Поэтому остается только один более безопасный вариант — теневые дельцы. Здесь уже было легче. Сейчас они избегают любой публичности, работают в 'тени', а с началом перестройки вылезли на солнечный свет. В нашем городе таких дельцов было несколько.

Иван Трофимович Колесов — директор фабрики им. Клары Цеткин, занимавшейся пошивом головных уборов. Еще в 70-ые годы, по слухам организовал левый пошив из 'остатков сырья' меховых шапок и продажей их на рынках Ленинграда и Москвы. Было даже следствие по нему в 1982-ом году, но быстро заглохло. По тем же слухам, имел большую 'лапу' среди областного начальства. Часто сидит в ресторане гостиницы 'Космос'.

При перестройке он стал одним из самых богатых граждан города. На базе фабрики была организован коператив 'Лаура', формально принадлежавший его зятю, и названный в честь дочки Колесова. Он занимался пошивом модной одежды, которую изголодавшиеся по ярким и красивым вещам люди раскупали моментально. В начале 90-ых, фабрика превратилась в АО. Его хозяином, предсказуемо, стал 'красный директор' Колесов. Тогда он вместе с родственниками, активно скупал недвижимость в центре, открывал новые компании и предприятия. Как я думаю, чтобы легализовать деньги, в том числе и 'заработанные' в годы советской власти. Реклама АО и ставшей концерном 'Лауры', постоянно крутилась по местному каналу, а толстая рожа 'спонсора и мецената' регулярно мелькала в новостях.

Но к нему очень непросто подобраться. Где живет Колесов, я приблизительно знаю. Это дома 'сталинского фонда'. Но на первых этажах обычно сидят вахтеры, рядом отделение милиции. К тому же вокруг директора всегда куча народу, а сопровождает его здоровенный шоферюга весом за сто килограмм — бывший чемпион города по вольной борьбе. В 90-ые он станет начальником службы безопасности АО.

Нет, Колесов для экспроприации тоже не подходит. Потом, может быть, но не сейчас.

Есть еще и Антиквар. Мужик живет в паре кварталов от меня. Тоже местная достопримечательность. На него работает целая команда. Мотается по деревням, скупает у алкоголиков иконы, царские монеты, картины и различные антикварные безделушки. Полученный товар тщательно сортируется и реализуется богатым коллекционерам из крупных городов.

Когда началась перестройка, Антиквар открыл художественный салон, занимавшийся той же скупкой 'из-под полы', в где-то в 91-ом переехал в столицу.

Тяжело вздыхаю. Этот дядька мне тоже не по зубам. Дверь у него такая, что даже ломом не вскроешь. Да и окружение тоже соответствующее. В середине восьмидесятых бойцы Антиквара крепко дали 'по рогам' начинающим рэкетирам, пытающимся наехать на 'босса'. Один труп, двое 'тяжелых'. Для нашего города это было громкое дело. Но оно также было спущено на 'тормозах'. Одного взявшего на себя вину бандита из команды Антиквара посадили и все.

Чтобы этот матерый волчара сдал свои тайники, надо его лично допрашивать и, причем очень серьезно. Нет, слишком это все рискованно.

Что делать? Вариантов больше не вижу. Но решить вопрос с деньгами нужно.

Вдруг в голову приходит спасительная мысль. Точно! Зам. командира полка — подполковник Петренко. Сперва на него случайно вышло ОБХСС. Потом к делу подключилась военная прокуратура. В 81-ом подполковника взяли.

Петренко был вором. Распродавал детали со списанных УАЗов и других служебных автомобилей, торговал казенным имуществом, организовал схему реализации 'остатков' дизтоплива и бензина из воинской части. За несколько лет он вместе с десятком водителей и прапорщиков украл многие сотни тонн нефтепродуктов. Схема была проста — они списывались в громадных количествах на учениях и других мероприятиях, потом вывозились и реализовывались его доверенными лицами. Интересно, что покупателей этот прохиндей нашел даже в одной среднеазиатской республике. Подозреваю, что в теме был и его непосредственный начальник — полковник Чернов.

Батя рассказывал маме, что обыск проводился прямо в частном доме Петренко, а деньги, золотые побрякушки и царские червонцы нашли в завернутыми в кулек в вытяжной вентиляции на кухне.

И где дом его находится, я знаю. Пару раз Петренко, тогда еще майор, собирал сослуживцев с семьями на день рождения. Я тоже был с родителями. Правда, в возрасте 10 и 11 лет. Но общаться с мордастым сыном майора и его друзьями мне не понравилось.

Сейчас подполковник должен жить один. В 1977-ом году он развелся. Петренко даже песочили на партсобрании 'за недостойное поведение'. Все-таки здорово, что мои родители любят друг друга и делятся многими новостями с работы.

Подведем итог. Где живет подполковник, я знаю. Семеновка, в 15-ти километрах от нашего райцентра. Дом очень удачно стоит — немного в отдалении от остальных, на окраине, почти примыкая к лесу. Это облегчает мне задачу. Место 'схрона' тоже известно. Отлично! Я нашел идеального кандидата для 'раскулачивания'. Правда, у него имеется собака. Большая овчарка. Я это еще с тех дней рождения запомнил. Но проблема решаема.

Теперь надо провести рекогносцировку на местности, а потом подумать, что делать дальше.

Завтра после школы мотнусь в Семеновку. Посмотрю, что там и как.

А послезавтра школу, скорее всего, придется прогулять.

* * *

13-ого сентября 1978-ого года. Среда. 15.22

До Семеновки я добрался достаточно быстро. После школы, отклонив предложения ребят о походе в кино, быстро прибежал домой и переоделся. Подставил стул, снял с верхней полки 'Приключения Тома Сойера и Гекльберри Финна' и потряс книжкой. На пол, кружась, спланировали две синие пятерки, зеленая трешка и пара рублевых купюр. В 'прошлой' подростковой жизни эта книжка всегда была моей копилкой. Деньги, спрятанные между страницами, шли на кино с девочками, покупку приключенческой литературы у спекулянтов и другие потребности.

В сумку отправилась песочная стройотрядовская куртка, приобретенная мне весной. В ней я ездил в лагерь труда и отдыха на сбор яблок. Туда же кладу кожаный футляр с биноклем. Для первой поездки достаточно. Задерживаться я там не собираюсь.

Через час я уже трясся на сиденье пригородного автобуса, рассматривая проносящиеся в окне пейзажи. Рядом со мной сидел угрюмый мужчина лет тридцати пяти в телогрейке и картузе сдвинутом набекрень. Спереди две бабки оживленно обсуждали какую-то 'бесстыдницу 'Райку, вешающуюся на шею Андреичу'.

Сзади дремал выпивший дедок в темном тулупе, периодически заваливавшийся на съежившуюся у окна молодую девушку в сером потертом пальтишке. Она отодвигала дедулю руками. Старичок на мгновение открывал мутные глаза, выпрямлялся, чтобы через несколько минут опять упасть на плечо своей соседки.

Чуть дальше женщина лет сорока пяти везла в большой корзинке, курицу, дергавшую головой и косившую на окружающих выпученным глазом. Рядом с водителем оживленно беседовала группа сельской молодежи.

Семеновку я чуть не пропустил. Задумался о своем, и только подъехав к остановке, с одиноко стоявшей закутанной в платок сгорбленной старушкой, прочитал название поселка. Пришлось, расталкивая недовольно бурчавших пассажиров, выбираться наружу. Выбравшись из салона, подхватил корзинку у ковыляющей к двери бабушки. Старушка, пыхтя от натуги, пытается взобраться на ступеньку автобуса. Помогаю ей, держа её за локоток. Навстречу к ней уже тянулось несколько дружелюбных рук пассажиров.

— Не торопись мать, поможем и подождем, — басит маленький мужичок в кепке и телогрейке, аккуратно поддерживая бабушку. Старушка заползает в салон. Передаю пассажирам корзинку. Бабушке освобождают место и помогают усесться. Автобус захлопывает двери и срывается с места, обдав меня облаком пыли и черной струей выхлопных газов.

Холодный осенний ветер рванулся навстречу, заставив поежится, громадные рыжие сосны, устремившись вершинами в серое хмурое небо, зловеще нависли надо мной. Подтягиваю змейку куртки до подбородка и оглядываюсь. Семеновка лежит в стороне от трассы. К ней ведет небольшая асфальтовая дорога. Но можно зайти в деревню иначе. В сосновом бору змеится несколько извилистых тропинок, ведущих в Семеновку с другой стороны, прямо к дому полковника. Помню, на дне рождения Петренко я здесь гулял с его сыном и детьми других гостей. Вот туда мне и надо.

Выбираю самую широкую и протоптанную тропинку, и быстро шагаю в сторону деревни. Хвоя сухо хрустит под ногами. Пьянящий воздух соснового бора бодрит и заряжает энергией. Семеновка — наполовину дачный поселок. Сегодня в деревне живет очень мало народу. В основном старики и несколько молодых семей. Трудоспособные сельчане трудятся в колхозе, находящемся в нескольких километрах от поселка. Большинство домов с началом осени освобождаются дачниками, и стоят пустыми. Поэтому шанс встретить кого-либо на лесной тропинке невелик. Через полчаса движения у опушки, вижу зеленую калитку дома Петренко. Отступаю метров двадцать назад, закидываю сумку на плечо и запрыгиваю на ветку ближайшей сосны. Лезу выше, пока не оказываюсь метрах в семи от земли. Удобно устраиваюсь на толстой раздваивающейся ветке. Подтягиваю к себе сумку, аккуратно достаю футляр с биноклем. БПБ меня не подводит. Дом Петренко просматривается прекрасно. Самого подполковника, скорее всего, нет. Обычно он возвращается из части достаточно поздно. Трудоголик хренов, на свой карман. Сейчас моя задача, понаблюдать за его жильем, просчитать план акции и пути отхода, чтобы не возникло никаких глупых неожиданностей. Засекаю время. На 'Командирских' 16:15.

Слева от калитки, на внутренней стороне дома, зевает громадная овчарка, наполовину высунувшаяся из будки. Этого я в принципе и ожидал, буду знать, хоть с какой стороны прыгать через забор, чтобы не свалиться ей на голову. Хотя шею собаки опоясывает ошейник, а крепкая цепь не позволит ей разгуляться по двору, надо быть осторожным.

Блин, а это что такое? Дверь дома открывается. На пороге появляется женщина, в накинутой поверх платья, фуфайке с алюминиевой миской в руках. Елки-палки, ведь Петренко, развелся год назад, я этот момент из разговора родителей точно помню. Вот это сюрприз! Черт, все значительно усложняется. Продолжаю рассматривать её в бинокль. Это точно не супруга подполковника. Она килограмм на двадцать легче бывшей жены офицера и минимум, на пятнадцать лет моложе.

Псина выскакивает из будки и приветливо гавкает, виляя хвостом. Женщина ставит возле неё миску. Собака начинает жадно лопать содержимое. Хозяйка, потрепав её по загривку, возвращается в дом.

Некоторое время все тихо. Женщина не выходит из дома, лишь в окнах за прозрачными занавесками изредка мелькает её силуэт. Овчарка дрыхнет в будке.

В 17: 45 к дому подъезжает белоснежная новенькая 'шестерка'. Она замирает возле въездных ворот. Из машины выходит Петренко. Нехило он себе морду наел. Скоро щеками будет асфальт подметать. И машинка, кстати, дороговатая. Конечно, не 'волга', но стоит около девяти тысяч рублей официально. Подполковник открывает ключом встроенную дверь и скрывается внутри. Через считанные секунды ворота распахиваются, толстяк садится в 'шестерку'. Машина аккуратно заезжает вовнутрь. Из дома выбегает женщина с полотенцем на плече, Петренко целует её в щечку, и передает с заднего сиденья авоську с продуктами.

Понаблюдав за ними еще с десяток минут, слезаю из дерева. Все что мне надо я уже увидел. Жалко только, что тренировку пришлось пропустить. Придется перед Семеновичем оправдываться.

Обратно я доехал без проблем. Пришлось минут тридцать померзнуть на остановке. Зато автобус возвращался в город полупустым, и я смог немного отдохнуть, раскинувшись на сиденье. После полуторачасового нахождения на дереве, оно казалось необыкновенно удобным.

На автовокзале вижу находящегося в отдалении от людей небритого мужика в кепочке надвинутой на глаза.

Он сидит на корточках, устроив локти на коленях, и дымит самокруткой, свернутой из клочка газетной бумаги. Помятое невыразительное лицо с мешками под глазами, на щеках серебрится суточная щетина, пальцы расписаны синими перстнями-наколками. Рядом с мужиком стоит потертый вещмешок.

Сто процентов, бывший сиделец, возвращается к себе, после срока.

В голове мелькает неожиданная мысль. Подхожу к нему. Урка поднимает на меня глаза. В них светится невыразимая тоска.

— Чего надо? — хрипит прокуренным голосом бывший зек.

— Отойдем? Поговорить хочу, — спокойно предлагаю ему.

— И что тебе малец от меня нужно? — ворчит уголовник, подхватывает свой сидор, и послушно идет за мной.

Заходим за здание автовокзала. Здесь никого нет. Урка смотрит на меня равнодушным взглядом.

— Слушай, продай мне немного махорки, — протягиваю ему рубль, — пару горстей мне хватит. А ты себе еще купишь. Видишь, я тебе даже гораздо больше даю.

— Зачем тебе? — интересуется зек, рассматривая меня.

— Надо. Отец сторожем на фабрике работает, попросил принести, а я забыл. Теперь заругает.

— А если я тебе цыпленок крылышки сейчас пообрываю? — угрожающе осклабляется уголовник.

— Не советую, — лаконично отвечаю, пристально смотря на мужика.

Он что-то улавливает в моем взгляде. Наглые огоньки в глазах урки гаснут. Сейчас это просто усталый и замордованный жизнью человек.

— Ладно малец не кипешуй. Пошутил я, — тихо отвечает бывший зек.

Мозолистая рука с черными обломанными ногтями решительно отодвигает мою ладонь с рублем в сторону.

— Не нужно бабок. Что мы не люди? — возражает мужик. Он открывает сидор, вытаскивает кисет с махоркой, кусок газеты и отсыпает мне на бумагу горсть табака.

— Спасибо, — искренне благодарю сидельца, — может, деньги все-таки возьмете? Вы меня здорово выручили.

— Да зачем мне эти гроши? — взрывается мужик, — они ничем не помогут. Пятнадцать лет за колючкой провел, пока ума не набрался. Мать померла, меня не дождавшись. Вся жизнь наперекосяк по собственной дурости. Ни кола, ни двора. А ты говоришь, деньги... Бери табак для бати парень, и иди по своим делам.

Бывший зек сует мне в ладони завернутую в газету махорку, досадливо машет рукой, подхватывает на плечо сидор, разворачивается и шагает на остановку. Пристально смотрю ему вслед. Почему-то мне искренне захотелось пожелать этому побитому жизнью человеку удачи. Прячу маленький газетный сверток в карман.

Домой я приезжаю в полдевятого. Отвечаю на все дежурные вопросы родителей: 'В школе все хорошо мама. Тренировка прошла отлично папа. Пока с Семеновичем продумываем как подать идею клуба. Конечно, буду, ужасно проголодался. Кстати, завтра мы с ребятами собираемся пораньше, надо подготовиться к одному важному мероприятию. Какому? Позже расскажу. Пока это секрет'.

Ужинаю разогретыми сырниками, запивая их чаем. Мама с отцом смотрят телевизор и о чем-то негромко переговариваются в гостиной. Пробираюсь в свою комнату. Разбираю сумку и прячу в свой шкаф футляр с биноклем и стройотрядовскую куртку. Сверток с махоркой отправляется в нижний ящик письменного стола и надежно маскируется книгами.

Раскладываю диван, расстилаю постель и ложусь. Завтра мне нужно очень рано встать и многое сделать, пока родители спят. Мысленно настраиваю свой внутренний 'будильник' на 5 часов утра. В армии научился давать себе установку встать в определенное время, и она всегда срабатывала.