— Лада, переотразить и удержать... ты задаешь непосильные задачки...
— Пробуй, пробуй, я в параллель поддержу и помогу блок зафиксировать. У тебя обязательно получится.
— Ты за кого играешь за меня или себя?
— Какая разница? Главное весело! Давай переворачивай!
Увлеченные игрой, они не обращали ни малейшего внимания на Норлана. И он, замерев в дверях, стал с интересом наблюдать, как его гостья помогает сыну освоить достаточно сложный магический прием, который, как ему казалось, пока абсолютно недостижим для Шона.
— Ну вот видишь! Получилось же! — радостно воскликнула она, как только черный жук, смешно шевеля лапками в воздухе, опрокинулся на спину. — Теперь сам тоже самое с зеленым сделай!
— Лада, помилосердствуй, — Шон отер пот со лба. — Давай прервемся. Я сдаюсь.
— Не смей говорить такие слова! — в глазах гостьи появилось жестокое и суровое выражение. — Сдается он видите ли... и только из-за того, что устал... Делай, я сказала! Ты можешь!
— Лада, это всего лишь игра...
— Для меня — да, а для тебя сейчас — нет. Делай! Иначе за проигрыш такое потребую, что пожалеешь и не раз. Делай, я сказала! — в ее голосе послышался такой напор, что Шон не стал больше спорить.
Нервно закусив губы, он вновь вытянул вперед руку и уже без помощи гостьи сам повторил трюк, после чего без сил откинулся на спинку стула:
— Довольна?
— Не то слово! Прекрасно, Шон! — ее лицо озарила искренняя лучезарная улыбка. — Ты молодец! Все, я сдаюсь и готова выполнить любой твой фант. Говори, что хочешь.
— Я не понял, Лада. Почему ты сдаешься? Ну перевернул я двух твоих жуков, но они же не последние у тебя.
— Потому что я уже получила удовольствие от игры, и в продолжение не вижу смысла, — не переставая улыбаться, пояснила она.
— Ты только что кричала мне: не смей сдаваться! А сама?
— Ты сдавался, не веря в свои силы, а я сдаюсь, потому что не сомневаюсь в своих. У нас разная мотивация, Шон.
— Ну тогда я поступлю, так же как и ты... я потребую то, что выполнить тебе будет непросто!
— Попытайся.
— Я хочу тебя поцеловать! — не сводя с нее пристального взгляда, заявил Шон.
— Ничего себе желание, — в глазах северянки на мгновение появилась растерянность, а потом она с лукавой усмешкой кивнула в сторону Норлана: — А ты уверен, что твой отец не станет возражать против такого фанта?
Шон резко обернулся, и щеки его моментально залила краска.
— А почему я собственно должен возражать? — Норлан бесстрастно повел плечами.
— Ты хочешь, чтобы я позволила это ему? — ошеломленно спросила она.
— Ты сама сдалась, и сдалась магу. Магам не присущ ни альтруизм, ни великодушие, имей в виду это на будущее.
— А то, что ты мне это говоришь, это не великодушие?
— Нет. Это попытка уберечь тебя от жестокого разочарования с вполне корыстными целями. Ты на редкость бесхитростна и, разочаровавшись, можешь, не задумываясь, сбежать отсюда. А мне бы не хотелось этого допустить.
В это время Шон поднялся из-за стола:
— Лада, извини. Это и впрямь было с моей стороны, по меньшей мере, бестактно. Ты научила меня новому приему, поддалась мне, а я вместо благодарности воспользовался ситуацией. Поэтому я отказываюсь от своего фанта. Еще раз извини.
— Ну уж нет! — в ее глазах загорелся лукавый огонек. — Пожелал, теперь не отвертишься, пока сполна не получишь!
Вместо нее моментально на столе появилась огромная уродливая жаба, мерзко хихикающая: — Иди, иди сюда и целуй!
— Лада, ты умеешь так перевоплощаться? — не веря своим глазам, пробормотал Шон.
— Умеет, она еще и не то умеет, — вместо нее с усмешкой ответил Норлан.
— Думаешь не поцелую? — справившись с изумлением, Шон решительно шагнул к жабе и, подхватив на руки, с нежной улыбкой коснулся губами ее лба. — Я ведь все равно знаю, что это ты, — после чего со словами: — Замечательно! Прямо как в сказке. Будем считать, что я расколдовал тебя, и ты можешь вновь превратиться в прекрасную принцессу, — осторожно посадил обратно на стол.
Заливисто хохоча, Лада вновь вернулась к своему прежнему облику:
— Шон, ты великолепен и явно сравнял счет...
— Раз у вас дружеская ничья, то может, отметим это знаменательное событие праздничным ужином? — глядя на хохочущую Ладу, Норлан не мог сдержать ласковой улыбки. Ему несказанно импонировала эта необычайно могущественная и в то же время по-детски непосредственная, искренняя и доверчивая северная чародейка.
— Я не возражаю, — тут же согласилась она.
— А уж я тем более, — Шон не сводил с нее восхищенного взгляда.
Норлан понял, что сын подобно ему очарован их гостьей, которая как выяснилось, и как он интуитивно предполагал до этого, действительно может быть прекрасным учителем. Это было на редкость приятным стечением обстоятельств. Судьба явно благоволила его замыслам. Теперь Шон наверняка сам станет искать, как не отпустить и чем развлечь северянку, причем, скорее всего, не без пользы для собственных способностей. И до момента возвращения Гранда она вряд ли захочет покинуть их. А дальше он найдет способ привязать ее к мальчику, чего бы это ему не стоило.
Гранд уже больше недели сидел в подземной ловушке. Магия здесь не действовала, поэтому его мучили голод и жажда. Обессиленный от безрезультатных попыток выломать решетку или проломить стены он лежал ничком на полу, чувствуя как силы неумолимо оставляют его и пытался сообразить что делать дальше. Его план дождаться неизвестного ловца и попытаться сразиться с ним не сработал. Хозяин ловушки или хотел дождаться, чтобы он оказался при смерти и вовсе не имел сил сопротивляться или же его целью был даже не полон магов, а их уничтожение.
Ярость, бушевавшая в его душе, уже улеглась. Он пытался настроить себя на разговор с отцом. На то, что снесет и возможные насмешки, и сарказм... и примет его власть, пока вновь примет. Потому что другого способа выбраться отсюда видимо нет.
Тяжело вздохнув, он медленно встал и, прислонившись к решетке, переодел с пальца на палец кольцо отца, приготовившись тут же его увидеть. Однако тот не появился. Гранд подождал некоторое время и вновь переодел кольцо только теперь уже на другую руку. Однако отец не появился и тогда. И тут Гранда пронзила мысль, что пещера глушит любые магические колебания, включая самые низкоуровневые, на которых работала связь кольца. Он нервно сглотнул и, опустившись в изнеможении на пол, прислонился спиной к стене. На глаза навернулись злые слезы. Так бездарно закончить жизнь было верхом безрассудства и глупости. Ну ладно бы в сражении или от несчастного случая... а то вот так: медленно умирать от жажды и голода. Потом уткнулся головой в колени, обхватив их руками, и время остановилось для него.
Он не знал, сколько он так просидел, размышляя над собственной глупостью и над тем, насколько мучительной окажется подобная смерть, когда вдруг услышал рядом тихое:
— Ты хотел меня видеть?
Вздрогнув от неожиданности, Гранд вскинул голову и увидел в полумраке коридора Норлана.
— Отец, — он попытался резко подняться, но ноги не держали, и он ухватился за решетку чтобы не упасть. — Я очень хотел тебя видеть, отец...
— Понял, что пока ничего собой не представляешь и годишься лишь на роль раба более мудрого мага?
— Да, отец, — Гранд потупился, понимая, что это только начало унижения, через которое ему придется пройти. Однако в любом случае это было лучше, чем бесславно скончаться от жажды и голода в подземной ловушке.
Норлан, даже не приближаясь к нему, бросил через решетку к его ногам кабалит:
— Надевай!
Покорно опустившись на колени, Гранд подобрал кабалит. Это был неширокий кабалит из мягкой кожи с частыми и очень тонкими шипами, явно не новый, но очень мощный. Решительным движением надев его, Гранд рывком затянул и, от резкой боли потеряв сознание, повалился на пол.
Когда он очнулся, Норлан по-прежнему стоял вдали от решетки. Встав на колени, Гранд удивленно посмотрел на него:
— Я полностью в Вашей власти, отец. Вы позволите мне подойти и поцеловать руку?
— Позже, — холодно проронил в ответ тот, — сначала ты будешь наказан. И за недолжное поведение со мной, и за пререкания, и за собственную глупость и безрассудство. Марш в центр залы, на колени, руки за голову и трое суток так стоишь не шелохнувшись. Посмеешь ослушаться — стоять будешь дольше.
— Отец, я не смогу... — Гранд нервно облизнул губы, — позволь хотя бы воды выпить... Я не пил столько времени...
— Ты не пил лишь по собственной гордыне.
— Но сейчас я просто умираю от жажды.
— Ничего, окончательно не умрешь, а будешь перечить, и дольше без воды продержу.
— А не боишься, что пока я еле живой так стоять буду, сюда хозяин этой ловушки заявится?
— Не боюсь. Это моя ловушка.
— Твоя?! — Гранд поднялся с колен и посмотрел на него с нескрываемой злостью.
— Конечно моя. Неужели ты считал меня глупцом, способным отдать то, чему я посвятил почти четырнадцать лет жизни какому-нибудь проходимцу, соображающему чуть лучше тебя? Нет, мой дорогой! — Норлан шагнул ближе к решетке, его глаза метали молнии, а голос обрел мощь и зазвучал с необычайным напором: — Я никогда не бросал дела на полдороге! Поэтому ты или станешь тем, кого мне не стыдно будет назвать моим наследником или сдохнешь с моим кабалитом на шее. Я лучше самолично прикончу тебя, чем буду видеть, как ты по глупости разбазариваешь труд стольких лет моей жизни. Ясно тебе?
— Отец... — Гранд потрясенно смотрел на него, — отец...
— Что, отец? Я посвятил тебе свою жизнь, потому что ты был, самым дорогим, что у меня в ней осталось. И неужели ты думаешь, что я позволю тебе плюнуть на все это? Нет, я лучше сломаю сам, что создал, раз у меня не получилось то, к чему я стремился.
— А мои стремления, они что не учитываются? Ты считаешь меня игрушкой и местом вложения твоих сил и все?
— А какие у тебя стремления? Растранжирить то, что я успел вложить в тебя и все? Так вот, на такие стремления мне откровенно плевать. Я показал тебе, к чему они приводят! К тому, что ты или сдохнешь, или наденешь чей-то кабалит! Так что пока у тебя не появится достойных стремлений, мне и дальше они будут глубоко безразличны. Я не ценю пустоцветы и привык выкорчевывать то, что не плодоносит.
— Силой будешь заставлять?
— А ты не ценишь доброго отношения. Я четырнадцать лет старался действовать убеждением, но ты перешел всякие границы, и как результат я вынужден изменить методы воспитания. Так что ты получаешь то, что заслужил, и не более. А теперь все! Мне надоели твои пререкания! Марш выполнять приказ, и хоть слово услышу, наказание ужесточу!
— Да я лучше сдохну, но не буду твоей марионеткой! — в глазах Гранда засверкали слезы, и он сжал кулаки.
— Уверен? — Норлана устремил на него мрачный и тяжелый взгляд. — Потому что если не уверен, а говоришь на эмоциях, то лучше язык свой прикуси и извинись.
Гранд впервые видел такой взгляд отца. Завораживающий, глушащий все эмоции и вызывающий откуда-то из глубин подсознания страх. Он нервно сглотнул и попытался отвести глаза, однако взгляд отца не отпускал, а напротив, проникал все глубже и глубже в сознание.
— Отпусти... отпусти, прошу, — хрипло выдохнул Гранд, чувствуя что начинает задыхаться и терять разум от наползающего страха. Он прошептал эти слова от безысходности, даже не веря, что отец отпустит, но тот тут же отвел взгляд и отвернулся. Постоял так некоторое время, а потом, медленно развернувшись, пошел прочь по коридору.
— Отец, постой! Извини! Я все исполню и приму любое наказание, только не уходи! — Гранд, шагнув к решетке, вцепился в нее.
Норлан обернулся:
— Передумал и уже готов скакать как моя марионетка?
— Да, отец. Передумал и готов скакать как твоя марионетка, — кивнул Гранд, напряженно всматриваясь в его лицо.
— С чего это вдруг?
— Почувствовал, что ты разочаровался во мне, и испугался, что ты сейчас совсем уйдешь и больше уже не вернешься. Решил попытаться все исправить... Попытаться стать таким, чтобы ты мог гордиться, а не желал схоронить в безвестности в подземной пещере...
— Разумное решение, — Норлан медленно пошел в обратном направление. — А я уже и не ожидал подобного.
— Но я уж не совсем непроходимо туп... Вспыльчив, невыдержан, даже глуп — не спорю, но не до такой степени, чтобы не понять.
— И что ты понял?
— Что ты любишь... правда не меня, а исключительно свои ожидания во мне... и ты настолько их любишь, что не задумываясь уничтожишь меня, если я не буду им соответствовать... Поэтому я постараюсь... постараюсь им соответствовать... Ведь иначе у меня даже шанса выжить нет.
— А ты считаешь, можно любить никчемного прожигателя жизни?
— Мать вон меня наверняка любым любит, — губы Гранда тронула легкая усмешка.
— И чем ты платишь ей в ответ? Может, такой же любовью? Или ироничной терпимостью и внутренним пренебрежением, потому что она так и не смогла стать магом? Не смогла воспользоваться тем, что ей было даровано природой, потому что пошла по пути, который до сих пор так стремился выбрать ты. По пути потакания собственным слабостям и желаниям. Вот скажи, только откровенно: ты уважаешь и любишь ее?
— Ну уважаю вряд ли... а вот любить, наверное, люблю... — опустив глаза, задумчиво пробормотал Гранд.
— И в чем эта любовь, позволь узнать, проявляется? Ты бросишь все и будешь сидеть рядом с ее постелью, если она будет в том нуждаться? Или, может, пожертвуешь ради нее чем-то? Где она твоя любовь? Вот лично я ее не наблюдал. Тебя раздражали даже ее элементарные просьбы. Ты сам не любишь никого.
Гранд угрюмо молчал.
— Не подумай, я не против такого, — продолжил Норлан. — Чувство любви магу лишь мешает и осложняет жизнь. Так что не заморачивайся по этому поводу. Только и от других любви не жди и не чувствуй себя уязвленным, что ее нет. Это абсолютно нормально. Тебя по жизни должны вести не любовь и чувства, а разум. Надеюсь, на примере с очаровательной сиреной ты уже понял, к чему приводит потакание чувствам.
— Да, это был хороший урок. Больше в жизни с сиренами связываться не стану.
— Ты неправильно его усвоил. Нельзя потакать своим чувствам только в том случае, если не основываешь их на разуме. Действуй ты разумно, и красотка эта могла оказаться в твоем вечном пользовании, причем абсолютно без всяких для тебя негативных последствий. Надо лишь обладать знаниями и сначала думать, а только потом делать. Но ничего, у тебя еще будет время всему этому научиться. А сейчас марш выполнять приказ!
— Да, отец, — Гранд покорно склонился перед ним, а потом шагнул в центр зала.
В один из дней Норлан позвал Ладу к себе в кабинет.
— Что-то случилось? — озабоченно взглянула она на него, входя и садясь в предложенное кресло.
— Нам надо поговорить, — он тоже сел и набросил магический занавес, а потом с легкой улыбкой заглянул ей в глаза: — Вернулся Гранд, и я бы хотел обсудить с тобой условия на которых ты согласишься его учить.
— Он вернулся потому что влип в неприятности, как ты и говорил?
