Тьма моего сердца

Розыгрыш оказался что надо — дверь мне открыл незнакомец, красивый как сказочный принц. Влажные волосы струями растекались у него по плечам и горели светлым серебром, кожа просто сияла. Я бы дал ему от силы двадцать пять, не больше. Лавенг, понял я, хоть никогда прежде не видел никого из королевской семьи. Лавенжья серебряная масть. Откуда в нашей дыре Лавенг?

— Видишь, Дик, — сказал незнакомец глуховатым, насмешливо-мягким голосом Анна, и провел по лицу кончиками пальцев, — Видишь, какая незадача. Уплыл мой шрам, а новый сделать не из чего. Придется мне со своим лицом походить. От недругов я скрывался.

— Бог с тобой, Анн, — пробормотал я потрясенно, — Здесь нет недругов. Здесь все друзья твои, Анн, и я — первый из них.

Странное дело, как меняют облик грубый шрам, морщины и грим, имитирующий нечистую кожу. Почему я не видел этих высоких скул, этих огромных, приподнятых к вискам глаз? Не видел овала лица, легко и точно очерченного? Проклятье, я даже на руки его внимания не обращал, а ведь рук он не прятал. Я слышал, что Лавенги очень красивы, но чтобы настолько... Да уж, Святая Невена постаралась для своих, ничего не скажешь...

Я откашлялся:

— В нашу дыру редко кто заглядывает, Анн, мы здесь сами себе предоставлены. А если кто от Раделя приедет — так это я буду с ним разговаривать, не ты, Анн.

Мы помолчали, глядя друг на друга, и он кивнул, принимая игру. Он понял, почему я настойчиво повторял это имя — Анн. Анн, не Лавенг.

Не мое дело, почему человек отказывается от своей крови. Или кровь отказывается от него. Незачем мне это знать.

— Благодарю, Морено, — улыбнулся он.

Ему тоже не было дела, почему я называю себя Морено, что по-андалански значит "темный".

Почему я называю себя так, а не опасным именем моей уничтоженной семьи. И не именем проклятой крови, что окрасила меня ярко, как мухомор.

* * *

Ничего мы не нашли у обрыва. Ничегошеньки.

Собаки привычно опозорились. Пара охотников-следопытов из Луховки показали себя немногим лучше — провели отряд сперва вдоль обрыва, потом через березняк, до заросшего осиной распадка, потом долго рыскали по берегу ручья, нашли-таки, где лошадь вышла из воды, поплутали по краю болота — и вывели нас к дороге, по которой мы проехали больше получетверти назад.

Мы сделали огромную петлю, потеряли все утро и оказались на том же месте.

Я отъехал немного в сторону, чтобы не слушать, как Лютор и Рохар яростно спорят и требуют от следопытов невозможного. Часть народа спешилась — размять ноги, кое-кто уже достал фляги и припасенную снедь.

Он так и будет водить меня за нос. А я так и буду бегать за ним, как щенок на веревочке.

Надо опередить его. Сделать первый ход. Чтобы он плясал под мою дудку, а не я под его. Нужна приманка. Что-то такое, на что он обязательно клюнет. Девушка? Кто же мне девушку для такого дела отдаст? Или самому ночью по лесу побродить?

— Дик, э! Глянь-ка, кто-то скачет сюда.

Я вскинулся на голос — Влар указывал в сторону противоположную той, откуда мы приехали. По дороге к нам неслась лошадь, на спине у нее подпрыгивала тощая фигурка.

— Да это, никак, Ронька, — ахнул Влар, — На Рыжухе, — и заорал, — Рооонькааа! Эээй! Сюда, сюда!

Точно, Ронька Дерек, Иенова покойного брата младший. Он летел прямо на нас и что-то вопил — ветер относил его вопли в сторону. Подскакал, круто осадил Рыжуху и чуть не грохнулся наземь — седла под ним не было:

— Дядя Лютор! Дик! Скорее к нам! Упырь Дийку тяпнул!

Меня как водой холодной окатило:

— Дию?

— Жива? — рявкнул моментально позеленевший Лютор.

— Жива, тока сонная. Дядя Лю-у-у-утор!.. — Роньку всего трясло, по физиономии размазались две грязные полосы.

На Лютора я больше не смотрел.

— На коней!

Боженька тебя услышал, Морено. Но Дия... проклятье, почему Дия, почему ни кто-нибудь другой!

— Лиска! — крикнул Лютор, хватая Рыжуху под уздцы и пришпоривая своего конька, — Что с Лиской?

— Лиска нормально... Лиску не трогали, — Роньке оставалось только покрепче держаться за гриву, — Никого больше... Он Дийку свести хотел, в лес. Бабы скотину пошли доить, по темноте еще, вот он Дийку-то и подманил...

— Как? — я пристроился с другой стороны.

— Не знаю, как... Луша Большая их увидала. Упырь Дийку бросил, через стену перемахнул и убег. А Дийка упала и за ним поползла... Тут уж мы набежали...

Лютор начал грязно ругаться.

Я молчал. Кажется, упырь сделал ошибку.

Кажется.

Если Дия еще жива... Но Вербенку, по словам ее дядьки, упырь грыз постепенно, в несколько заходов. Значит, и Дию про запас оставил. Или догрызть не успел. Тогда девчонку к упырю потянет, она попытается сбежать.

— Ронь, вы ее заперли?

— Да с ней бабы сидят, не отходят.

— Надо, чтоб мужики сидели. И двери все запереть. Глаз с нее не спускать.

Лютор опять ругнулся, ударил пятками и вырвался вперед. Вспомнил, должно быть, что про Вербенку рассказывали.

Все ж удачно, что охотники нас к дороге вывели. А то бы Ронька мимо проскакал, до самых Снегирей, а потом обратно... искал бы нас до ночи. К закату мы бы точно не успели.

Мы выскочили на взгорок, я на мгновение увидел внизу и слева ленту Калинова ручья, зеркало запруды и крышу мельницы. Ссыпались с горки, миновали горбатый мосток, за мостом оставили дорогу и, срезая угол, пошли наискосок по узкому пойменному лугу до темной стены леса. Лютор бросил Рыжуху — она устала и начала засекаться. Ронька отстал.

Под деревьями нам пришлось сбавить темп. Весь отряд вытянулся клином. Сказать по правде, я несколько потерял представление, где мы находимся, но Лютор вел уверенно. И только когда в просветах между стволами замелькали крыши, до меня дошло, что мы подъезжаем к Дерековской усадьбе с тыла.

Залаяли собаки, выкатились из-за сараев черно-белыми клубками. Влар ловко поддел ногой горизонтальный шест ограды и свалил его на землю, открывая проход.

— Мать! — заорал Лютор, — Дядь Фаля! Луша!

От приземистых, крытых щепой служб к нам уже спешили Дереки.

Я оглянулся на Рохара и его людей:

— Заезжай.

— Лютик! Лютенька! — первой подбежала женщина, простоволосая, в сбившемся платке.

Я сперва даже не узнал ее — одни глаза и скулы. Лютор спрыгнул с лошади и сразу сгреб ее в охапку:

— Милочка... ну, ну... не реви... Видишь — приехали. Все будет путем. Как там она?

— Ой, Лю-у-утик...

— Пойдем, пойдем...

— Влар, — велел я, — а ты разберись с лошадьми.

К нам как раз доковылял дядя Фаля — муж Луши Большой, Иеновой старшей сестры. Дядя Фаля когда-то был солдатом в гарнизоне у Раделя. Мощный мужик, хоть и без ноги. Широкий во все стороны, с широким лицом, с масляной лысиной и могучими усами. Назвать его стариком язык не поворачивался.

— Ну, вовремя, — сказал он, протягивая мне огромную, как лопата, ручищу. Оглянулся на своих, — Не зевайте, обормоты. Помогите ребятам обустроится.

— Как Дия?

— Пойдем, сам увидишь. Шасс тока, Мила отрыдается. И Лютор пущай на девку свою глянет.

— Она жива?

— Да жива, жива. Тока словно под дурью. Вялая оченно. Черныш, Дружок, а ну прочь пошли! — замахнулся на собак палкой-рогатиной, — Кыш, пустобрехи!

Рассказ дяди Фали оказался не намного подробнее Ронькиного. Как обычно, под конец первой четверти, женщины вышли на дойку. Сейчас, на исходе августа, это глухая темень. На ночь Дереки спускают своих волкодавов, серьезных псов, не Шарика с Чернышом. Но, как мы уже смогли убедиться, собаки упырю не помеха. Видно, он каким-то образом подманил Дию, переходившую из одного коровника в другой. Не бросался на нее и не пугал: потом нашли аккуратно поставленный у стены подойник. Сама подошла. Так бы и утащил девчонку в лес, только вот Луша вовремя спохватилась.

Мы миновали внутренний частокол, который Дерики уважительно называли "стеной", потом большой крытый двор, и поднялись в дом. Луша Большая вышла из кухни, вытирая о передник руки. Молча крепко обняла меня. Она невероятно походила на Иена — прямая, красивая, седая как пепел старуха, на полголовы выше своего благоверного.

— А где Лиска? — спросил я, оглядываясь.

— От сестренки не отходит, — Луша тряхнула меня за плечо, посмотрела глаза в глаза — она была всего лишь на два пальца ниже меня, — Найди эту стервь, Дикени. Слышишь? Найди ради Милы, ради нас всех.

— А зачем я здесь, как ты думаешь? Со мной большой отряд. Дядь Фаль, я хочу взглянуть на Дию, а потом давайте соберемся в гостиной и поговорим. Рохара тоже позови, это тот здоровенный парень с двуручником.

— Наемника нанял? — дядя Фаля улыбнулся, усы зашевелились, — Эт хорошо. А Макарёк твой где?

— Мирна я в Снегирях оставил. У нас тоже жертвы, Колль Заноза погиб.

— Упырь заел? — ахнула Луша.

— С обрыва сбросил. Ронька нас на полпути перехватил, мы как раз там шарились.

Луша взяла меня за руку и повела в зимнюю избу, на второй этаж, к девчоночьим спаленкам. Здесь я еще ни разу не был: Дереки почти приняли меня в семью — но пока только "почти".

У приоткрытой двери, заглядывая внутрь, стояли двое крепких парней и молодая беременная женщина. Лушин Варсел, средний Иенов Викор и Викорова жена, сказать по правде, я не помнил ее имени — они поженились совсем недавно. Все трое поздоровались, а Викор, выражая радость встречи, двинул меня кулаком промеж лопаток. В комнате вполголоса причитала Мила. Мы с Лушей вошли.

Девичья светелка оказалась довольно тесной, а народу тут набилось многовато. В основном женщины, одна даже с пищащим младенцем на руках.

— Бабоньки, пропустите, — Луша властно разгребла свой цветник, прокладывая дорогу. — Хватит тут толпиться, не курятник небось. Аля, Рута, почему не на кухне? Шаня, не мучь дите, почто ты его сюда приволокла? Он у тебя мокрый, а ты его трясешь! Агу, агу, мой масенький, мамка у тебя дурная... Иди, я сказала, не толпись тут!

Лютор сидел на краешке постели и смотрел на дочь. Дия лежала, до подбородка укрытая пестрым лоскутным одеялом, поверх еще вышитым цветной шерстью — какие-то загогулистые цветы и птицы. Совершенно спокойно лежала, будто бы спала, даже ресницы не дрожали. Бледная до синевы, запавшие щеки, веки окружены тенью, и такая же смертная тень на висках и вокруг рта. Каштановые ее кудри казались чуть ли не черными из-за этой хрупкой тающей бледности. Она не выглядела мертвой, она дышала — я видел, как трепещет тоненькая прядка на скуле — но она выглядела умирающей. Дай Бог, чтобы просто выглядела...

Рядом Лиска обнимала ссутулившуюся мать. Встретив мой взгляд, девочка кивнула. Странно было видеть Лиску-живчика с откляченной губой, а вместо привычной ехидной улыбочки получить угрюмый кивок. Лиса младше Дии на год, ей только тринадцать. Они похожи внешне — на отца, не на мать, очень уж едучая у Дереков кровь — а характеры разные. Лиса смешливая и живая, вертится юлой, ни мгновенья на месте, а Дия — задумчивая и очень мягкая. Мне предлагалось выбрать из них будущую невесту, но я, честное слово, просто терялся. Они мне обе нравились. Я надеялся, что они сами между собой как-нибудь договорятся и поделят дурака Морено.

Но теперь все эти планы трещали по швам. Выживет ли Дия?

— Она спит? — спросил я, невольно понижая голос.

Лютор качнул большой головой, разглаживая складочки на одеяле. Такой несвойственный Лютору беспомощный жест.

— Дия, — позвал я, — Дия, ты слышишь меня?

— Подойди ближе, — посоветовал Лютор.

— Дия?

Она подняла ресницы, поглядела на меня безразличным взором. Тусклые равнодушные глаза.

— Ты узнаешь меня?

— Дик.

— Человек в черном, — сказал я, — Господин полуночи.

Глаза раскрылись чуть шире. Я нагнулся ниже, к самому ее лицу:

— Он придет за тобой?

Ресницы медленно опустились.

— Не знаю.

— Ты ждешь его?

Молчит.

— Дия?

Она с явным усилием подняла взгляд. В глазах — усталое отвращение:

— Что?

— Он придет? Дия, мне очень нужно это знать.

Взгляд ее сорвался вниз как тяжелая капля. Веки сомкнулись.

— Она не говорит ничего про эту тварь, — буркнула Лиска, — Вообще ничего. Мы уж пытали, пытали...

— Деточка моя, деточка... — завела по новой Мила, а Лютор сморщился как от боли.

Да, похоже, Дия нам не помощница. Я сжал Люторово плечо.

— Пойдем в гостиную, посоветуемся. Надо сообразить, что делать.

Мы спустились вниз, оставив женщин охранять Дию. Я предупредил, чтоб с нее глаз не спускали. Вербенка тоже, говорят, была тихая и смирная — никто не заметил, как утекла...

В гостиной уже сидели дядя Фаля и Рохар. Я задержал Лушу, которая собиралась идти на кухню.

— Погоди, Луш. У меня такое предложение. В первую очередь всех женщин и детей перевезти в Снегири. Если поскорее собраться и выехать, до заката успеете.

Лютор открыл было рот, но я поднял руку, требуя внимания.

— Дию придется оставить. С ней в комнате все время будут находится несколько человек. Я уверен, упырь вернется. Он и сейчас, думаю, где-то недалеко. Он будет ждать, что девочка к нему выйдет, а когда не дождется, скорее всего, полезет сам. Мы подготовим засаду. В комнате Дии, под ее окошком снаружи, и по периметру двора. Что скажете? Лютор?

— Как наживку, значит, дочку мою хочешь?..

— У тебя есть другие предложения?

— До девчонки эта погань не доберется, — поддержал меня Рохар, — Мы его во дворе сцапаем. Кучей навалимся — сам дьявол не уйдет.

— Дик дело говорит, — согласился дядя Фаля, — Однако ж Влар сказывал, енту стервь стрелы не берут.

Рохар усмехнулся, показав белые зубы:

— Вот те божий знак, дай мне только до него ковырялом дотянуться, будет тебе вампирий фарш в лучшем виде. А в бесплотных духов я не верю, они не кусаются.

— Моя дочь не мормышка какая-нибудь, чтобы на нее всякую нечисть ловить!

— Лютор, хорошо, — мне не хотелось с ним спорить и доказывать очевидное, — Хорошо. Давай придумаем другой план.

— Я хочу, чтобы Дию забрали в Снегири вместе со всеми детьми.

— Хорошо, — согласился я, — Дальше?

— Что "дальше"? Дальше мы будем искать эту суку! Ты сам сказал — он где-то недалеко.

Пауза. Рохар снова усмехнулся, покачал головой, сам себе скроил рожу. Луша, стоявшая у дверей, вздохнула. Дядя Фаля достал кисет и принялся набивать табаком волосатую ноздрю.

Я сказал:

— На кой ляд мы ему сдались, Лютор? Ты сам подумай. Он уйдет за женщинами к Снегирям.

— А если дорогу перекрыть? — предложила Луша. Но скривилась и махнула рукой, — По лесу уйдет...

— Здесь у вас тоже не шалашик, — Рохар огляделся с явным уважением, — И стены будь здоров, и заборы ого-го. И народу достаточно. А упырь все ж один, не армия упыриная. Так что без разницы, где девчонку запирать.

— Зачем тогда остальных увозить? — угрюмо поинтересовался Лютор.

— Можем не увозить, — я пожал плечами, — Это уж вы с дядей Фалей решайте. Но я бы все-таки увез.

— А-а-а-арррчччщщщщщ! — грянул дядя Фаля.

Мы разом вздрогнули и уставились на него.

— Это... — пробормотал он смущенно, — Я смекаю, надо увезть. На всякий пожарный. Одну малую легше охранять, чем толпень. Лютик, да ты сам знаешь, детишки-то, они повсюду лезут, запрещай им, не запрещай... Мать, че скажешь?