Деревянный Меч и Та Которую Любит Небо

-Приветствую почтенного Ардахора — сказал гиалиец — Нас направил сюда Гванахор, староста ваш.

-Приветствую, незнакомец — жрец напряжённо смотрел на чужаков.

В глазах его Даргед увидел нечто, похожее на узнавание... Видел их в Келен-Конноте? Или весть о чужаках, пришедших в деревню, уже дошла и до слуги Четырёх. Ноздри гиалийца уловили слабый запах, показавшийся знакомым — пот, честный трудовой пот. А кто сегодня в поте лица своего трудился весь день? "Сквалыга", так, кажется, называют сородичи Вейяхора. Хотя нет, кажется что-то ещё... Жреца насторожил звездообразный шрам. Но всё-таки и старик здесь однозначно побывал.

— Желаете принести дар Четырём Братьям, либо Старшим или Средним Богам, или просто просите ночлег? — спросил Ардахор.

-Ночлег — ответил гиалиец, глядя в глаза жрецу. В рое мыслей, которые одновременно носились в голове служителя Ветров, присутствовали и такие, что не могли возникнуть самостоятельно. Например, о том, что подозрительные чужаки явились в деревню пешком. Также вынырнула на мгновенье мысль о том, что Видар, Главный слуга Неба и всех Поколений богов, велел докладывать о всяких непонятных парочках.

Значит, не все придерживаются мнения, что проклятый колдун-лумарг злодейски умыкнул дочь ард-дина. Кое-кто считает, что княжна сама убежала. Ищут-то явно его с Дандальви. Не зря же в мыслях Ардахора мелькнул звездообразный шрам на лице. А вот кто эти "кое"? Верховный жрец, само собой — раз отдал такой приказ. Но не ради себя же он старается. Впрочем, какая разница, кто стоит за Видаром: Бардэдас, намеренный по-тихому расправиться с колдуном и вернуть дочь; полукровка Нардхор, желающий почти того же; или талдфаганский дин, который плевать хотел на княжну, но зато жаждет крови убийцы своего брата. Всё едино — его, Даргеда убьют, а трупоедку, ставшую столь дорогой для него, ждёт непонятно что. В побивание камнями дочери Великого Князя как-то не верилось. В Эсхоре опозоривших родителей девушек оставляли умирать от жажды на солнцепёке, трупоеды-бидлонтиты и тёмноголовые жители степи в таких случаях ограничивались розгами или вообще делали вид, что всё произошло с родительского благословления.

-Нет — подала голос Дандальви — Не только ночлег.

-Что ещё? — с готовностью спросил жрец.

-Я и мой мужчина не освятили наш брак в Доме Ветров — сказала дочь ард-дина — Много дней я делила с ним ложе без благословения отца и богов. Благословления родителей нам не дождаться, так пусть хоть Небо простит нас.

Гиалиец отстранённо вынул из дорожного кошеля золотое кольцо. Подумав, добавил ещё одно. Молча протянул кольца Ардахору. Не проронив ни слова, жрец принял плату за обряд, молча скрылся в заднем приделе храма. Вернулся он с медной чашей, наполненной водой.

Поставив чашу на каменный столбик рядом с очагом, служитель Ветров плеснул в огонь масло из кувшина, стоящего на этом же столбике, и подбросил в пламя охапку ивовых веток.

"Как огонь пожрёт эти ветви, как ветер развеет золу пепелища, как дождь смоет наши следы возле этого священного очага, как земля вберёт в себя без остатка влагу небесную — так и прегрешения всех, стоящих здесь, равно как малые, так и великие, совершённые ими в прошлом, простятся и уйдут в прошлое. Да не коснётся нас ни одно из двадцати трёх зол, грозящихся детям Дандарга Проклятого" — монотонно произнёс слуга Четырёх Братьев — "А теперь назовите ваши имена, дабы моими стараниями они достигли ушей богов".

Гиалиец вдруг понял, что сейчас произойдёт, но сделать уже ничего не успел.

-Дандальви, дочь Бардэдаса Мрачного, Великого Князя аганов — тихо, но твёрдо сказала его спутница. И Даргед осознал непонятным для себя образом, что всё: никакой опасности от этого пожилого служителя варварского культа им не будет.

Что-то промелькнуло в глазах жреца. Но он оставался спокойным. Одно удовольствие читать его мысли, почти не обрамлённые эмоциями. Наверное, такими были древние служители Ветров, не один век поклонявшиеся Четырём и Проклятому с высоких безлюдных холмов Агананда. До тех пор, пока дед Дандальви не превратил культ Ветров в господствующую религию аганов. И получив из рук ард-динов власть над душами людей одиннадцати племён, жрецы утратили что-то, дававшее им невозмутимость и силу духа.

-Если ты, дева, действительно дочь Великого Князя, в чём я нисколько не сомневаюсь, то это — Ардахор кивнул в сторону гиалийца — Колдун-лумарг, который, если верить слухам, похитил тебя. Дом Ветра не то место, где может сочетаться браком порождение Нечестивого, в насмешку сотворённое по подобию сынов Четырёх Братьев.

-Неужели ты допускаешь мысль, что порождение Нечестивого может войти в святилище ваших Богов? — спросил жреца Даргед — Я стою здесь, и Небо не уничтожило меня. Значит я такой же сын Ветров, как и аганы. Если желаешь, можешь проверить меня посредством ваших обрядов.

-Думаю, не стоит — ответил Ардахор — Ты прав. Не знаю, кто ты такой, и кто такие лумарги. Но к отродью Злокозненного ты никакого отношения не имеешь. На твоих руках кровь дина талдфаганов и многих его воинов. Но это дело талдфаганов. Я же, благодарение Небу, гунворг. Потому не будем откладывать в совершении обряда бракосочетания.

-Не будем — согласился с ним гиалиец.

-Назови своё имя, лумарг — потребовал жрец.

-На родине меня звали Даргед, аганы прозывали Дриварисом и Даговоргом, в Эсхоре меня знали как Экхебб-Гате.

Служитель Ветров обмакнул в чашу с водой пушистый хвост какого-то зверька (Даргед усилием воли подавил позыв к рвоте) и начал брызгать на беглецов. Дандальви от неожиданности дёрнулась, гиалиец остался невозмутим.

-Именем Древних и Молодых Богов, спрашиваю, тебя, Дандальви дочь Бардэдаса, согласна ли ты стать женой Даргеда, именуемого также Дриварисом и Даговоргом, и быть хозяйкой его очага и матерью его детей? — голос жреца торжественно звучал под деревянным навесом Дома Ветров.

-Да — чётко ответила дочь ард-дина.

-Именем Древних и Молодых Богов, спрашиваю, тебя, Даргед, именуемый также Дриварисом и Даговоргом, согласен ли ты взять в жёны Дандальви дочь Бардэдаса, дабы служить ей защитой и опорой?

-Да — гиалиец с трудом сдержал улыбку. Участие в трупоедском ритуале, при всей его серьёзности для спутницы, было лишено для сына Единого Народа какого-либо священного трепета.

"Объявляю Дандальви дочь Бардэдаса женою Даргеда, аганами именуемого Дриварисом и Даговоргом. Объявляю Даргеда, именуемого среди аганов Дриварисом и Даговоргом, мужем Дандальви, дочери Бардэдаса. И да будет с вами благословение Неба, Восьми Древних Богов, Четырёх Братьев и Двух Сестёр. И да будет к вам милостив Судья. И да минуют вас все двадцать три разновидности зла".

III

Даргед проснулся как всегда резко и сразу. В узкое окно падал серый свет, выхватывая из полумрака обстановку комнаты для гостей: ряд лавок у противоположного края, сухие клочья травы и какие-то тряпки по стенам, треснутый кувшин посредине, рядом со столом. По крыше монотонно барабанил дождь. Хорошо, что эту ночь удалось провести под кровлей. Хорошо, что они вообще пережили эту ночь — одёрнул он себя.

Дандальви, уткнувшись ему в бок, тихо сопела. В углу осторожно скреблись мыши. В мыслях мышей громоздилась вкусно пахнущая гора в соседней комнате, и развалились гиганты, преграждающие путь к манящей зверьков груде еды. Гиалиец чувствовал нетерпение грызунов: когда эти двуногие громадины уберутся из их владений. Ничего, скоро он с Дандальви уйдёт навсегда отсюда.

Даргед легонько толкнул жену в бок: "Вставай, пора собираться в путь". Дочь ард-дина сонно захлопала глазами. Потом села. Гиалиец уже заканчивал одеваться. Дандальви проскользнула в платье и завязала пояс.

"Думаю, нам стоит поскорее уйти из этого гостеприимного места" — сказал гиалиец — "Аганы по всей Мидде уже знают, что надо искать молодых мужчину и женщину. Правда большинство не знает — зачем".

Дандальви молчала, расчёсывая волосы.

"Сейчас поедим, чего нам тут Ардахор оставил, и в путь" — добавил Даргед.

Дочь ард-дина открыла котелок с кашей и брезгливо поковыряла в нём деревянной ложкой.

"Придётся есть, что дают" — сказал гиалиец. Дандальви, не говоря ни слова, через силу принялась за еду.

"Пошли" — решил Даргед, когда его спутница отложила ложку.

На пороге постояли, вспоминая, не оставили ли чего здесь. И вышли прочь.

С площадки, на которой стоял Дом Ветров, гунворгское селение было как на ладони: ряды домов, сходящиеся в центре, на ту самую площадь, где вчера их угощали хозяева; яркая зелень свежей травы на общинном выпасе; чёрные полосы полей, что тянулись по пологим холмам то там, то сям. Никакого движения: лишь вились кое-где дымки над соломенными крышами. Дождь кончился, на востоке вставала радуга.

-Мост Инара Громовика — сказала Дандальви — Хорошее предзнаменование, начинать путь со Стоцветного Моста.

-Возможно — гиалиец её восторгов не разделял.

Они спустились, осторожно ступая по раскисшим земляным ступеням. У подножья холма Даргед резко свернул влево.

-Мы не пойдём через деревню — пояснил он — Незачем тревожить хозяев.

Гиалиец отчётливо помнил местность, увиденную от Дома Ветров, и теперь уверенно шёл по траве, оставляя солнце по левую руку. Вскоре они пересекут дорогу, ведущую в столицу гунворгов. За дорогой начнётся степь с редкими рощами. День, другой по степи — и гунворгские земли кончатся. Ещё несколько дней, и позади останутся последние селения агэнаяров, платящих дань гунворгам.

Даргед неподвижно стоял, прислонившись спиной к дереву, и вглядывался в дорогу и пространство за ней. Уши его улавливали малейший звук, выделяющийся из дремотного покоя весеннего утра. Разум гиалийца напряжённо искал присутствие людей. Трудно ожидать, что в столь ранний час кто-то встретится им на пути, но мало ли что...

Мысли трупоеда, идущего по дороге, встреч солнцу, Даргед уловил неожиданно, как всегда бывает, когда не знаешь: кого и где искать. Кажется, кому-то понадобилось отправиться из дому ни свет, ни заря. Гиалиец вслушивался, пытаясь понять, приближается трупоед или наоборот. Вроде бы мысли становились "громче". Точно, трупоед приближается.

А вот и сам он показался из-за поворота. Еще несколько минут, и дикарь поравнялся с притаившимся гиалийцем. Даргед не особо удивился, узнав Вейяхора, сына Бардэхора.

"Утро доброе!" — крикнул он, отделяясь от шершавого ствола — "Куда путь держим?"

Вейяхор затравленно посмотрел на гиалийца. Они встретились глазами, и Даргед всё понял: что трупоед подслушивал вчера их разговор со служителем Четырёх, что теперь спешит ко двору Дандадина Гунворгского, дабы сообщить о появлении лумарга и опозорившей свой род дочери Великого Князя. Ещё минуту назад старик был полон радужных мыслей о двух десятках золотых эсхорской чеканки, которые дин заплатит ему за сведения о колдуне. Теперь не осталось ничего кроме ужаса при виде этого самого колдуна, которого он собирался продать.

Вейяхор потянулся к висящему на поясе кинжалу, не отводя затравленных глаз от лица лумарга. Лучше бы ты, трупоед, этого не делал.

Гиалиец небрежно погладил рукоять метательного ножа. Обманчиво лёгкое и скупое движение кистью от бедра — и в горле трупоеда торчит нож, и по коричневой старческой коже медленно течёт темная кровь. Всё как вчера ему представилось. Может статься, в Даргеде пропал Видящий, тот, кто способен прорывать своим разумом пелену будущего и прошлого.

Убийца встретился последний раз глазами со своей жертвой. Не стоило этого делать... Предсмертная агония трупоеда и его ужас пронзили мозг Даргеда нестерпимой болью, сквозь которую, тем не менее, прорвалась одна единственная мысль умирающего: внуки, родная кровь, что с ними станется... В памяти гиалийца вплыли настороженные голубые глаза белобрысых пацанов вчера на поле. На душе стало ещё гаже.

Дандальви за спиной сдавленно вскрикнула. Даргед повернул к ней лицо. Слова, готовые сорваться с языка дочери ард-дина, там и остались. "Помоги спрятать труп" — буднично сказал он и пошёл к убитому. Девушка послушно двинулась за гиалийцем.

Привычным движением Даргед вырвал нож из горла и отёр лезвие о рубаху убитого. Кровь потекла сильнее, густо уливая суглинок дороги. Глупый трупоед, ну зачем он потянулся за ножом. Разминулись бы. Изгой с Дандальви ушли бы своей дорогой, а старик — своей. Получил бы причитающиеся ему два десятка серебряных эсхорской чеканки и вернулся через пару дней к внукам.

"Глупый Исключённый Из Перечня Живых" — ответил сам себе гиалиец — "Не вышел бы ты на дорогу, трупоед бы протопал мимо".

Обхватив тело под мышки, гиалиец поволок его в сторону придорожных кустов. Дандальви вертелась рядом, делая попытки помочь, сводящиеся к робким прикасаниям к покойнику. Гиалиец недовольно смотрел на темную полосу, тянущуюся следом за ними. Дотащив Вейяхора до края кустов, бросил тело средь ломких ветвей прошлогодней малины. "Пойдём" — сказал он — "Все следы всё равно не спрячешь. Будем надеяться, что прежде чем покойника обнаружат, мы успеем оказаться достаточно далеко".

-Ты убил старика — нарушила молчание Дандальви, когда от места убийства отделяло их не менее десяти харилей пологих холмов.

-Да — ответил Даргед — Иначе бы он убил меня. Или тебя. И вообще, он шёл продавать нас за два десятка эсхорских монет местному князю.

-Ты убил агана.

-Как будто раньше аганов я не убивал. И не только аганов — гиалиец хранил спокойствие — Я убил семерых своих соплеменников, я перебил кучу талдфаганов в позапрошлом году, я убил ещё четырех десять дней назад, когда выбирался из дворца, наконец, от моего меча погибло немало агэнаяров, когда я спасал тебя.

-Тогда ты защищался.

-Сейчас я тоже защищался.

Спор сам собой угас.

Дандальви была на грани истерики, Даргед приготовился уже привести её в чувство парой оплеух. Но этого не понадобилось.

На вершине очередного холма гиалиец остановился и огляделся. Далеко на севере синели горы. На востоке, в харилях тридцати-сорока серебрилась извивистая лента реки — наверное, Шархел Многоводный. На северо-востоке темнело соломой крыш покинутое утром селение — совсем близко, намного ближе, чем хотелось бы. Прямо на их пути, к югу, полого спускаясь несколькими уступами, лежала долина с такими же деревнями на удобных для поселения местах. Отсюда не отличишь, чьи это селения: аганские или агэнаярские. Строили трупоеды одинаково: плетёные стены, обмазанные глиной, крытая корой или соломой крыша. На западе тянулась безлюдная степь. Где-то там лежали земли красных радзаганов, родного племени Дандальви. И где-то там стоял Келен-Коннот, под крышей которого сидел на своём троне Бардэдас Мрачный.

"Отдохнём" — сказал гиалиец, садясь на прошлогоднюю траву. Дандальви рухнула рядом, стараясь не встречаться с ним взглядом. Даргед не пытался читать её мысли, руководствуясь старым правилом Единого Народа: не делай без нужды с трупоедом того, что он не может сделать с тобой. Это по большей части как раз и относилось к проникновению в чужие мысли. Но ему и не требовалось читать мысли своей спутницы, чтобы понять, о чём та думает. Наверняка дочь ард-дина уже сто раз пожалела о своём бегстве и том, что дворец отца променяла на дорожный костёр, а жизнь в позолоченной клетке — на любовь к колдуну-лумаргу. Всё было совсем не так, как представлялось ей в мечтах: грязь дорог, холод и сырость ночи, непонятный чужак, который взял её с собой просто из жалости. Бедная девочка... Даргед был не намного старше её, но с ним оставалась вся многотысячелетняя мудрость Единого Народа — та её часть, которую изгой успел охватить до Исключения Из Перечня Живых. А у дочери ард-дина за душой были только годы, прожитые ей самой. Увы, он ничем помочь не мог — Незнающие, Слепые, трупоеды, которые не могут воспринимать мысли и чувства других, должны доходить своим умом, порой кроваво раня свою душу, чтобы постичь то, чему гиалийцы учатся на примере других, зачастую живших тысячи лет назад. И ему, Даргеду остаётся только терпеливо сносить приступы раздражительности и истерики увязавшейся за ним трупоедки, говоря самому себе, что это — ничтожная плата за исходящее от своей спутницы ощущение нежности и тепла.