Разум восставал от подобных чудовищных дел, и Бирада резко вскочила с воплем. Женщина умолкла, увидев вокруг траву вместо песчаной пустыни и обернулась, ощутив рядом другое существо.

Протоплазма выглядел тем самым "котенком", что был способен за раз сожрать несколько десятков человек.

− Так ты женщина или мужчина? − спросила Бирада.

− Это все, что тебя взволновало, Бирада? − усмехнулся он. − Да ты чудовище пострашнее меня!

Он преобразился и вновь стал черным котом небольшого роста.

− Я человек, а не чудовище, и это ты жрал разумных, а не я!

− Успокойся, человек, − усмехнулся кот, подходя к ней. − Я здесь, а не там, и у меня давно закончились идеи, зачем мне жрать разумных.

− А что стало с тем миром?

− Люди убили себя. Прилетели два дестроера и открыли огонь по колониям. Не из-за того, что там был я, а из-за того, что они чего-то друг с другом не поделили. Я улетел оттуда вместе с беженцами.

− И дестроеры не уничтожили корабли с беженцами?

− Они не предназначены для стрельбы по таким мелким целям, Бирада. Ты этого не поняла, что ли? Дестроеры столь неповоротливы сами по себе, что одиночный дестроер может быть уничтожен группой военных кораблей, вооруженных простыми химическими ракетами, начиненными динамитом. Достаточно лишь поразить несколько уязвимых мест, и этот монстр сам развалится на куски. Мы ведь тоже удрали с Зораги под носом у дестроеров.

− Ты хочешь, чтобы я простила тебе все эти дела, Протоплазма?

− Не смеши меня, Бирада. Я знаю, что за подобное нет прощения. Но я знаю и другое. Я могу одновременно и удовлетворять свои дикие инстинкты, и не быть таким чудовищем.

− И как же это?

Слов больше не было, и Бирада погрузилась в очередное воспоминание Протоплазмы.

* * *

Камера была узкой и длинной. Вдоль одной из стен тянулись деревянные нары на всю длинну, и в дальнем конце на них в обнимку лежали двое моих будущих соседа.

Дверь позади громыхнула, и я присел на нарах в самой середине, оглядывая кирпичную стену напротив и высокий потолок. Казалось, таких потолков в камерах не должно быть, но тут был, не меньше четырех метров от пола. Дверь занимала почти всю ширину камеры, отчего она напоминала скорее коротенький коридор. Быть может, тут и был когда-то коридор, пока не выстроили перегородившую его стену.

Сокамерники не собирались мною интересоваться, и я улегся на досках, решив, что лучше всего сейчас спать.

Проснулся в от резкого тычка в спину и грубого голоса.

− Вставай, свинья! − говорил человек. − Пахан желает с тобой говорить.

Я не торопился и осторожно поднявшись, сел. Передо мной стоял грязный верзила, от которого несло испражнениями. Он вдруг подскочил ко мне, схватил за волосы и подняв с нар потащил в дальний конец камеры, где сидел второй.

− Вижу, ты здесь в первый раз, девочка, − произнес пахан, глядя мне в лицо. − Будешь сопротивляться, тебе будет только хуже. − Он улыбулся своими гнилыми зубами.

− Зачем же сопротивляться? − буркнул я. − Я вас и без сопротивления сожру.

Пахан рассмеялся, но ненадолго. Я развернулся к шестерке, и тот отпрянул от моего лица, которое стало совсем не человеческим. А через мгновение мой противник уже вопил во все горло, только его голоса никто не слышал, потому что вопил он попав головой в мою широкую глотку. Я не медлил и, проглотив первую жертву, обернулся ко второй. Пахан вскочил на нары и вжался в угол камеры, глядя на мое чешуйчятое пузо.

− Ты ничего не видел, − произнес я, возвращая себе вид человека.

− Я ничего не видел, − проблеял пахан. − Не трогай меня! У меня есть деньги!

− Я деньгами не питаюсь, урод, − прорычал я, показывая клыки. − Прекрати придуриваться, идиот, а не то и тебя сожру.

− Ч-чего ты хочешь? − произнес он с дрожью, опускаясь на нары.

− Когда спросят о твоей шестерке, скажешь, что его охранники увели. − сказал я.

− К-куда? − переспросил тот, словно не понимая.

− Они тебе не докладывали, куда, − сказал я, ушел из его угла и улегся на нарах посреди камеры.

Пахан ко мне больше не подходил, только в обед прошел мимо к двери, получил миску с дурной похлебкой и ушел обратно.

Про второго никто и не спросил. Человек, разносивший еду, смотрел на меня через окошко некоторое время, затем захлопнул окошко и больше не вернулся.

Лишь вечером, во время поверки, охрана спохватилась и начала поиски пропавшего. Пахан промолчал, когда его спросили, и я заявил, что третьего из камеры увела охрана через час после того, как туда посадили меня. Разумеется, я "не знал", куда, и охранники ушли, не поленившись однако заглянуть под нары. Там ничего не было, кроме старого крысиного хода.

Меня вытащили из камеры трое верзил-охранников, волоком протащили по коридорам и лестницам, внесли в кабинет начальника и бросили перед ним на полу.

− Будешь сразу говорить, гнида? − произнес майор, подходя ко мне.

− Можно сразу и пожрать, − произнес я, глянув на него снизу.

Майор сделал знак охранникам, и те накинулись на меня. От первого пинка меня развернуло, и я чуть добавив себе скорости отлетел в ноги майору. Тот тоже попытался меня пнуть, но белые длинные змеи обвились вокруг его ног, и майор свалился на спину, не сумев удержаться на ногах.

Трое верзил на мгновение замерли, и через секунду заорали, увидев кошмарную картину с чудовищем, пожиравшим их начальника. Я не церемонился, и не дал шанса трем остальным сбежать. Они, конечно, попытались, но ушли недалеко. Всего лишь до второй двери, где их и настигли белые змеи.

− Вы сами привезли меня в эту кормушку, − произнес я, заглотив четыре новые жертвы.

Упускать свой шанс нажраться я не собирался, поэтому сразу же разделился на несколько частей, которые отправились в разные концы здания, на верхние этажи и в подвал, к камерам.

Охрана не успевала подымать тревогу, потому что я показывался в виде их коллег, и мое пиршество продолжалось. В эту ночь я сожрал около сотни человек, девяносто процентов которых были заключенные. Кто они такие, я уже знал из документов, которые читал в кабинете начальника − насильники, убийцы, воры. В охране служили тоже далеко не ангелы, во всех личных делах я нашел места, где были записаны незаконные дела этих людей, такие как избиения заключенных, насилие над заключенными противоположного пола. Некоторые были виновны даже в смертях.

Впрочем, мне было особенно без разницы, виновны они или нет, я сожрал всех, кого встретил, даже пару молодых девчонок, что встретились в казарме охранников.

Утром в заведении стояла полная тишина. Надрывался только один из телефонов в секретарской начальника, а я выбрался на улицу, спокойно пересек площадь перед главным зданием, сел в машину и укатил, сбивая шлакбаум, который уже никто не охранял.

Машину я бросил в паре сотен километров от заведения, в одном из небольших городков, что встретился по дороге, а сам ушел из городка, свернул на проселок и углубился в лес, где без всяких свидетелей дал волю своему телу, и то приобрело вид огромного ящера, забралось в озеро и едва не выжрало в нем всю живность вместе с водой. В тот момент я и вернул тело под управление разуму, то есть "проснулся".

Хищнические инстинкты немного притупились. желание нажираться как можно больше пропало, и я некоторое время занимался конвертацией излишней массы в параллельную энергию − попросту переводил свое тело в более устойчивую форму со скрытой массой. Обычно я так делаю сразу, во время обеда, но тут, пока тело отдыхало, это правило не действовало, а появляться перед местными жителями стотонной громадой было глупо и рискованно.

* * *

− Здорово, животина, − раздался веселый возглас. Я проснулся и открыв глаза увидел перед собой человека. Он стоял рядом и хлопал меня ладонью по боку. − Спокойно, котик, − проговорил он, чуть отходя, но не поворвачиваясь ко мне спиной.

− Ты кто такой? − спросил я.

− Ух ты! И вправду разговаривает! − воскликнул человек.

− Я задал вопрос, − потребовал я.

− Я − дрессировщик, − заявил он, − Афанасий Иванович Дураков. − Потомственный, между прочим, − добавил он.

− И кого же ты намерен дрессировать, дорогой Афанасий Иванович? Фамилию-то ты неправильную назвал.

− Тебя, разумеется, − ответил он, чуть усмехнувшись и показал маленький приборчик, на котором горел зеленый огонек. − Знаешь, что это такое?

− Что? − спросил я, еще не понимая, что было в руках человека.

− Это − стрекало. Немного усовершенствованная модель. Я просто нажимаю кнопку, и ты мгновенно отключаешься. Желаешь испытать?

− Нет, − зарычал я, резко подымаясь на лапы. В ту же секунду моя морда ударилась в пол, и я больше ничего не запомнил, а когда очнулся, рядом никого не было, изменилось только освещение. Теперь свет попадал ко мне через окошко высоко вверху, а не от ламп, располагавшихся на окружавших меня стенах.

Я поднялся и чуть потянувшись выглянул в окно. За ним была белая снежная пустыня.

− Ивини, котенок, − послышался голос человека позади, и я резко развернулся, отпрыгивая от окна. − Не нервничай, я говорю с тобой через технику.

− Чего тебе надо? − зарычал я, уже глядя в прибор, из которого доносился голос человека.

− Для начала, я хотел бы узнать твое имя, − произнес он. − Надеюсь, оно не секретно?

− Не секретно, − буркнул я. − Меня зовут Лев Крокодилович Бегемотов.

− Лев − поверю. Крокодилович − такого не бывает. Бегемотов − вполне терпимо, так что... Лев Бегемотов. У меня к тебе предложение, Лева, очень простое и, думаю, совсем не сложное для исполнения. Ты даешь слово, что не станешь меня трогать, а я пройду к тебе и мы поговорим о том деле, которое тебе будет предложено. Итак, твое слово.

− Я не согласен, − произнес я.

− Почему?

− Потому что ты меня трогать можешь, а я тебя не могу. Это нечестно. К тому же, я не понимаю, зачем столь глупое условие.

− Это не глупое условие. Просто, я − не совсем идиот, и не желаю оказаться твоим очередным обедом.

− Тогда, ты должен был именно такое условие и ставить, а не использовать дурацкий оборот "не трогать". Тебе нужно время, чтобы выбрать новое условие, или ты будешь настаивать на старой формулировке?

− Мне нужно несколько минут, − произнес человек, и связь оборвалсь.

Я прошелся у стен и некоторое время рассматривал свою тюрьму. Можно было не сомневаться, что камень здесь достаточно прочен, но я все же решил прощупать его незаметно для моих тюремщиков. Способов было множество, и все они сводились к одному − к сканированию камней с помощью ультразвука. Голоса мне было не занимать, и я встав в самом центре зарычал, увеличивая силу рыка и вплетая в него зондирующие импульсы. Принимая ответы я и получал информацию.

− Хороший у тебя голос, Лева, но не надо так больше делать, − раздался голос человека. В этот момент я уже знал, что он в здании один, что здание, более чем наполовину вморожено в лед, что вокруг на многие километры нет никаких строений и иных вкраплений жестких пород.

− Ты еще долго будешь думать? − зарычал я.

− Я уже все продумал, так что, слушай.

Он сказал несколько условий, которые можно было принять за условия найма телохранителя. Во всяком случае, только так я мог интерпретировать пункт со словами "никаким действием или бездействием Лев Бегемотов не имеет права допускать возникновение и развитие опасных ситуаций для Афанасия Ивановича". Были и другие условия, которые меня почти ни к чему не обязывали. В договоре не было даже условия слушаться человека, а был лишь пункт о том, что я должен "что-то отвечать на его вопросы".

− Я приму эти условия, если пункт о вопросах будет взаимным, − произнес я через некоторое время.

− Хорошо. Значит, договор заключен, − объявил человек. − Ты подтверждаешь?

− Подтверждаю, − прорычал я.

Послышался тихий шорох, затем раздался скрип, в одной из стенок открылся проход, и человек вошел ко мне. Я смотрел на него прямо, немигающим взглядом, и желания его сожрать у меня не возникало, хотя голод и присутствовал. Действовал договор, который я сам подтвердил.

Я лег, справедливо положив, что мое сидячее положение может быть воспринято как более агрессивное, чем лежачее. Афанасий Иванович прошел к моей голове и коснулся носа.

− Если тебе неприятны мои прикосновения, скажи сразу, и я не стану тебя касаться, − сказал он.

Я пока не видел ничего неприятного в его действиях. Близость потенциальной жертвы меня забавляла, а мысль схватить его даже понарошку, тут же гасилась силой заключенного доровора, который я нарушать пока не собирался. Во всяком случае, пока не получу от этого человека всю информацию, какую он может мне сообщить.

Он гладил мой живот и лапы, обошел меня вокруг и оказавшись перед моим носом, уселся на пол так, словно был уверен, что я его не трону ни в каком случае.

− А теперь мы поговорим, − произнес он. − Для начала, ты должен кое-что усвоить, а именно то, что ты находишься не у себя дома и не на своей планете. Надеюсь, эти слова тебе понятны?

− Вполне, − ответил я, прекрасно осознавая сказанное. Я в этом и не сомневался.

− Ты попал к нам примерно семь лет назад. Свалился из космоса и наделал не мало бед, из-за которых ты и оказался в этой вот клетке. Нам прекрасно известно, что для тебя эта клетка и не является клеткой, ты можешь легко отсюда выйти, и вряд ли тебя что-нибудь задержит, кроме... − Он сделал паузу, глядя прямо в мои глаза. − Кроме того самого приборчика. Полагаю, для тебя не секрет, что существует некая комбинация электромагнитных волн, которая мгновенно останавливает в тебе все жизненные процессы, и ты под его воздействием впадаешь в коматозное состояние, из которого выходишь несколько часов. − Я это, разумеется знал, как знал и как защищаться от подобного воздействия. Но говорить об этой защите я не собирался. − Именно так тебя и поймали. Задерживающая комбинация оказалась включена совершенно случайно, когда за тобой охотилась наша армия. И тебе сильно повезло, что нашедшие тебя люди не применили огнеметы или другое более сильное оружие. Тебе так же повезло в том, что наше руководство сочло установление контакта с инопланетянином более важной задачей, нежели месть за сожранных людей. Я понятно излагаю?