бездействие начинало раздражать. Джай был готов увидеть кого угодно: начиная от императора и заканчивая палачом. Но не смог скрыть свое удивление, когда увидел на пороге герцога ар-Сантара. Его сразу же засыпали вопросами.
— Что еще произошло? Почему в коридоре столько охраны, и к вам никого не пропускают? Я уже дважды посылал слуг, но они возвращались ни с чем.
— Здесь был Маран,— ответил юноша, осторожно подбирая слова.
Он не знал, как объяснить отцу, что только что произошло, и нужно ли было вообще объяснять. Но, похоже, герцог знал о состоянии здоровья наследника, потому что только кивнул в ответ и больше не задал ни одного вопроса. А потом неожиданно улыбнулся одними уголками губ.
— По крайней мере, с такой охраной, можно не опасаться незваных гостей,— сказал он, и молодой лорд понял, что отец действительно боялся за него. Если враги так легко смогли войти в их дом, то проникнуть во дворец было еще легче.
Охрана, которую распорядилась поставить Мариса, оказалась очень кстати. А на счет вынужденного затворничества... Герцог и раньше считал, что Джаю не стоило выходить из комнаты в ближайшие несколько дней, а теперь он мог быть в этом абсолютно уверен.
— Император будет во дворце через несколько часов. Так что пока сидите здесь и не привлекайте лишнего внимания,— подвел итог его светлость.
"Как будто у нас была такая возможность",— хмыкнул молодой лорд, глядя на то, как за ним закрывается дверь.
Но герцог прекрасно знал, что и кому он говорит. И в отличие от своего сына, он не забывал о таких важных деталях, как то, что эльф имел магические способности, а старик-прислужник прожил больше тридцати лет во дворце, и знал все его потайные входы и выходы, как свои пять пальцев. Так что его последние слова предназначались не только Джаю.
— Вот так и сиди тут без обеда,— пробормотал Либиус, снова усаживаясь на диван.
Ждать пришлось действительно долго. Из-за вынужденного бездействия несколько часов показались Джаю настоящей вечностью. Конечно, их можно было бы провести с пользой. Например, подробнее расспросить эльфа или, еще лучше, устроить допрос Либиусу.
Но старик задремал на диване, и юноше не хотелось его будить. И тем более ему не хотелось мучить вопросами Лара, которому и так сегодня досталось на допросе и после него. А ведь им предстоял еще и разговор с императором. Наверняка, непростой разговор.
Его величество был очень непростым человеком. Джай до сих пор вспоминал их первую встречу со смешанным чувством восхищения и тревоги. Хотя, на самом деле та встреча была второй. Потому что в первый раз юношу просто представили императору и наследнику престола на одном из приемов. Он тогда еще очень удивился сходству между правителем и герцогом ар-Сантаром: тот же рост и медвежье телосложение, правда волосы у императора были темнее, и глаза были карими, а не голубыми.
Во второй раз Джай встретился с императором после дуэли, которая чуть было, не стала для него роковой. Когда он достаточно окреп, и смог уверенно стоять на ногах, правитель принял его в своем кабинете. Император задавал вопросы о его жизни, о занятиях с мастером Риамом, не касаясь ничего личного или тайного. Поэтому юноша потом еще долго не мог сообразить, зачем его величество его вызывал. И только через несколько лет, когда он уже усвоил кое-что из уроков мага, сын герцога понял, что именно с помощью такой ничего не значащей беседы, можно узнать о собеседнике очень многое. Нужно только правильно задавать вопросы, и верно оценивать реакцию. А его величество был настоящим мастером этого искусства. За те несколько минут, которые он потратил на разговор с двенадцатилетним мальчишкой, каким тогда был Джай, он успел узнать о нем практически все: начиная от его пристрастия к древней истории, и заканчивая сложностями в отношениях с отцом.
Задумавшись об этом, юноша, наконец, сообразил, что его так беспокоило уже несколько часов. Сегодняшний допрос был совершенно неправильным. Герцог ар-Тан не был бы политиком, мало того, главным советником императора, если бы не владел искусством ведения беседы в полной мере. Так что то, что юноша видел и слышал сегодня утором, было фарсом. Разыгранным для кого? Скорее всего, для самого Джая. Потому что ни Баруса, ни герцог ар-Сантара не смогли бы так легко обмануть.
А если так, это означало, что разговор с эльфом не имел особого значения, во всяком случае, он не был основным. Главным было произошедшее потом. Вот почему его отец был так напряжен, он в отличие от своего невнимательного сына сразу сообразил, какую игру затеяли оба советника. И Исидия нашли подозрительно легко. Хотя обычно неуловимого целителя было просто невозможно отыскать во дворце.
Герцог ар-Тан не был магом, поэтому, предложить использовать заклинание поиска мог только Барус. Но все прошло не так, как рассчитывал советник. Необходимую информацию он получил. Но увиденное так напугала его, что договор с герцогом ар-Таном уже не имел для него значения. Даже воля императора становилась не столь важна.
