Любимая игрушка повелителя

— В сторону я сказала, — и, прислонив спящего мужчину к стене, потребовала: — Ключ.

Я положила пластинку в ее раскрытую лапищу.

— Что случилось?

— Здесь кто-то был.

— Ну-у, — протянула я, — это же коридор. Здесь много кто бывают.

Салми снисходительно фыркнула и легонько толкнула дверь носком сапога. Оказалось, что дверь была не заперта.

— Замок взломали, — пояснила Салми, видя, как вытягиваются наши лица. — Стойте здесь, я всё проверю.

— Х-хорошо, — выдавила я из себя, прекрасно помня, чем закончилось мое злосчастное закладывание в комнату Рисана.

Гоблинка извлекла из внутреннего кармана куртки здоровенный нож и, пригнувшись, бесшумно просочилась в номер.

— Ани, а твоя горничная она...

— Наемница. Бывшая, — ободряюще улыбнулась я Оле. — С ней мы в безопасности.

Сандаргин начал медленно сползать на пол, и мы поспешили подпереть его, пока не свалился и не наставил себе синяков.

— Заходите, — распахнула дверь Салми. — Здесь чисто.

Салми перехватила Сандаргина за талию и подняв того над полом, занесла в номер, мы шли следом и недоумевали, кому могло понадобиться взламывать номер важного гостя из Сейбана, пусть даже и не официального.

— Что-нибудь пропало?

Понимаю, что вопрос прозвучал глупо, откуда Салми об этом знать, но оно само как-то вырвалось.

— Сомневаюсь. Здесь такой порядок, словно здесь никто и не живет, только в кабинете следящая карта и чашка с остывшим кофе.

— Если это и был его завтрак, — задумалась я, — то не удивительно, что он так быстро опьянел.

— Не думаю, — фыркнула Салми, — в кофе подлили настойку рия. Капель десять.

Оля издала удивленный восклик, я поспешила ее успокоить:

— Может, это он сам?

— Нет, Ани, — покачала головой гоблинка. — Маги не пользуются травяными настоями. Слишком гордые.

— Это, правда Ани, — закивала Оля. — Сандаргин никогда не использовал не силовые лекарства. Он считает их пережитком прошлого. Хотя, на самом деле, просто не умеет ими пользоваться.

Салми усмехнулась, но комментировать не стала. А я, глядя на брюнетку, постучала себе по голове, и та поняла, что сболтнула лишнее.

— Мне кто-нибудь подскажет, что это за настойка? Для чего она применяется?

— Обычное успокоительное, — просветила Салми. — Только доза большая. Кто-то либо хотел вырубить его часов так на десять, либо рука дрогнула, когда хозяин номера не вовремя вернулся, и пришлось быстро прятаться.

— Где? — тут же заинтересовалась я.

— В гардеробе. Там следы остались. Слабые, но если приглядеться, можно увидеть полоски от обуви.

— Покажи, — я повернула голову и попросила: — Оля останься с... с Сандаром.

— Хорошо.

Мы прошли кабинет хозяина номера и прошли в гардеробную, где не сказала бы, что было много места из-за нагромождения чемоданов.

— Похоже, он их не открывал, — пробормотала я. — Как привез, так и бросил. Не слишком ли много для одного гейра?

— Некоторые, — подошла Салми, — как мне кажется, ему не принадлежат.

Я обошла красный лакированный чемоданчик, не удержалась и заглянула внутрь.

— Женское белье? Что здесь происходить? Зачем Сандаргину женское кружевное белье?

— Может это подарок для невесты? — предположила Салми.

— Шутишь? Покупать подарки для невесты, которую ни разу и в глаза не видел? Не смеши меня, Салми.

— Ани, посмотри, на некоторых еще остались бирки.

— Да, да них на всех бирки! — вытащила я первый попавшийся мне в руку бюстгальтер. — Белье новое. Его никто не носил.

— Глянь-ка на дату покупки.

Я повернула ярлычок и ахнула.

— Ну, ничего себе!

— Вот это я понимаю, — с придыханием прошептала Салми, — вот это любовь.

— Нет, Салми — это не любовь, — не согласилась я. — Это помешательство на почве утраты любимой женщины. Так дело не пойдет. Надо, что-то срочно предпринять. Где следы?

Салми приоткрыла дверце шкафа и указала на две тонкие полоски на черной лакированной поверхности.

— Ну, надо же, как опростоволосилась-то, — усмехнулась я, качая головой. — Идем Салми, я все поняла. Здесь нам больше делать нечего.

Я вышла из гардеробной и с трудом подавила смешок. Вот, что значит сестринская любовь незнающая границ. Пока мы с Салми рассматривали ну-у очень дорогое нижнее белье от именитого дизайнера, Оля-Руриора перенесла брата в спальню, уложила в кровать и вроде бы даже сняла часть одежды, по крайней мере, ботинки стояли рядом с ножкой кровати, а пиджак был небрежно брошен на спинку стула у окна.

— Как думаешь, — обернулась она ко мне, — может, стоит позвать стражей?

— Ни в коем случае.

— Но я боюсь оставлять его одного.

Салми закашлялась, пряча смех.

— С ним все будет хорошо, — заверила я Олю, и, подхватив ее под локоток, повела к двери. — Проспится и завтра будет как огурчик.

— Но я переживаю, — сделала жалостливое лицо Оля, — вдруг ему станет плохо, а о нем здесь даже позаботиться некому. Вот, почему он не взял охрану?! Не понимаю! Это же так глупо... И опасно.

— Я думаю, ты не права, — таинственно улыбнулась я. — О Сандаре здесь есть, кому позаботиться. Идем. Мы еще успеем выпить чашечку кофе. Салми!

— Да, Ани.

— Позаботься, пожалуйста, о том, чтобы Сандаргина сегодня не беспокоили.

— Я свяжусь с администратором, — кивнула гоблинка.

И мы с Олей направились к лестнице, но, не сделав и шага к цели, я вдруг заметила что-то на ковре и нагнулась поднять.

— Что это? — прошептала Оля, выворачивая шею, чтобы лучше рассмотреть находку.

— Я ошиблась! — воскликнула я, чуть громче, чем следовало бы.

— В чем? — заморгала Оля.

— Это была не пуговица, — и, взяв двумя пальцами, повертела улику в руке. — Это чешуя.

— И правда! — улыбнулась Оля. — Чешуйка похожа на пуговицу. Даже две дырочки есть.

— Это не дырочки, — не согласилась я, — это имитация дырочек. Интересно, какому существу оно принадлежит?

— Голому, — огорошила меня Оля.

— Почему голому? — нахмурившись, спросила я.

— Потому, что линька. Это чешуя униды, а у них сейчас линька.

Я заинтересованно взглянула на Олю:

— Ты знакома с унидами?

— Возлюбленная Сандара была унидой.

Вот вам и нужный ответ. Я улыбнулась, спрятала чешуйку в карман и потянула Олю за собой.

Сидя в гостиной за чашечкой ароматного кофе, Оля начала меня допытывать. Я с содроганием ожидала этого момента, так что, отвечая на ее вопросы, немного нервничала.

— Ани, это правда, то, что рассказал о тебя брат?

— Отчасти.

— И в какой части он был неправ?

Я таинственно улыбнулась и отпила из чашки.

— Почти во всем, что касаемо моего дара, — пожала я плечами. — Он у меня действительно есть. Но это не дар, а скорее проклятье.

— Ты Соединяющая сердца?!!

— Да-а, — нехотя созналась я. — Так меня называет Наяндир. И не смотри на меня так. Наяндир уже пытался втолковать мне, какой у меня замечательный дар, и как хорошо, что он меня нашел. Все чушь.

— Но ведь это правда! — Оля подалась вперед, едва не опрокинув свою чашку. — Этот дар настолько редкий, что об обладателях этим даром ходят легенды. Их почитают, как посланников богини любви на земле.

— Забудь эту чушь, — сердито бросила я.

— Но почему?

— Потому, что в первую очередь их боятся, а потом почитают.

— Боятся? — нахмурилась Оля. — Это неправда!

— Правда, Оля, правда, — я печально вздохнула и поставила чашку на столик.

— Но почему?

— Это трудно объяснить. У каждого свои причины. Чаще надуманные. Например, твой брат боится, что я заставлю его забыть его любимую.

— А ты это можешь? — насторожилась Оля.

— Нет, конечно, — засмеялась я. — Я соединяю сердца, а не властвую над чувствами существ. Твоему брату повезло, он сам нашел девушку, которая стала для него единственной, а те мужчины, с которыми мне приходится работать, не то чтобы не хотят найти ее, они скорее боятся открыться, боятся выразить свои чувства, боятся любить. Я помогаю им, но это не так легко, как кажется.

— Те свадьбы...

— Да, это моя работа.

— Почему ты называешь это работой? — нахмурилась Оля. — Ведь то, что ты делаешь — это замечательно! Если бы я обладала таким даром...

— Хватит, — осадила я ее. — Никогда не говори, что хочешь обладать моим даром. Мой дар — это чудовищная несправедливость. Ведь в любом мире, если кому-то очень хорошо, кому-то обязательно будет плохо — это закон равновесия и его нельзя нарушать. Так вот, когда я встречаюсь с мужчинами, узнаю их поближе, привыкаю к ним, начинаю испытывать симпатию, даже испытываю чувство похожие на любовь, мой дар начинает действовать. Он приманивает вторую половинку этого мужчины и, когда половики соединены, во мне отпадает необходимость, и я остаюсь один на один со своей болью. Именно так действует мой дар. Как тебе такая перспектива?

— Извини, — прошептала Оля и опустила взгляд.

— Я понимаю, многим кажется, что я хорошо устроилась — игрушка Повелителя... балы, приемы, беззаботная жизнь... Даже твой брат считает меня легкокрылой птичкой, но это лишь ширма, как и твоя беспечность... Руриора.

Брюнетка отвела взгляд и медленно кивнула.

— Быть незаконнорожденной тяжело, — в глазах девушки блеснули слезы. — А если ты незаконнорождённая дочь Повелителя, почти невыносимо. С детства в меня тыкали пальцами, шептались за спиной и говорили, что я плод случайной интрижки повелителя Сейбана. Моя мать не хотела детей. Она до последнего не верила, что забеременела, ведь среди нагонов редкость зачать сразу.

Помню, помню. У нагонов с рождением детей не просто трудности — катастрофа. Сотни лет они могут ожидать зачатия, а потом до сотни лет трясутся, как бы не родился "слабочок". И до такой степени они на этом зацикливаются, что на такое семейство смотреть страшно: бледные, осунувшиеся, дерганые сверх меры, — не счастливые родители, а призывники на медкомиссии. Так что не удивительно, что мать Руриоры не сразу поверила в привалившее ей "счастье".

А Оля продолжала изливать душу:

— Она выкормила меня, но как только я смогла сама стоять на ногах, есть, и говорить, отвела к отцу. В отличие от нее папа был рад. У него в то время уже было двое сыновей, а ему очень хотелось дочку. Она иногда приходит — приносит подарки, но я все еще помню, как она подталкивает меня к воротам дворца и говорит, что теперь я буду жить здесь, а мне страшно, страшно до дрожи в коленках, и я не могу ее простить... до конца не могу. Сандаргин единственный, кто признал меня, когда отец привел меня в свой дом и сказал, что я его дочь, он с самого первого дня стал заботиться обо мне, защищать от нападок своей матери и брата. Но если с Жарисинадар со временем мы поладили, особенно, когда она родила папе третьего сына и ей сказали, что детей она больше иметь не сможет, то с Загдором у нас развернулась настоящая война. И мы до сих пор воюем. Он ненавидит меня, и считает, что я не имею права жить во Дворце. Для него я бракованная.

— Бракованная? — приподняла я брови. — Ты слабочок?

— Да. Физически я сильна. Сильна, как и любой представитель хагов, но мой уровень силы ниже трех, а это значит, мое место в Городе.

— Но ведь твой отец не против того, чтобы ты жила во Дворце.

Я смотрела на сестру Сандаргина и видела в ней очень несчастное и одинокое существо.

— Папа, — нежная, но в то же время грустная улыбка появилась на ее лице. — Папа не знает о нашей вражде. Загдор очень хитрый и жестокий прандириец. Он умело манипулирует отцом и тот даже не догадывается, о темных делах сына. Загдор опасен. Он ненавидит Сандара, потому что Сандар гораздо сильнее, и только он может претендовать на место Повелителя.

Взгляд Оли затуманился. Вернувшись мыслями в прошлое, она переживала его заново.

— Но смерть Румиры Кейс Прио подкосила его. Он замкнулся в себе, отстранился от дел и почти сто лет не общался с семьей. Я понимаю Сандара, маме не стоило быть такой категоричной, она и сама это поняла, но слишком поздно.

— Можно вопрос?

— Конечно, — вздрогнула Оля, очнувшись от воспоминаний.

— Насчет Румиры. Оба родителя были категорически против или..?

— По правде говоря, категорически против были мама и Загдор, отец же пошел у них на поводу.

Я подозрительно сощурилась. Из рассказов Наяна, Правитель Сейбана мне представлялся несколько иначе: подозрительным, вертким, расчетливым и хладнокровным существом. Но все ли известно Наяну? Возможно ли, что в кругу семьи Правитель Сейбана совсем другой — домашний? Но, что-то у меня не складывается. Надо поговорить с Наяном, а лучше с... Я мотнула головой. Нет-нет, лучше с Наяном.

— А, что насчет Рисандиира? Ты что-нибудь знаешь? Мне показалось, они терпеть друг друга не могут.

— Об этом я мало что знаю, — захлопала глазами Оля, — но слышала, что это из-за какой-то женщины. Вроде как она сначала погуляла с одним, потом с другим, но ни с одним из них не осталась.

— Когда же это было?

— Ой, еще во времена их учебы в Объединенном Варгасаре.

— Так это же было тысячу лет назад!!

— Не тысячу, — улыбнулась Оля, — а одну тысячу семьсот двадцать пять лет назад.

— И с тех пор они враждуют?

Оля кивнула.

— Да. И это не смотря на то, что каждые сто лет их пытаются примирить.

Сардоническая улыбка появилась на моем лице. Мужчины. Что еще можно на это сказать. Я взглянула на вибрирующий браслет и, коснувшись его, прочла короткое сообщение от Уран.

— Пора, — поднялась я из кресла, и Оля последовала моему примеру. — Уран ждет нас.

— А кер?

— Зардан? — приподняла я брови. — Он уже час, как в отеле.

— Дайри, прошу, — галантно открыл перед нами дверь кер и посторонился, чтобы мы могли пройти.

Несмотря на крепкую поджарую фигуру, Зардан занимал много места, и нам троим оставалось совсем чуть-чуть пространства, чтобы протиснуться между ним и дверью. В своем темно-синем фраке, светло-бирюзовой рубашке под цвет глаз и идеально отпаренных брюках со стрелками смотрелся кер просто... м-м-м. Я краем глаза отметила шевеление с боку и обернулась. Оказалось, что девочки тоже оценили преображение кера Зардана, и бессознательно начали прихорашиваться: Уран поправила прическу, Оля одернула блузку и мысленно пожалела, что не может снять личину, я же, выдрессированная на использование своего дара, поймала себя на мысли, что размышляю на тему, не осчастливить ли мне кера любимой женщиной. К слову, в личном деле, в графе семейное положение у Зардана стоит — вдовец.

Под нашими плотоядными взглядами Зардан насмешливо изогнул бровь. Хорош. И седина ему только к лицу.

— Красотки, — ехидно сощурился, кер, — мне, конечно, лестно ваше внимание, но прекращайте раздевать меня глазами, мы здесь не для этого собрались.... Тебя, Анин, это тоже касается.

Я поперхнулась и возмущенно закашлялась.

— Да, я не...!

— Не отпирайся, — по-доброму улыбнулся кер. — Знаю я, о чем ты подумала. Так, вот, девочка, — погрозил он мне указательным пальцем, — даже не надейся. Мне моя холостятская жизнь нравится.